Также они создали прекрасные города. Некоторые из них были разрушены и впоследствии затеряны, некоторые — разрушены и частично отстроены заново, и населены теперь новыми народами, отколовшимися от древнего красно-зеленого товарищества.
— Эти подлые магдагские крамфы, — сказал мне Зенкирен, когда мы возвращались в Санурказз. — Мы знаем, как они строят. Они просто помешались на своем строительстве, они больны им.
— Оно уничтожает их жизнь, их культуру, — заметил я.
— Да! Они думают таким образом снискать милость своего злого хозяина, этого лжебога Гродно Зеленого, каждым затеянным строительством, каждой новой постройкой чудовищных масштабов. Они дочиста высасывают кровь из ферм, черпая оттуда рабочих и средства. И потому они должны для пополнения своих запасов совершать набеги и разорять нас.
— Я видел одну их ферму. Она весьма обширна, хорошо управляется и кажется процветающей…
— О да! — Зенкирен пренебрежительно махнул рукой. — Конечно! Им же требуется кормить миллионы людей. Им приходится производить пищу — также как и нам. Но они все равно постоянно совершают набеги, захватывают наших юношей, девушек и детей для своего ненасытного строительства.
— А вы совершаете набеги на них.
— Да! Мы делаем это во славу Зара, — он посмотрел на меня, и на его лице проскользнуло колебание. Это удивило меня. Это был прекрасный капитан и человек, твердо знавший чего он хочет. — Вы были другом Зорга ти-Фельтераза. Я слышал об этом от Золты. Вы князь. Я думаю… — он снова замялся, а затем спросил понизив голос и скорость речи: — Зорг говорил вам о крозарах Зы?
— Нет, — ответил я. — Он произнес слово «крозар», когда умирал. И казался тогда … гордым.
Тут Зенкирен перевел разговор в другое русло. Мы поговорили ещё о множестве вещей, покуда «Сиреневая птица» ровным ходом шла на веслах к югу. За ней следовало ещё два свифтера поменьше из той эскадры для летучих набегов, которой командовал Зенкирен. Помимо потопления «Милости Гродно», они сцапали ещё трех жирных «купцов», которые шли теперь в кильватере.
Должен со всей откровенностью признаться, я даже не счел странным, что Зенкирен поверил мне на слово, ни на миг не усомнившись в моем праве именоваться князем Стромбора. Я начинал усваивать психологические установки свойственные вождю Знатного Дома Зеникки, а годы, которые я провел, будучи вавадиром и зоркандером кланнеров, придали мне вид человека привыкшего к власти. Но по моему Зенкирен, обращался бы со мной точно также, будь я хоть последним пехотинцем, поскольку поступал он так просто оттого что знал:я был другом Зорга из Фельтераза и отомстил за его смерть.
Я был убежден: такое отношение связано со словом «крозар». Когда «Милость Гродно», затонула, пуская пузыри, а рядом плавал её отломившийся шпангоут, я видел кружащегося над «Сиреневой птицей» белого голубя. Это приободрило меня. Не может ли так случиться, гадал я, что Саванты снова приняли участие в моей судьбе? Не может ли быть так, что они выражают таким образом согласие на мое дальнейшее пребывание на Крегене, хотя мне и пришлось убраться из Магдага? Я поискал взглядом Гдойная, ало-золотого орлана Звездных Владык, но не увидел его.
Зенкирен пошел на немалый риск, настолько приближаясь к северному берегу. Он высматривал лакомые кусочки вроде магдагских «купцов», и поймать сорокавесельный свифтер было для него сущим удовольствием. Мы не знали, зачем тот свифтер понесло в Ганск, и, наверно, навсегда останемся в неведении. Зенкирена всерьез озаботило отсутствие у «Сиреневой птицы» должной скорости. Только мое вмешательство и прерванная в связи с этим гребля на магдагском свифтере дали ей шанс настичь его, а уж тогда санурказзская галера догнала «Милость Гродно» столь стремительно, что ей даже не пришлось пустить в ход баллисты, установленные у неё на носу.
Баллисты, применяемые на кораблях Ока Мира, назывались вартерами. Это была настоящая баллиста. Ее движущую силу создавали два полулука, чьи концы зажимались много раз закрученными перпендикулярными ремнями. Корд натягивался простым воротом. Вартер можно было приспособить для метания стрел или дротиков — чудовищных брусков из строевого леса с железными наконечниками — или камней, причем с весьма высокой меткостью.
