Если нет, никаких вопросов.
Они переглянулись.
Лучше звони адвокату, малышка. Мы задержим тебя за ношение оружия. Это не женский револьвер.
Глава 18
Разбирательство
Окружной прокурор пришел в бешенство. Но это меня не очень взволновало. Мэллори, прочитав в «Геральд стар» о кислоте, впал в ярость. К этому я давно привыкла. Роджер, узнав, что я провела ночь в загородном полицейском участке, сначала заволновался, потом обиделся. Он тоже перебьется. Но Лотти... Лотти и говорить со мной не станет. Это уже хуже.
Ночь была неспокойной. Покмарк и Фатсо арестовали меня в половине десятого. Я позвонила своему адвокату Фримэну Картеру, но его не было дома. К телефону подошла его тринадцатилетняя дочь. Она показалась мне уравновешенным и смышленым ребенком, но трудно было сказать, когда она передаст мое сообщение отцу.
Затем мы уселись для серьезного разговора. Я решила ничего не говорить, так как мне и в самом деле нечего было рассказывать. Правды я сказать не могла, а в том настроении, в каком пребывала Лотти, она могла бы неправильно истолковать любой факт, который я сообщила бы полиции.
Покмарк и Фатсо отвели меня к своему начальству еще задолго до темноты. Было около полуночи, когда приехал Чарлз Николсон из окружной прокуратуры. Я знала Чарлза. Он был заметной шишкой в судопроизводстве. Ему нравилось думать, что он наследник Кларенса Дэрроу, и он действительно внешне походил на него, по крайней мере лохматой головой и значительными размерами живота. Чарлз был из тех, кто любит подлавливать своих подчиненных, когда они ведут личные разговоры по телефону. Мы никогда не были, что называется, близки.
– Ну, ну, Варшавски. Совсем как в старые времена. Ты, я, несколько полицейских и между нами стол.
– Привет, Чарли, – спокойно парировала я. – Действительно, как в старые времена. Шестая пуговица на твоей рубашке так и не застегивается.
Он посмотрел на свое пузо и попытался стянуть полы рубашки, затем в ярости взглянул на меня.
– Все шутишь, да? Даже когда тебя обвиняют в убийстве.
– Если это обвинение в убийстве, то мне навесили его без моего ведома, – раздраженно ответила я. – А это ущемляет мои гражданские права. Лучше перечитай уголовный кодекс, освежи свои знания.
– Нет-нет, – проговорил он своим слащавым голосом, – ты права – это я просто так сказал. Тебя, обвиняют в том, что ты препятствуешь расследованию. Давай-ка поговорим о том, что ты делала в квартире старика, Варшавски.
Я покачала головой:
– Нет, пока у меня не будет адвоката; как я понимаю, все сказанное может быть использовано против меня. Я не знакома с тонкостями судопроизводства, так что мне нечем помочь в полицейском расследовании.
Это было последнее, что я сказала.
Пытаясь вызвать меня на разговор, Чарли испробовал различные приемы: оскорбления, дружеское участие, абстрактные рассуждения о преступности... Я принялась выполнять четырех-частное упражнение: поднимаю правую ногу, считаю до пяти, опускаю, поднимаю левую. Счет помогал мне не обращать внимания на Чарли, а мое упражнение бесило его. Я дошла до семидесяти пяти, когда он сложил оружие.
Ситуация изменилась в половине, третьего, когда приехал Бобби Мэллори.
– Мы забираем тебя в город, – сообщил он мне. – У менявсе это уже вот здесь сидит. – Он показал рукой на шею. – Куда ни погляди, везде твоя задница. А правду говоришь, только когда захочешь. Как ты посмела... как ты посмела сообщить эту историю с кислотой Райерсону и ничего не сказать нам тем утром? Несколько часов назад мы говорили с твоим дружком Феррантом. Я не такой глухой, чтобы не заметить, как ты прервала его, когда он хотел спросить, не был ли это тот, кто бросил в тебя чем-то там. Оказывается, бросили в тебя... кислотой. Тебе пора в психиатрическую лечебницу. И прежде, чем наступит утро, ты либо все расскажешь, либо мы тебя туда отправим и больше не выпустим.
Пустые разговоры, и Бобби это знал. Он злился на меня частично за укрывательство фактов, частично потому, что я была дочерью Тони и он боялся за меня.
Я поднялась:
– О'кей. Договорились. Хотя добавить мне нечего: Мюррей написал об этой истории с кислотой сразу после того, как это произошло. А теперь увезите меня отсюда подальше, и от Чарли тоже, тогда я начну говорить.
– Только правду, Варшавски. Попробуй хоть что-нибудь скрыть, что-нибудь, и мы упечем тебя за решетку. Мне наплевать, я притяну тебя хоть за употребление наркотиков.
– Я не наркоманка, Бобби. И наркотиков вы у меня дома не найдете, если сами их не подбросили. Впрочем, дома у меня тоже нет.
