Он не сомневался в том, какой именно она будет.
— Она призналась в том, что собственноручно убила твою бывшую жену, — сказал Трент.
Сенатра не разочаровал его — через долю секунды он уже был на ногах, молнией подлетел к решетке и схватился за прутья.
— Ах ты сукин сын, ты все врешь! — закричал он. — Ты все врешь, проклятый ублюдок!
— Ты так думаешь? — спросил Трент, подняв брови, и достал из кармана диктофон.
Он поднес его к решетке так, чтобы Натан смог хорошо слышать запись, и включил.
Из крохотного динамика послышался голос Милли Сенатры, объясняющей, как и зачем она убила несчастную Мэри-Джейн. Трент выключил диктофон и вопросительно посмотрел на Натана.
Тот был взбешен, оскалившись, словно собака, готовая укусить, он вдруг потряс решетчатую дверь так, словно хотел сорвать ее с петель. Потом его рука молниеносно просунулась в щель между прутьями, намереваясь вырвать у Трента диктофон, но тот успел вовремя отпрыгнуть в сторону, и пальцы Сенатры сомкнулись вокруг пустоты.
Добрая старушка Милли любила своего внука и хотела спасти его, но вышло так, что она, сама того не подозревая, подыграла Тренту. Возможно, что Сенатра и преступник, но всем было известно, что он просто боготворит свою бабушку. Он никогда не допустит, чтобы она села в тюрьму из-за него.
— Ну, что скажешь? — спросил Трент, показывая Натану диктофон. — Будешь сознаваться?
Сенатра зарычал, как зверь, и еще раз потряс решетчатую дверь.
Тренту было приятно смотреть, как он корчится, до того приятно, что он позволил себе нанести ему еще один удар.
— Помнишь ту дамочку из Калифорнии? — спросил Трент.
Сенатра перестал трясти решетку и уставился на Трента с выражением загнанного зверя.
Чтобы ранить Сенатру побольнее, Трент закрыл глаза и представил себе то, о чем так страстно мечтал в последнее время.
— Она такая горячая. Я этого не ожидал. — “Чтобы добиться правды, иногда приходится лгать”, — подумал Трент.
— О чем ты говоришь? Что ты с ней сделал? Если ты ее тронул хоть пальцем, я убью тебя! Убью, клянусь!
— Увы, твое положение не предоставляет тебе больших возможностей в этом отношении. Но если ты признаешься добровольно…
— Что ты с ней сделал?
Тренту хотелось терзать Сенатру так долго, как только можно, но теперь, когда он был готов “повернуть в ране воткнутый нож”, у него вдруг мелькнула мысль, что в таком состоянии он не слишком отличается от них, то есть от тех человекоподобных нелюдей, которых он поклялся сажать за решетку.
— Скажи мне правду, подонок, и я сделаю признание. Только скажи правду, и я признаюсь. Расскажу все, что было в ту ночь, когда убили Мэри-Джейн, — твердил Сенатра.
Эти слова были для Трента слаще меда.
* * *
— Вам лучше уйти, — сказала Ларк, уперев руки в бока и глядя прямо на Брета.
Он никак не отреагировал на ее заявление. Он открыл холодильник, порылся там, небрежно опрокидывая и разбрасывая что-то, и вытащил банку пива. Он вскрыл ее, а потом уселся на стул, положив ноги в мягких кожаных туфлях на кухонный стол. Ларк вырвала банку из его дряблых пальцев и сбросила его ноги на пол.
— Немедленно уходите! — возмущенно воскликнула она.
— Я думал, я вам нравлюсь, — произнес он тоном обидчивого маленького мальчика.
— Не здесь и не сейчас.
Она повернулась к раковине, чтобы вылить туда пиво, но прежде, чем она успела вылить хоть каплю, он внезапно схватил ее за руку. Ларк удивилась силе, которая на этот раз чувствовалась в его руках. Несколько мгновений она пыталась бороться, но почти сразу поняла, что победить ей не удастся. Она выпустила банку, тем более что ей казалось странным бороться из-за такого предмета.
Брет с гордым видом выпил все до капли, потом бросил пустую банку на пол и, топнув ногой, раздавил ее, после чего снова повалился на стул.
“Что за отвратительное представление!” — подумала Ларк.
— Он вам нравится, — неожиданно сказал Брет.
— Вы о ком? — нахмурилась она.
— Да о Сенатре. Он всем нравится, я имею в виду женщин.
— Что в этом плохого?
Он убрал ноги со стола и наклонился вперед.
— О, клянусь — это плохо! Для меня. “Он ревнует к Натану”, — подумала Ларк.
— Вы с ним спали? — спросил он.
Такой прямой вопрос придал ей решительности.
— Это не ваше дело, — сказала она.
— Вы с ним спали, я знаю.
— Не думаю. Убирайтесь вон.
Она подошла к двери и открыла ее, продолжая стоять возле нее и держаться за ручку, таким образом приглашая его покинуть помещение.