Каждый шестой день на кораблях Санурказза торжественно отправлялись посвященные Зару ритуалы, сопровождаемые соответствующими обрядами и молитвами. Религия, как я считал тогда — это подачка для простых людей, наряду с кровожадными газетенками, живописующими последние убийства и казни, петушиными и кулачными боями, а иной раз и с кружкой пива в местной пивной. Религия держала народ в узде. Однако эти санурказзцы, хотя наедине с собой я и мог мысленно насмехаться над ними, выглядели очень величественно, одетые в свои лучшие одежды. Корабельный жрец в своем облачении, серебряные и золотые сосуды, горящая в лучах солнц вышивка знамен и флагов, пронзительные звуки труб из серебра и пуруна, материала похожего на слоновую кость — все это словно было направлено на то, чтобы увлечь трезвомыслящего человека в эйфорический туман веры.
Естественно, что дни, в которые совершались обряды поклонения Зару, не совпадали с днями, в которые подобным же образом чтили Гродно.
Я сказал «подобным же образом» не случайно. Я видел религиозные отправления жителей Магдага и, оглядываясь назад, могу смело сказать, что между ними фактически не было отличий. Тогда же я считал их воплощением испорченности и зла.
Кажется очевидным, что магдагцы могли красить корпуса своих свифтеров только в один цвет.. Рыскавшие по Эгейскому морю древнегреческие пираты тоже красили свои корабли в зеленый цвет. Жителям Санурказза пришлось пойти на своеобразный компромисс. Зеленый цвет в какой-то мере служит камуфляжем, хотя и не особо хорошим, так себе Поскольку красный цвет был бы куда более заметен, галеры поклонников Зара с южного берега внутреннего моря красили в голубой колер.
Для постоянного применения они возили три набора парусов: белые для плавания днем, черные для ночных странствий и голубые для набегов.
Во время нашего возвращения в Святой Санурказз, которое в некоторой степени носило характер триумфального шествия, мы подняли белые паруса.
Магдаг стоял на северном берегу внутреннего моря, ближе к его западной оконечности. Его власть и право простирались на много дуабуров на восток, постепенно ослабевая, до тех мест, где города располагавшие собственным военным флотом желали поразмять мускулы проявляя независимость. Однако все на этой территории являлись в какой-то степени данниками Магдага и, естественно, приверженцами зеленого.
Святой Санурказз стоял на южном берегу внутреннего моря ближе к восточной оконечности, у узкого горла одного из вторичных морей, протянувшихся на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Эти подлые магдагские крамфы, — сказал мне Зенкирен, когда мы возвращались в Санурказз. — Мы знаем, как они строят. Они просто помешались на своем строительстве, они больны им.
— Оно уничтожает их жизнь, их культуру, — заметил я.
— Да! Они думают таким образом снискать милость своего злого хозяина, этого лжебога Гродно Зеленого, каждым затеянным строительством, каждой новой постройкой чудовищных масштабов. Они дочиста высасывают кровь из ферм, черпая оттуда рабочих и средства. И потому они должны для пополнения своих запасов совершать набеги и разорять нас.
— Я видел одну их ферму. Она весьма обширна, хорошо управляется и кажется процветающей…
— О да! — Зенкирен пренебрежительно махнул рукой. — Конечно! Им же требуется кормить миллионы людей. Им приходится производить пищу — также как и нам. Но они все равно постоянно совершают набеги, захватывают наших юношей, девушек и детей для своего ненасытного строительства.
— А вы совершаете набеги на них.
— Да! Мы делаем это во славу Зара, — он посмотрел на меня, и на его лице проскользнуло колебание. Это удивило меня. Это был прекрасный капитан и человек, твердо знавший чего он хочет. — Вы были другом Зорга ти-Фельтераза. Я слышал об этом от Золты. Вы князь. Я думаю… — он снова замялся, а затем спросил понизив голос и скорость речи: — Зорг говорил вам о крозарах Зы?
— Нет, — ответил я. — Он произнес слово «крозар», когда умирал. И казался тогда … гордым.
Тут Зенкирен перевел разговор в другое русло. Мы поговорили ещё о множестве вещей, покуда «Сиреневая птица» ровным ходом шла на веслах к югу. За ней следовало ещё два свифтера поменьше из той эскадры для летучих набегов, которой командовал Зенкирен. Помимо потопления «Милости Гродно», они сцапали ещё трех жирных «купцов», которые шли теперь в кильватере.
