На Анне-Лизе, которая стояла впереди слуг, собравшихся в большом зале, чтобы пожелать им счастливого пути, лица не было. Клаус подошел к ней, и она положила ему в руку маленький мешочек с пахучими травами. На счастье, ваше высочество, – пробормотала она. – Используйте их осмотрительно. Вы сами поймете, когда… и как…
На этот раз Клаус не стал журить ее за упоминание его бывшего титула. На его лице застыло ласковое и любящее выражение. Это было прощание. У Бэкки, наблюдавшей со стороны, на глаза навернулись слезы. И хотя вслух этого не говорилось, она и без того знала, что он никогда больше их не увидит.
С тем же выражением на лице Клаус усадил ее в ожидающую на дорожке повозку с грумом, возницей и форейтором, которых Свен нанял на постоялом дворе в Бодмин Мур. Было бы предпочтительнее отправиться в почтовой карете, но им это не подходило, ведь почтовая карета вмещала двоих, а с ними еще ехала Мод. Четверка лошадей нетерпеливо гарцевала на месте, двое мальчишек-посыльных оседлали ведущих в упряжке, чтобы двигаться быстрее. Грума определили на сиденье позади экипажа, возницу усадили на козлы, где он и замер, будто аршин проглотил, с замотанным кнутом с длинной ручкой.
Как только все расселись, Клаус тростью постучал по крыше, приказывая вознице трогать. Когда в воздухе раздался свист кнута и повозка тронулась по грязной дороге на северо-запад, он даже не оглянулся. Мод, которую граф специально усадил так, чтобы скрыть от нее происходящее, тоже не выглянула, поэтому можно было считать, что все обошлось. Бэк-ка все видела и не была ни капли удивлена отсутствием дома, Генрика и остальных. Правда, кровь отхлынула от ее лица, по коже прошел мороз. Теперь они действительно остались одни!
Она вздрогнула, и Клаус крепче прижал ее к себе. Тепло его сильной руки на плече успокаивало. Она заговорила только после того, как Мод задремала. Но даже теперь она старалась говорить приглушенным шепотом.
– Нам предстоит долгая поездка, – сказала она. – Отец узнает, куда мы направляемся. Он догадается и поедет вслед за нами.
– Я был терпим к вашему отцу только ради вас, mittkostbart, но теперь мое терпение подошло к концу. Я смогу устранить его и без астральной магии, если в этом будет нужда, и я сделаю это… но только если будет нужда. Я что-то не уверен, что в основе его отвратительного отношения к вам лежит безумие. Это бессердечное, эгоистичное, ограниченное существо, которое не интересует ничего, кроме азартных игр. То, что он однажды готов был расплатиться вами в своих играх, это еще куда ни шло, но дважды! Я не боюсь говорить вам это все сейчас, когда мы уже далеко. Генрику понадобился весь его талант убеждать, чтобы я сдержался и этот нахал не получил по заслугам, черт его побери! Он ваш отец, но учтите – может настать день, когда я закрою на это глаза.
– Отец всегда был игроком. Но после того как умерла матушка, он только этим и живет. Он одержим игрой, и таких, как он, довольно много, судя по его так называемым друзьям, которых я видела. Они приходят и уходят, как тени, днем и ночью. Злобные, гадкие приживалы с безумными горящими глазами, бьющиеся как мухи в его паутине, если он выигрывал, что случалось нечасто. На этот раз он перешел все границы. Это огорчает меня, но я не могу больше терпеть, поэтому никогда туда не вернусь. Никогда, никогда!
– А вам и не придется. Вы теперь моя, mittkostbart, моя драгоценная Бэкка, до конца наших дней.
– Вы уверены? – прошептала она. – Вы от столь многого ради меня отказались. Я так боюсь…
– Не бойтесь, – остановил он ее.
Но она опасалась, что он все же сомневается. Все внутри оборвалось, когда он не дал ей договорить. Ее захлестнуло полной тепла при звуке этого глубокого бархатистого голоса, от его дыхания, щекочущего кожу.
– Не придется, – повторил он.
Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. Его взгляд горел желанием, ее же был затуманен слезами. Он нежно поцеловал ее веки – сначала одно, затем другое.
Я сам принял такое решение. И никогда не стану об этом жалеть. И давайте больше не будем к этому возвращаться.
Никогда. Моя мать, благодаря которой я появился на свет, была смертной, mittkostbart. Отец сразу после моего зачатия сделал то же, что и я сейчас. Разлука с ней была для него невыносима. Я познал все прелести обоих миров. Много таких, как я, бродит сейчас по земле, и еще больше последует за мной. Вы похитили мое сердце. Теперь оно принадлежит вам. Не мне. Теперь оно ваше, моя Бэкка.