— Ну вот, всегда так, — сказал он развязным тоном, не проявляя никакого намерения уходить, — в школе, например, если мне нравилась какая-нибудь девочка, ей обязательно нравился Сенатра. Девчонки просто вешались на него — все, кроме Нэнси. Нэнси Трент. Ей нравился я.
Ларк отпустила дверную ручку.
— Вы дружили с Нэнси Трент?
Брет кивнул. Его взгляд снова затуманился, устремившись куда-то в пространство. Он вдруг затряс головой, словно увидел какое-то невероятное зрелище.
— Потом оказалось, что она только использует меня, использует для того, чтобы заполучить Сенатру. И знаете еще что? Она была беременна, но это был не его, это был мой ребенок.
У Ларк перехватило дыхание. Брет ударил себя в грудь.
— Это был мой ребенок! Но она объявила всем, что это ребенок Сенатры. Она думала, что если поступит так, то он будет вынужден на ней жениться, но уловка не сработала. Сенатра только посмеялся над ней. Он смеялся!
Ларк уже больше не могла его слушать, но он еще не кончил, он только-только вошел в раж.
— Она совершила попытку самоубийства, вскрыла себе вены, но Трент вовремя нашел ее и отвез в больницу. Она выжила, но ребенка потеряла. Моего ребенка!
“О боже, — подумала она, — какая ужасная, душераздирающая история! И этот человек был вынужден носить ее в себе столько лет! Неудивительно, что, когда он попытался уехать отсюда, у него ничего не вышло”.
— Вы кому-нибудь это рассказывали? Делились с кем-то своей проблемой? — участливо спросила она,
— Зачем? Мой ребенок-погиб, не родившись, а женщина, которую я любил, предала меня. Погубила меня. Зачем и кому я должен был об этом рассказывать? Или я должен был сам рассказать всем этим местным сплетникам и злопыхателям о том, как меня оставили в дураках?
Никто лучше нее не знал, что груз прошлого может быть так тяжел, что способен однажды раздавить тебя. Это груз, который ты обречен всегда тащить с собой, но надо пытаться от него избавиться. Есть способы от него избавиться.
— Брет, я вам очень сочувствую. — Она дотронулась до его плеча.
Он резким движением отбросил ее руку. Он посмотрел на нее глазами, полными слез и обиды.
Пораженная, она отступила на шаг.
С видимым удовлетворением от того, что близкий физический контакт ему больше не грозит, Брет возобновил свой монолог, словно нуждался в том, чтобы очистить свою душу от того, что столько лет вынужден был в ней скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Она призналась в том, что собственноручно убила твою бывшую жену, — сказал Трент.
Сенатра не разочаровал его — через долю секунды он уже был на ногах, молнией подлетел к решетке и схватился за прутья.
— Ах ты сукин сын, ты все врешь! — закричал он. — Ты все врешь, проклятый ублюдок!
— Ты так думаешь? — спросил Трент, подняв брови, и достал из кармана диктофон.
Он поднес его к решетке так, чтобы Натан смог хорошо слышать запись, и включил.
Из крохотного динамика послышался голос Милли Сенатры, объясняющей, как и зачем она убила несчастную Мэри-Джейн. Трент выключил диктофон и вопросительно посмотрел на Натана.
Тот был взбешен, оскалившись, словно собака, готовая укусить, он вдруг потряс решетчатую дверь так, словно хотел сорвать ее с петель. Потом его рука молниеносно просунулась в щель между прутьями, намереваясь вырвать у Трента диктофон, но тот успел вовремя отпрыгнуть в сторону, и пальцы Сенатры сомкнулись вокруг пустоты.
Добрая старушка Милли любила своего внука и хотела спасти его, но вышло так, что она, сама того не подозревая, подыграла Тренту. Возможно, что Сенатра и преступник, но всем было известно, что он просто боготворит свою бабушку. Он никогда не допустит, чтобы она села в тюрьму из-за него.
— Ну, что скажешь? — спросил Трент, показывая Натану диктофон. — Будешь сознаваться?
Сенатра зарычал, как зверь, и еще раз потряс решетчатую дверь.
Тренту было приятно смотреть, как он корчится, до того приятно, что он позволил себе нанести ему еще один удар.
— Помнишь ту дамочку из Калифорнии? — спросил Трент.
Сенатра перестал трясти решетку и уставился на Трента с выражением загнанного зверя.
Чтобы ранить Сенатру побольнее, Трент закрыл глаза и представил себе то, о чем так страстно мечтал в последнее время.
— Она такая горячая. Я этого не ожидал. — “Чтобы добиться правды, иногда приходится лгать”, — подумал Трент.
— О чем ты говоришь? Что ты с ней сделал? Если ты ее тронул хоть пальцем, я убью тебя! Убью, клянусь!
— Увы, твое положение не предоставляет тебе больших возможностей в этом отношении. Но если ты признаешься добровольно…
— Что ты с ней сделал?