Должен со всей откровенностью признаться, я даже не счел странным, что Зенкирен поверил мне на слово, ни на миг не усомнившись в моем праве именоваться князем Стромбора. Я начинал усваивать психологические установки свойственные вождю Знатного Дома Зеникки, а годы, которые я провел, будучи вавадиром и зоркандером кланнеров, придали мне вид человека привыкшего к власти. Но по моему Зенкирен, обращался бы со мной точно также, будь я хоть последним пехотинцем, поскольку поступал он так просто оттого что знал:я был другом Зорга из Фельтераза и отомстил за его смерть.
Я был убежден: такое отношение связано со словом «крозар». Когда «Милость Гродно», затонула, пуская пузыри, а рядом плавал её отломившийся шпангоут, я видел кружащегося над «Сиреневой птицей» белого голубя. Это приободрило меня. Не может ли так случиться, гадал я, что Саванты снова приняли участие в моей судьбе? Не может ли быть так, что они выражают таким образом согласие на мое дальнейшее пребывание на Крегене, хотя мне и пришлось убраться из Магдага? Я поискал взглядом Гдойная, ало-золотого орлана Звездных Владык, но не увидел его.
Зенкирен пошел на немалый риск, настолько приближаясь к северному берегу. Он высматривал лакомые кусочки вроде магдагских «купцов», и поймать сорокавесельный свифтер было для него сущим удовольствием. Мы не знали, зачем тот свифтер понесло в Ганск, и, наверно, навсегда останемся в неведении. Зенкирена всерьез озаботило отсутствие у «Сиреневой птицы» должной скорости. Только мое вмешательство и прерванная в связи с этим гребля на магдагском свифтере дали ей шанс настичь его, а уж тогда санурказзская галера догнала «Милость Гродно» столь стремительно, что ей даже не пришлось пустить в ход баллисты, установленные у неё на носу.
Баллисты, применяемые на кораблях Ока Мира, назывались вартерами. Это была настоящая баллиста. Ее движущую силу создавали два полулука, чьи концы зажимались много раз закрученными перпендикулярными ремнями. Корд натягивался простым воротом. Вартер можно было приспособить для метания стрел или дротиков — чудовищных брусков из строевого леса с железными наконечниками — или камней, причем с весьма высокой меткостью.
Каждый шестой день на кораблях Санурказза торжественно отправлялись посвященные Зару ритуалы, сопровождаемые соответствующими обрядами и молитвами. Религия, как я считал тогда — это подачка для простых людей, наряду с кровожадными газетенками, живописующими последние убийства и казни, петушиными и кулачными боями, а иной раз и с кружкой пива в местной пивной. Религия держала народ в узде. Однако эти санурказзцы, хотя наедине с собой я и мог мысленно насмехаться над ними, выглядели очень величественно, одетые в свои лучшие одежды. Корабельный жрец в своем облачении, серебряные и золотые сосуды, горящая в лучах солнц вышивка знамен и флагов, пронзительные звуки труб из серебра и пуруна, материала похожего на слоновую кость — все это словно было направлено на то, чтобы увлечь трезвомыслящего человека в эйфорический туман веры.
Естественно, что дни, в которые совершались обряды поклонения Зару, не совпадали с днями, в которые подобным же образом чтили Гродно.
Я сказал «подобным же образом» не случайно. Я видел религиозные отправления жителей Магдага и, оглядываясь назад, могу смело сказать, что между ними фактически не было отличий. Тогда же я считал их воплощением испорченности и зла.
Кажется очевидным, что магдагцы могли красить корпуса своих свифтеров только в один цвет.. Рыскавшие по Эгейскому морю древнегреческие пираты тоже красили свои корабли в зеленый цвет. Жителям Санурказза пришлось пойти на своеобразный компромисс. Зеленый цвет в какой-то мере служит камуфляжем, хотя и не особо хорошим, так себе Поскольку красный цвет был бы куда более заметен, галеры поклонников Зара с южного берега внутреннего моря красили в голубой колер.
Для постоянного применения они возили три набора парусов: белые для плавания днем, черные для ночных странствий и голубые для набегов.
Во время нашего возвращения в Святой Санурказз, которое в некоторой степени носило характер триумфального шествия, мы подняли белые паруса.
Магдаг стоял на северном берегу внутреннего моря, ближе к его западной оконечности. Его власть и право простирались на много дуабуров на восток, постепенно ослабевая, до тех мест, где города располагавшие собственным военным флотом желали поразмять мускулы проявляя независимость. Однако все на этой территории являлись в какой-то степени данниками Магдага и, естественно, приверженцами зеленого.
Святой Санурказз стоял на южном берегу внутреннего моря ближе к восточной оконечности, у узкого горла одного из вторичных морей, протянувшихся на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61