Он лежал в дальнем углу. Исхудалое лошадиное лицо, горбатый нос и налитые кровью желтые глаза. Бывший воин курил вонючую сигарету, затяжки были короткие и жадные. Заметив, что Уилсон пришел в себя, он нагнулся вперед:
— Ваше лицо стало значительно лучше. А рука, как она?
— Похоже, неплохо, — ответил Уилсон. — Кто меня вылечил?
Негр кивнул на иво. Уилсон помахал человеку:
— Спасибо, мистер.
Иво внимательно на него смотрел.
— У меня осталось лишь несколько сигарет, — сказал негр, — но после того, что вы перенесли, я с радостью поделюсь с вами. Хотите покурить сейчас или позднее?
Уилсон покачал головой:
— Я вообще-то не курю. Так, иногда, за компанию. Он различил на рваном воротнике негра позолоченный знак офицера.
— А вы что здесь делаете? — Уилсон указал рукой, облепленной лечебными листьями, на просвет между прутьями клетки. — Вам следует быть там, со всеми.
Неф оттянул воротничок, Уилсон увидел татуировку.
— Это жезл и растущая луна, — пояснил неф, — а не жезл и звезда. Я полковник Саба из Патриотического фронта анду. Эти негодяи бупу устроили засаду на мой взвод по ту сторону озера Цуванга около Имбобо примерно два месяца назад. Некоторым моим людям удалось убежать, а мне… — Он печально развел руками. — Всех, кого не удалось продать, бупу принесли в жертву богам в Лунгвалле. Я офицер самого высокого ранга, и они привезли меня сюда для специальной обработки. Они собираются сварить меня заживо — привилегия моего звания, понимаете? Но, сказать по правде, меня это не очень беспокоит. Мне осточертела война. Осточертела давным-давно. Должно же быть место на Земле, где я расстанусь с жизнью. Это ничем не хуже любого другого.
— Мне знакомо подобное чувство… — начал Уилсон. Запнулся, услышав щелчки и квакающие звуки.
Пигмей враскачку, по-утиному, приблизился к нему и вынул из мешочка пригоршню листьев. В середине ладони извивались пять темных пиявок.
— О нет! — запротестовал Уилсон.
— Иво говорит, что настало время принять лекарство, — пояснил полковник Саба. — Он должен снова посадить мсвимбе вам на лицо.
— Вы понимаете его язык?
— Более или менее. Я три года возглавлял администрацию лесного района Хруке и часто встречался с иво. Язык у них примитивен. Просто они пользуются органами речи таким образом, что вам и в голову не придет.
— Скажите ему, что с меня довольно пиявок. Попросите больше не беспокоиться.
Полковник произвел несколько неуверенных квакающих звуков. Человек отполз назад и поцокал.
— Иво говорит, что советует вам как врач немедленно поставить пиявки. Иначе у вас отвалится лицо. Инфекция в этих местах поражает очень быстро.
Уилсон лег на спину и содрогнулся, когда скользкие червяки закопошились у него на лбу, щеках, подбородке, вызывая в памяти образы самых страшных снов.
Полковник из любопытства подполз к Уилсону.
— Это нужно видеть — как иво работают. Поразительные создания!
— И что вы видите?
— Ваше лицо было темно-красным от побоев и ссадин. Теперь оно почти нормального цвета.
— Значит, я буду очень аппетитно выглядеть, — обронил Уилсон.
— Боюсь, честь свариться заживо принадлежит только офицерам, — возразил полковник.
Он вернулся в угол клетки и закурил сигарету.
— Этот иво просто храбрец. Он слишком стар, чтобы быть проданным в рабство. И он знает, что бупу его убьют. Тем не менее примерно через час после того, как вас принесли сюда, он вышел из джунглей, сел у клетки и начал петь. Он голосил до тех пор, пока не пришли солдаты и не бросили к нам.
— На кой черт он сделал это?
— Я переведу вам его песню, и вы все поймете. Он называл вас «Человеком-привидением, который освободил лесных людей в ночь красных звезд». Эту песню теперь будут петь дети, внуки и правнуки иво. Вы теперь стали эпическим героем, подобно Секуху. Племя поручило ему вас вылечить. Возможно, на ваше счастье, у него в мешочке припасено обезболивающее, которое облегчит вам грядущие пытки.
Уилсон не знал, что и вымолвить в ответ. Потом пиявка расположилась у него на губах, и охота говорить пропала сама собой. Когда пиявка продолжила свой вояж, Уилсон сказал:
— Передайте иво спасибо за помощь. Но объясните ему, что никакой я не герой. Герой — это он.
Полковник Саба выполнил просьбу. Иво вдруг улыбнулся, и это было так прекрасно и так необычно, как улыбка леопарда в лесной чаще.