Тренту хотелось терзать Сенатру так долго, как только можно, но теперь, когда он был готов “повернуть в ране воткнутый нож”, у него вдруг мелькнула мысль, что в таком состоянии он не слишком отличается от них, то есть от тех человекоподобных нелюдей, которых он поклялся сажать за решетку.
— Скажи мне правду, подонок, и я сделаю признание. Только скажи правду, и я признаюсь. Расскажу все, что было в ту ночь, когда убили Мэри-Джейн, — твердил Сенатра.
Эти слова были для Трента слаще меда.
* * *
— Вам лучше уйти, — сказала Ларк, уперев руки в бока и глядя прямо на Брета.
Он никак не отреагировал на ее заявление. Он открыл холодильник, порылся там, небрежно опрокидывая и разбрасывая что-то, и вытащил банку пива. Он вскрыл ее, а потом уселся на стул, положив ноги в мягких кожаных туфлях на кухонный стол. Ларк вырвала банку из его дряблых пальцев и сбросила его ноги на пол.
— Немедленно уходите! — возмущенно воскликнула она.
— Я думал, я вам нравлюсь, — произнес он тоном обидчивого маленького мальчика.
— Не здесь и не сейчас.
Она повернулась к раковине, чтобы вылить туда пиво, но прежде, чем она успела вылить хоть каплю, он внезапно схватил ее за руку. Ларк удивилась силе, которая на этот раз чувствовалась в его руках. Несколько мгновений она пыталась бороться, но почти сразу поняла, что победить ей не удастся. Она выпустила банку, тем более что ей казалось странным бороться из-за такого предмета.
Брет с гордым видом выпил все до капли, потом бросил пустую банку на пол и, топнув ногой, раздавил ее, после чего снова повалился на стул.
“Что за отвратительное представление!” — подумала Ларк.
— Он вам нравится, — неожиданно сказал Брет.
— Вы о ком? — нахмурилась она.
— Да о Сенатре. Он всем нравится, я имею в виду женщин.
— Что в этом плохого?
Он убрал ноги со стола и наклонился вперед.
— О, клянусь — это плохо! Для меня. “Он ревнует к Натану”, — подумала Ларк.
— Вы с ним спали? — спросил он.
Такой прямой вопрос придал ей решительности.
— Это не ваше дело, — сказала она.
— Вы с ним спали, я знаю.
— Не думаю. Убирайтесь вон.
Она подошла к двери и открыла ее, продолжая стоять возле нее и держаться за ручку, таким образом приглашая его покинуть помещение.
— Ну вот, всегда так, — сказал он развязным тоном, не проявляя никакого намерения уходить, — в школе, например, если мне нравилась какая-нибудь девочка, ей обязательно нравился Сенатра. Девчонки просто вешались на него — все, кроме Нэнси. Нэнси Трент. Ей нравился я.
Ларк отпустила дверную ручку.
— Вы дружили с Нэнси Трент?
Брет кивнул. Его взгляд снова затуманился, устремившись куда-то в пространство. Он вдруг затряс головой, словно увидел какое-то невероятное зрелище.
— Потом оказалось, что она только использует меня, использует для того, чтобы заполучить Сенатру. И знаете еще что? Она была беременна, но это был не его, это был мой ребенок.
У Ларк перехватило дыхание. Брет ударил себя в грудь.
— Это был мой ребенок! Но она объявила всем, что это ребенок Сенатры. Она думала, что если поступит так, то он будет вынужден на ней жениться, но уловка не сработала. Сенатра только посмеялся над ней. Он смеялся!
Ларк уже больше не могла его слушать, но он еще не кончил, он только-только вошел в раж.
— Она совершила попытку самоубийства, вскрыла себе вены, но Трент вовремя нашел ее и отвез в больницу. Она выжила, но ребенка потеряла. Моего ребенка!
“О боже, — подумала она, — какая ужасная, душераздирающая история! И этот человек был вынужден носить ее в себе столько лет! Неудивительно, что, когда он попытался уехать отсюда, у него ничего не вышло”.
— Вы кому-нибудь это рассказывали? Делились с кем-то своей проблемой? — участливо спросила она,
— Зачем? Мой ребенок-погиб, не родившись, а женщина, которую я любил, предала меня. Погубила меня. Зачем и кому я должен был об этом рассказывать? Или я должен был сам рассказать всем этим местным сплетникам и злопыхателям о том, как меня оставили в дураках?
Никто лучше нее не знал, что груз прошлого может быть так тяжел, что способен однажды раздавить тебя. Это груз, который ты обречен всегда тащить с собой, но надо пытаться от него избавиться. Есть способы от него избавиться.
— Брет, я вам очень сочувствую. — Она дотронулась до его плеча.
Он резким движением отбросил ее руку. Он посмотрел на нее глазами, полными слез и обиды.
Пораженная, она отступила на шаг.
С видимым удовлетворением от того, что близкий физический контакт ему больше не грозит, Брет возобновил свой монолог, словно нуждался в том, чтобы очистить свою душу от того, что столько лет вынужден был в ней скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54