– Но… вы даже не знаете…
Она не могла произнести это вслух. Она думала о его прошлом – об Илии и о том, что могло происходить между этими двумя астральными созданиями, – и чувствовала себя такой неопытной, неумелой, смешной с этой своей невинностью. Кровь ударила в виски. Момент для разговора был выбран как нельзя более удачно. Внезапно она поняла, насколько плохо они знали друг друга.
– О любовь моя, если бы вы только знали, насколько пусты и беспочвенны ваши страхи. Вы заняли мое сердце и мысли с того самого момента, как я впервые вас увидел. Я встречаю рассвет с вашим именем на устах, с ним я и засыпаю….
– А мои сны?
– Это были не сны, mittkostbart, – сказал он. В его голосе прозвучал смех – мягкий, мелодичный, оказывающий на нее такое же гипнотическое воздействие, как и его ласки.
Она ахнула. Одно дело – подозревать, и совсем другое – слышать это из его уст.
– Но я думала… и мы почти… я бы никогда не…
– Я знаю, что вы бы никогда. Я и сам не позволил вашему сну зайти слишком далеко. Но скоро, моя Бэкка, этот сон превратится в реальность… для нас обоих.
Клаус предпочел бы, чтобы расстояние между Корнуэллом и Шотландией было короче. Он и так остановился на самом быстром виде транспорта, двигались они по почтовому тракту, упряжка состояла из четырех лошадей, двоих из которых пришпоривали мальчики-посыльные. Но даже по самым смелым подсчетам их поездка должна была занять не менее четырех дней. И это при условии, что они будут делать очень короткие остановки – только для того, чтобы сменить лошадей и чтобы женщины могли привести себя в порядок. В худшем случае, если погода испортится и они будут останавливаться в гостиницах на ночь, может пройти неделя, прежде чем они доберутся до Гретна Грин. В любом случае не следовало забывать о различных непредвиденных обстоятельствах, которые могли значительно задержать их продвижение вперед, – погнутые колеса, разлившиеся реки, прихрамывающие лошади. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда путешествуешь по большим дорогам.
Клаус рассчитывал, что, отдаляясь от побережья, бури и грозы они оставят позади. Но уже второй день пути был на исходе, а шерстяные пледы все еще были отнюдь не лишними. Погода наладилась. Стоило выехать из Корнуэлла, как они смогли насладиться последними летними деньками – воздух был пронизан теплом и спокойствием, ночью на небе загорались звезды и светила полная луна, которая опять пошла на убыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
На этот раз Клаус не стал журить ее за упоминание его бывшего титула. На его лице застыло ласковое и любящее выражение. Это было прощание. У Бэкки, наблюдавшей со стороны, на глаза навернулись слезы. И хотя вслух этого не говорилось, она и без того знала, что он никогда больше их не увидит.
С тем же выражением на лице Клаус усадил ее в ожидающую на дорожке повозку с грумом, возницей и форейтором, которых Свен нанял на постоялом дворе в Бодмин Мур. Было бы предпочтительнее отправиться в почтовой карете, но им это не подходило, ведь почтовая карета вмещала двоих, а с ними еще ехала Мод. Четверка лошадей нетерпеливо гарцевала на месте, двое мальчишек-посыльных оседлали ведущих в упряжке, чтобы двигаться быстрее. Грума определили на сиденье позади экипажа, возницу усадили на козлы, где он и замер, будто аршин проглотил, с замотанным кнутом с длинной ручкой.
Как только все расселись, Клаус тростью постучал по крыше, приказывая вознице трогать. Когда в воздухе раздался свист кнута и повозка тронулась по грязной дороге на северо-запад, он даже не оглянулся. Мод, которую граф специально усадил так, чтобы скрыть от нее происходящее, тоже не выглянула, поэтому можно было считать, что все обошлось. Бэк-ка все видела и не была ни капли удивлена отсутствием дома, Генрика и остальных. Правда, кровь отхлынула от ее лица, по коже прошел мороз. Теперь они действительно остались одни!
Она вздрогнула, и Клаус крепче прижал ее к себе. Тепло его сильной руки на плече успокаивало. Она заговорила только после того, как Мод задремала. Но даже теперь она старалась говорить приглушенным шепотом.
– Нам предстоит долгая поездка, – сказала она. – Отец узнает, куда мы направляемся. Он догадается и поедет вслед за нами.