3
Ветер на закате принес Уилсону грустную песнь. Ему показалось, что это «Поразительная краса», исполняемая в ритме калиопе тинка-джазом. Небо приобрело кроваво-красный оттенок. Издалека донесся орудийный выстрел.
— Что бы это могло быть, как по-вашему? — спросил Уилсон полушепотом.
Полковник выпустил дым последней сигареты на призрачную свободу.
— Ничего такого, что могло бы пойти нам на пользу. Приготовьтесь к неизбежному, как я.
Уилсон вспомнил тяжелый воздух на деревенской площади и впал в отчаяние.
— Вы правы, мы все должны умереть. — Голос его прозвучал тонко и печально. — Я думаю, не важно, когда это произойдет. Как сказал поэт: «Я проклят! Что мне делать с днями, которые у меня еще остались?»
— Это не их метод! — с горечью отозвался полковник Саба. — Будь они прокляты, дикий народ! Несколько лет назад, еще в начале войны, мы убили сразу шестьдесят бупу. Тогда должен был состояться матч между «Битумак» и «Все звезды Семе», очень популярными командами. Мы ходили по деревням и раздавали бесплатные билеты. У нас было спрятано две дюжины пулеметов под брезентом. Как только бупу заполнили стадион, мы открыли огонь. Там было много детей — вы же знаете, они любят футбол. Когда у нас кончились патроны, мы пошли на них с палками и мачете. Потом мы сожгли тела на большом вонючем костре. — Голос понизился на виноватый шепот: — После подобного человек не должен возражать против того, что его сварят заживо.
— Вы лежали за пулеметом? — спросил Уилсон, радуясь, что не видит в полутьме выражения лица полковника.
— Хуже, — ответил Саба. — Я отдал приказ открыть огонь.
4
Вторая ночь прошла спокойно. Вода озера, тихо шурша, полировала камни на берегу; в джунглях перекрикивались птицы и монотонно жужжали насекомые. Иво издал несколько щелкающих звуков, которые полковник Саба не потрудился перевести. Уилсон пытался не думать о предстоящем кошмаре, но это было невозможно. Как туземцы намерены с ним расправиться? Ему казалось, что он уже никогда не сможет заснуть. Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, был уже полдень, и рядом с клеткой на жарком солнце стояла Крикет.
— Просыпайся, Уилсон, — сказала она грубо. Уилсон пошевелился, попробовал встать, но ударился о крышу и опустился на колени.
Крикет была в солнцезащитных очках типа «Джеки О», с большими черными стеклами. Рот сурово сжат, рука лежит на рукоятке отцовской «беретты», засунутой за пояс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Ваше лицо стало значительно лучше. А рука, как она?
— Похоже, неплохо, — ответил Уилсон. — Кто меня вылечил?
Негр кивнул на иво. Уилсон помахал человеку:
— Спасибо, мистер.
Иво внимательно на него смотрел.
— У меня осталось лишь несколько сигарет, — сказал негр, — но после того, что вы перенесли, я с радостью поделюсь с вами. Хотите покурить сейчас или позднее?
Уилсон покачал головой:
— Я вообще-то не курю. Так, иногда, за компанию. Он различил на рваном воротнике негра позолоченный знак офицера.
— А вы что здесь делаете? — Уилсон указал рукой, облепленной лечебными листьями, на просвет между прутьями клетки. — Вам следует быть там, со всеми.
Неф оттянул воротничок, Уилсон увидел татуировку.
— Это жезл и растущая луна, — пояснил неф, — а не жезл и звезда. Я полковник Саба из Патриотического фронта анду. Эти негодяи бупу устроили засаду на мой взвод по ту сторону озера Цуванга около Имбобо примерно два месяца назад. Некоторым моим людям удалось убежать, а мне… — Он печально развел руками. — Всех, кого не удалось продать, бупу принесли в жертву богам в Лунгвалле. Я офицер самого высокого ранга, и они привезли меня сюда для специальной обработки. Они собираются сварить меня заживо — привилегия моего звания, понимаете? Но, сказать по правде, меня это не очень беспокоит. Мне осточертела война. Осточертела давным-давно. Должно же быть место на Земле, где я расстанусь с жизнью. Это ничем не хуже любого другого.
— Мне знакомо подобное чувство… — начал Уилсон. Запнулся, услышав щелчки и квакающие звуки.
Пигмей враскачку, по-утиному, приблизился к нему и вынул из мешочка пригоршню листьев. В середине ладони извивались пять темных пиявок.
— О нет! — запротестовал Уилсон.
— Иво говорит, что настало время принять лекарство, — пояснил полковник Саба. — Он должен снова посадить мсвимбе вам на лицо.
— Вы понимаете его язык?
— Более или менее. Я три года возглавлял администрацию лесного района Хруке и часто встречался с иво. Язык у них примитивен. Просто они пользуются органами речи таким образом, что вам и в голову не придет.