Его крупное лицо побагровело.
– Мне все равно, Варшавски. От психушки тебя отделяет всего ничего. Так что никакого хамства, никаких уверток. Понятно?
– Понятно.
Бобби заставил полицейских снять обвинение и увез меня к себе в участок. Юридически я не была арестована и не могла ехать с ним. Не была я и одурманена наркотиками.
Водитель оказался приятным молодым человеком, который был не прочь поболтать. Я спросила его, как он думает, отпустит ли команда «Кабс» Рика Сатклиффа. Ведь теперь, после участия в игре «Все звезды», он требует пять-шесть миллионов долларов. Но Бобби грубо оборвал его, так что мне пришлось развивать эту тему в одиночестве.
Когда мы приехали на Одиннадцатую улицу, Бобби быстро провел меня в комнату для допросов. Детектив Финчли, молодой негр-полицейский, который был в форме, когда я впервые его увидела, присоединился к нам и стал записывать.
Бобби попросил принести кофе, закрыл дверь и сел за свой стол.
– Хватит разговоров о Сатклиффе. Только факты.
Я сообщила ему факты. Рассказала о Розе и акциях, об угрожающих звонках. О нападении на лестнице и о предположении Мюррея насчет Уолтера Новика, О звонке сегодня утром, когда я вернулась за вещами: «Счастье невечно».
– А как насчет Стефана Хершеля? Что ты делала у него в квартире в тот день, когда его ранили?
– Это совпадение. Как он?
– Не надо, Варшавски. Сегодня задаю вопросы я. Что ты делала в его доме?
– Он дядя моей подруги. Ты знаешь доктора Хершель... Он очень интересный старик, и ему одиноко. Он пригласил меня на чай.
– Чай? И поэтому ты взломала дверь?
– Когда я приехала туда, дверь была открыта, это меня обеспокоило.
– А соседка по площадке говорит, что дверь была заперта, и это ее тоже обеспокоило.
– Она не была распахнута, просто незаперта. Бобби вытащил мою связку отмычек.
– Ты случайно не пользовалась ими? Я покачала головой:
– Я даже не знаю, как с ними обращаться. Это подарок одного из моих бывших клиентов – еще когда я была общественным защитником.
– И ты восемь лет носишь их с собой из чистой сентиментальности? Ну давай выкладывай.
– Я уже все сказала, Бобби. Про кислоту, про Новика, про Розу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Они переглянулись.
Лучше звони адвокату, малышка. Мы задержим тебя за ношение оружия. Это не женский револьвер.
Глава 18
Разбирательство
Окружной прокурор пришел в бешенство. Но это меня не очень взволновало. Мэллори, прочитав в «Геральд стар» о кислоте, впал в ярость. К этому я давно привыкла. Роджер, узнав, что я провела ночь в загородном полицейском участке, сначала заволновался, потом обиделся. Он тоже перебьется. Но Лотти... Лотти и говорить со мной не станет. Это уже хуже.
Ночь была неспокойной. Покмарк и Фатсо арестовали меня в половине десятого. Я позвонила своему адвокату Фримэну Картеру, но его не было дома. К телефону подошла его тринадцатилетняя дочь. Она показалась мне уравновешенным и смышленым ребенком, но трудно было сказать, когда она передаст мое сообщение отцу.
Затем мы уселись для серьезного разговора. Я решила ничего не говорить, так как мне и в самом деле нечего было рассказывать. Правды я сказать не могла, а в том настроении, в каком пребывала Лотти, она могла бы неправильно истолковать любой факт, который я сообщила бы полиции.
Покмарк и Фатсо отвели меня к своему начальству еще задолго до темноты. Было около полуночи, когда приехал Чарлз Николсон из окружной прокуратуры. Я знала Чарлза. Он был заметной шишкой в судопроизводстве. Ему нравилось думать, что он наследник Кларенса Дэрроу, и он действительно внешне походил на него, по крайней мере лохматой головой и значительными размерами живота. Чарлз был из тех, кто любит подлавливать своих подчиненных, когда они ведут личные разговоры по телефону. Мы никогда не были, что называется, близки.
– Ну, ну, Варшавски. Совсем как в старые времена. Ты, я, несколько полицейских и между нами стол.
– Привет, Чарли, – спокойно парировала я. – Действительно, как в старые времена. Шестая пуговица на твоей рубашке так и не застегивается.
Он посмотрел на свое пузо и попытался стянуть полы рубашки, затем в ярости взглянул на меня.
– Все шутишь, да? Даже когда тебя обвиняют в убийстве.
– Если это обвинение в убийстве, то мне навесили его без моего ведома, – раздраженно ответила я. – А это ущемляет мои гражданские права. Лучше перечитай уголовный кодекс, освежи свои знания.