– Я был терпим к вашему отцу только ради вас, mittkostbart, но теперь мое терпение подошло к концу. Я смогу устранить его и без астральной магии, если в этом будет нужда, и я сделаю это… но только если будет нужда. Я что-то не уверен, что в основе его отвратительного отношения к вам лежит безумие. Это бессердечное, эгоистичное, ограниченное существо, которое не интересует ничего, кроме азартных игр. То, что он однажды готов был расплатиться вами в своих играх, это еще куда ни шло, но дважды! Я не боюсь говорить вам это все сейчас, когда мы уже далеко. Генрику понадобился весь его талант убеждать, чтобы я сдержался и этот нахал не получил по заслугам, черт его побери! Он ваш отец, но учтите – может настать день, когда я закрою на это глаза.
– Отец всегда был игроком. Но после того как умерла матушка, он только этим и живет. Он одержим игрой, и таких, как он, довольно много, судя по его так называемым друзьям, которых я видела. Они приходят и уходят, как тени, днем и ночью. Злобные, гадкие приживалы с безумными горящими глазами, бьющиеся как мухи в его паутине, если он выигрывал, что случалось нечасто. На этот раз он перешел все границы. Это огорчает меня, но я не могу больше терпеть, поэтому никогда туда не вернусь. Никогда, никогда!
– А вам и не придется. Вы теперь моя, mittkostbart, моя драгоценная Бэкка, до конца наших дней.
– Вы уверены? – прошептала она. – Вы от столь многого ради меня отказались. Я так боюсь…
– Не бойтесь, – остановил он ее.
Но она опасалась, что он все же сомневается. Все внутри оборвалось, когда он не дал ей договорить. Ее захлестнуло полной тепла при звуке этого глубокого бархатистого голоса, от его дыхания, щекочущего кожу.
– Не придется, – повторил он.
Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. Его взгляд горел желанием, ее же был затуманен слезами. Он нежно поцеловал ее веки – сначала одно, затем другое.
Я сам принял такое решение. И никогда не стану об этом жалеть. И давайте больше не будем к этому возвращаться.
Никогда. Моя мать, благодаря которой я появился на свет, была смертной, mittkostbart. Отец сразу после моего зачатия сделал то же, что и я сейчас. Разлука с ней была для него невыносима. Я познал все прелести обоих миров. Много таких, как я, бродит сейчас по земле, и еще больше последует за мной. Вы похитили мое сердце. Теперь оно принадлежит вам. Не мне. Теперь оно ваше, моя Бэкка.
– Но… вы даже не знаете…
Она не могла произнести это вслух. Она думала о его прошлом – об Илии и о том, что могло происходить между этими двумя астральными созданиями, – и чувствовала себя такой неопытной, неумелой, смешной с этой своей невинностью. Кровь ударила в виски. Момент для разговора был выбран как нельзя более удачно. Внезапно она поняла, насколько плохо они знали друг друга.
– О любовь моя, если бы вы только знали, насколько пусты и беспочвенны ваши страхи. Вы заняли мое сердце и мысли с того самого момента, как я впервые вас увидел. Я встречаю рассвет с вашим именем на устах, с ним я и засыпаю….
– А мои сны?
– Это были не сны, mittkostbart, – сказал он. В его голосе прозвучал смех – мягкий, мелодичный, оказывающий на нее такое же гипнотическое воздействие, как и его ласки.
Она ахнула. Одно дело – подозревать, и совсем другое – слышать это из его уст.
– Но я думала… и мы почти… я бы никогда не…
– Я знаю, что вы бы никогда. Я и сам не позволил вашему сну зайти слишком далеко. Но скоро, моя Бэкка, этот сон превратится в реальность… для нас обоих.
Клаус предпочел бы, чтобы расстояние между Корнуэллом и Шотландией было короче. Он и так остановился на самом быстром виде транспорта, двигались они по почтовому тракту, упряжка состояла из четырех лошадей, двоих из которых пришпоривали мальчики-посыльные. Но даже по самым смелым подсчетам их поездка должна была занять не менее четырех дней. И это при условии, что они будут делать очень короткие остановки – только для того, чтобы сменить лошадей и чтобы женщины могли привести себя в порядок. В худшем случае, если погода испортится и они будут останавливаться в гостиницах на ночь, может пройти неделя, прежде чем они доберутся до Гретна Грин. В любом случае не следовало забывать о различных непредвиденных обстоятельствах, которые могли значительно задержать их продвижение вперед, – погнутые колеса, разлившиеся реки, прихрамывающие лошади. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда путешествуешь по большим дорогам.
Клаус рассчитывал, что, отдаляясь от побережья, бури и грозы они оставят позади. Но уже второй день пути был на исходе, а шерстяные пледы все еще были отнюдь не лишними. Погода наладилась. Стоило выехать из Корнуэлла, как они смогли насладиться последними летними деньками – воздух был пронизан теплом и спокойствием, ночью на небе загорались звезды и светила полная луна, которая опять пошла на убыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85