— Скажите ему, что с меня довольно пиявок. Попросите больше не беспокоиться.
Полковник произвел несколько неуверенных квакающих звуков. Человек отполз назад и поцокал.
— Иво говорит, что советует вам как врач немедленно поставить пиявки. Иначе у вас отвалится лицо. Инфекция в этих местах поражает очень быстро.
Уилсон лег на спину и содрогнулся, когда скользкие червяки закопошились у него на лбу, щеках, подбородке, вызывая в памяти образы самых страшных снов.
Полковник из любопытства подполз к Уилсону.
— Это нужно видеть — как иво работают. Поразительные создания!
— И что вы видите?
— Ваше лицо было темно-красным от побоев и ссадин. Теперь оно почти нормального цвета.
— Значит, я буду очень аппетитно выглядеть, — обронил Уилсон.
— Боюсь, честь свариться заживо принадлежит только офицерам, — возразил полковник.
Он вернулся в угол клетки и закурил сигарету.
— Этот иво просто храбрец. Он слишком стар, чтобы быть проданным в рабство. И он знает, что бупу его убьют. Тем не менее примерно через час после того, как вас принесли сюда, он вышел из джунглей, сел у клетки и начал петь. Он голосил до тех пор, пока не пришли солдаты и не бросили к нам.
— На кой черт он сделал это?
— Я переведу вам его песню, и вы все поймете. Он называл вас «Человеком-привидением, который освободил лесных людей в ночь красных звезд». Эту песню теперь будут петь дети, внуки и правнуки иво. Вы теперь стали эпическим героем, подобно Секуху. Племя поручило ему вас вылечить. Возможно, на ваше счастье, у него в мешочке припасено обезболивающее, которое облегчит вам грядущие пытки.
Уилсон не знал, что и вымолвить в ответ. Потом пиявка расположилась у него на губах, и охота говорить пропала сама собой. Когда пиявка продолжила свой вояж, Уилсон сказал:
— Передайте иво спасибо за помощь. Но объясните ему, что никакой я не герой. Герой — это он.
Полковник Саба выполнил просьбу. Иво вдруг улыбнулся, и это было так прекрасно и так необычно, как улыбка леопарда в лесной чаще.
3
Ветер на закате принес Уилсону грустную песнь. Ему показалось, что это «Поразительная краса», исполняемая в ритме калиопе тинка-джазом. Небо приобрело кроваво-красный оттенок. Издалека донесся орудийный выстрел.
— Что бы это могло быть, как по-вашему? — спросил Уилсон полушепотом.
Полковник выпустил дым последней сигареты на призрачную свободу.
— Ничего такого, что могло бы пойти нам на пользу. Приготовьтесь к неизбежному, как я.
Уилсон вспомнил тяжелый воздух на деревенской площади и впал в отчаяние.
— Вы правы, мы все должны умереть. — Голос его прозвучал тонко и печально. — Я думаю, не важно, когда это произойдет. Как сказал поэт: «Я проклят! Что мне делать с днями, которые у меня еще остались?»
— Это не их метод! — с горечью отозвался полковник Саба. — Будь они прокляты, дикий народ! Несколько лет назад, еще в начале войны, мы убили сразу шестьдесят бупу. Тогда должен был состояться матч между «Битумак» и «Все звезды Семе», очень популярными командами. Мы ходили по деревням и раздавали бесплатные билеты. У нас было спрятано две дюжины пулеметов под брезентом. Как только бупу заполнили стадион, мы открыли огонь. Там было много детей — вы же знаете, они любят футбол. Когда у нас кончились патроны, мы пошли на них с палками и мачете. Потом мы сожгли тела на большом вонючем костре. — Голос понизился на виноватый шепот: — После подобного человек не должен возражать против того, что его сварят заживо.
— Вы лежали за пулеметом? — спросил Уилсон, радуясь, что не видит в полутьме выражения лица полковника.
— Хуже, — ответил Саба. — Я отдал приказ открыть огонь.
4
Вторая ночь прошла спокойно. Вода озера, тихо шурша, полировала камни на берегу; в джунглях перекрикивались птицы и монотонно жужжали насекомые. Иво издал несколько щелкающих звуков, которые полковник Саба не потрудился перевести. Уилсон пытался не думать о предстоящем кошмаре, но это было невозможно. Как туземцы намерены с ним расправиться? Ему казалось, что он уже никогда не сможет заснуть. Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, был уже полдень, и рядом с клеткой на жарком солнце стояла Крикет.
— Просыпайся, Уилсон, — сказала она грубо. Уилсон пошевелился, попробовал встать, но ударился о крышу и опустился на колени.
Крикет была в солнцезащитных очках типа «Джеки О», с большими черными стеклами. Рот сурово сжат, рука лежит на рукоятке отцовской «беретты», засунутой за пояс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77