– Нет-нет, – проговорил он своим слащавым голосом, – ты права – это я просто так сказал. Тебя, обвиняют в том, что ты препятствуешь расследованию. Давай-ка поговорим о том, что ты делала в квартире старика, Варшавски.
Я покачала головой:
– Нет, пока у меня не будет адвоката; как я понимаю, все сказанное может быть использовано против меня. Я не знакома с тонкостями судопроизводства, так что мне нечем помочь в полицейском расследовании.
Это было последнее, что я сказала.
Пытаясь вызвать меня на разговор, Чарли испробовал различные приемы: оскорбления, дружеское участие, абстрактные рассуждения о преступности... Я принялась выполнять четырех-частное упражнение: поднимаю правую ногу, считаю до пяти, опускаю, поднимаю левую. Счет помогал мне не обращать внимания на Чарли, а мое упражнение бесило его. Я дошла до семидесяти пяти, когда он сложил оружие.
Ситуация изменилась в половине, третьего, когда приехал Бобби Мэллори.
– Мы забираем тебя в город, – сообщил он мне. – У менявсе это уже вот здесь сидит. – Он показал рукой на шею. – Куда ни погляди, везде твоя задница. А правду говоришь, только когда захочешь. Как ты посмела... как ты посмела сообщить эту историю с кислотой Райерсону и ничего не сказать нам тем утром? Несколько часов назад мы говорили с твоим дружком Феррантом. Я не такой глухой, чтобы не заметить, как ты прервала его, когда он хотел спросить, не был ли это тот, кто бросил в тебя чем-то там. Оказывается, бросили в тебя... кислотой. Тебе пора в психиатрическую лечебницу. И прежде, чем наступит утро, ты либо все расскажешь, либо мы тебя туда отправим и больше не выпустим.
Пустые разговоры, и Бобби это знал. Он злился на меня частично за укрывательство фактов, частично потому, что я была дочерью Тони и он боялся за меня.
Я поднялась:
– О'кей. Договорились. Хотя добавить мне нечего: Мюррей написал об этой истории с кислотой сразу после того, как это произошло. А теперь увезите меня отсюда подальше, и от Чарли тоже, тогда я начну говорить.
– Только правду, Варшавски. Попробуй хоть что-нибудь скрыть, что-нибудь, и мы упечем тебя за решетку. Мне наплевать, я притяну тебя хоть за употребление наркотиков.
– Я не наркоманка, Бобби. И наркотиков вы у меня дома не найдете, если сами их не подбросили. Впрочем, дома у меня тоже нет.
Его крупное лицо побагровело.
– Мне все равно, Варшавски. От психушки тебя отделяет всего ничего. Так что никакого хамства, никаких уверток. Понятно?
– Понятно.
Бобби заставил полицейских снять обвинение и увез меня к себе в участок. Юридически я не была арестована и не могла ехать с ним. Не была я и одурманена наркотиками.
Водитель оказался приятным молодым человеком, который был не прочь поболтать. Я спросила его, как он думает, отпустит ли команда «Кабс» Рика Сатклиффа. Ведь теперь, после участия в игре «Все звезды», он требует пять-шесть миллионов долларов. Но Бобби грубо оборвал его, так что мне пришлось развивать эту тему в одиночестве.
Когда мы приехали на Одиннадцатую улицу, Бобби быстро провел меня в комнату для допросов. Детектив Финчли, молодой негр-полицейский, который был в форме, когда я впервые его увидела, присоединился к нам и стал записывать.
Бобби попросил принести кофе, закрыл дверь и сел за свой стол.
– Хватит разговоров о Сатклиффе. Только факты.
Я сообщила ему факты. Рассказала о Розе и акциях, об угрожающих звонках. О нападении на лестнице и о предположении Мюррея насчет Уолтера Новика, О звонке сегодня утром, когда я вернулась за вещами: «Счастье невечно».
– А как насчет Стефана Хершеля? Что ты делала у него в квартире в тот день, когда его ранили?
– Это совпадение. Как он?
– Не надо, Варшавски. Сегодня задаю вопросы я. Что ты делала в его доме?
– Он дядя моей подруги. Ты знаешь доктора Хершель... Он очень интересный старик, и ему одиноко. Он пригласил меня на чай.
– Чай? И поэтому ты взломала дверь?
– Когда я приехала туда, дверь была открыта, это меня обеспокоило.
– А соседка по площадке говорит, что дверь была заперта, и это ее тоже обеспокоило.
– Она не была распахнута, просто незаперта. Бобби вытащил мою связку отмычек.
– Ты случайно не пользовалась ими? Я покачала головой:
– Я даже не знаю, как с ними обращаться. Это подарок одного из моих бывших клиентов – еще когда я была общественным защитником.
– И ты восемь лет носишь их с собой из чистой сентиментальности? Ну давай выкладывай.
– Я уже все сказала, Бобби. Про кислоту, про Новика, про Розу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72