— Несомненно. Это мужчина. И мужское начало в нем сильно, это чувствовалось.
— Соня шантажировала вас именно этим?
Павловский вздрогнул и побледнел еще больше.
— Откуда вы знаете?
— Да уж знаю.
— Да, она своровала часть диктофонных записей, когда приходила ко мне за деньгами. Пыталась настаивать на том, что теперь я должен выделять ей больше. А я и так колоссальные суммы трачу на ее содержание.
— Понятно. Скажите, в разговорах он упоминал какие-то бытовые подробности своей жизни, может быть, друзей, знакомых, пусть не по именам, хотя бы по приметам.
— Практически нет. Однажды он случайно обмолвился… говоря о чем-то сказал, что это так же банально, как вид из его окна — кроны парка «Сокольники» и неизменное воронье по осени.
12. Убегая от черного человека
Дождь закончился. Город, ошарашенный внезапной атакой небес, плавал в прозрачных лужах, в одну из которых угодила и я. Сняв туфли, босиком нырнула в сухое теплое чрево машины и даже зажмурилась от наслаждения. Оказаться под надежной защитой железного коня, которому по причине отсутствия мозгов не грозило безумие, было до щекотки приятно. Да уж… чем больше я узнаю людей, тем больше люблю животных. И машины.
— Марко, что такое с вами случилось? — покосилась я на спутника.
— Ничего, — буркнул он.
— Вы обещали объяснить.
— Да пожалуйста! Я объясню, как изволите. Этого вашего мага я не вижу!
— В упор?
— Самое время для иронии. Нет, я вижу его, так же, как вы. И не более того. Он ставит защиту.
— О чем вы?
— Это профессиональные штучки. Овладев некоторыми навыками, можно научить обманывать детектор лжи, вы это знаете?
— Конечно знаю.
— Ну так вот, существуют специальных техники, позволяющие заключать собственное сознание в такой… как сказать… кокон. В этом случае все внешние проявления, те, по которым я обычно и вычисляю людей, не будут соответствовать истинным раздражителям. Он ненавидит вас, но вы никогда этого не заподозрите. Он будет думать, как вас убить, а внешне это будет смотреться так, как будто он размышляет, какой десерт лучше подать. Все люди в большей или меньшей степени умеют делать, но некоторые в совершенстве. Ваш Павловский — гений обмана!
— Никакой он не мой.
— Хм… а то я не видел, как вы уши развесили.
— Считаете, что он врал?
— Не знаю. Эта как раз та ситуация, которую я просчитать не могу. Возможно, он скрытен от природы, возможно он развил в себе это качество во время практики. Но понять, что в его словах ложь, а что истина, я не могу.
— Но и на слово вы ему не верите?
— Не верю, если честно. Мне, Настя, кажется это нелепым, нелогичным. Как можно, обладая такими способностями, не догадаться об истинной сущности происходящего? Он якобы не знал, что клиент балуется практическими уроками. Ну не смешите меня!
— Сейчас Григорий позвонит Верещагину и за Федором будет установлено наблюдение. Марко, вы считаете, что он мог придумать все это от начала до конца? Может, это он убивал?
— Помните, когда мы оказались на месте обнаружения трупов Гетерсов, я впал в растерянность?
— Да.
— Так вот, именно тогда я впервые подумал о том, что наш противник умеет хорошо прятать свое сознание. Дело в том, что характеристики того места кардинально отличались от первого. Как будто действовал совершенно другой человек. Сегодня мы должны успеть побывать в Сокольниках, где нашли последнюю пару и в Медведково, где он избавился от тел Валевских.
— И еще, мне кажется, это важно… Прошу вас, заедем буквально на десять минут в больницу. Там лежит девушка… Арина. Та самая, с которой все и началось.
Марко не стал возражать и через полчаса наша представительная, в основном за счет итальянца, делегация, входила в уже знакомую палату.
* * *
«Рискованная штука эта любовь с первого взгляда, когда она еще не видела его банковского счета, а он еще не видел ее в папильотках. Тем не менее в жизни оно бывает», — писал нежно любимый мной О. Генри. К чему я вдруг вспомнила классика? Всему виной Арина и Марко. Уже в первые секунды их знакомства что-то произошло. Это довольно сложно описать словами, придать впечатлениям такого рода устойчивые формы все равно что лепить из опары восьмигранник. Случилось. Стены в палате засветились карамельно-розовым цветом, поникший букетик ландышей, принесенный кем-то из гостей, воспрянул. В помещении отчетливо запахло озоном. Формально все осталось на своих местах. Поменялось лишь измерение.
Возможно, Марко был героем детских снов Арины. Безвольная, мало приспособленная к жизни, она видела своего героя именно таким — добрым и большим. И чем больше, тем лучше. Опереться на такое монументально огромное плечо — мечта любой слабой женщины. Ни страсть, ни деньги не дадут такого наслаждение, как ощущение незыблемого покоя и защищенности. А уж если в придачу к этому милый избранник умен и состоятелен… Но обо всем этом Арина пока не знала. Она смотрела на Марко глазами, в которых восхищение боролось со страхом и стыдом. Запакованная в гипс, много дней не видевшая себя в зеркало, она являла собой печальное зрелище и боялась случайно показать свой восторг перед Марко. Ведь в этом случае он мог лишь пожалеть ее.
Но и Марко накрыло неведомой волной. Вот уж не ожидала. Великан неловко топтался посреди палаты и все никак не решился присесть на слишком хрупкий для его седалища стул. В отличие от простых смертных, он мог позволить себе не обращать внимания на условности момента. Он легко мог представить Арину без гипса, такой, какой она была до трагедии и какой, возможно, станет после. Вот только знает ли он, что она с той печальной ночи женщина навсегда прикована к инвалидному креслу?
— Перко? — спросил он меня, внезапно перейдя на итальянский, — она встанет! Она будет ходить. Бениссимо! Я счастлив с вами познакомиться, — залопотал он страшно диссонирующим с его внешностью фальцетом. Он был сейчас нелеп, как все люди, внезапно выброшенные из реальности. Он пасся на привольных угодьях Эрота. Хаос и Тартар не рисковали подходить ближе, чем на пушечный выстрел.
Кажется, мы здесь зависнем надолго, подумала я. Соседки Арины по палате проявили куда больше такта, чем я. Их словно ветром сдуло. Та, что со сломанной рукой, здоровой конечностью прихватила меня за рукав и выдернула следом за собой в коридор.
— Жалко девку, — сокрушалась она, плюхнувшись на кушетку, — вот угораздило ее. И ведь одна одинешенька, никто к ней ходит, никто ни яблочка, ни пирожков домашних не принесет.
Женщины смотрели на меня укоризненно. Черт, надо было попросить Лизавету. Она и по части пирогов мастерица, и утешить в минуты печали и слабости может, как никто другой.
— Видный мужчина какой, — вздохнула с завистью дама с переломанными ногами, кто же он ей будет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65