— Она даже не смотрела на него, полностью сосредоточив ласковый, как успел заметить Алексей, взгляд на свой добыче.
— Ты, как обезьяна, по деревьям…
— Я спортивной гимнастикой шесть лет занималась. Ты посмотри, он весь дрожит. Бедненький.
Кот вцепился своими острыми коготками в ее розовый джемпер, вцепился намертво, так, что и не отдерешь его.
— И что мы будем с ним делать? — поинтересовался Алексей весьма холодно, как ей показалось. Она взметнула на него свои длиннющие накрашенные ресницы, пронзила острым, осуждающим взглядом:
— Ну не бросать же его здесь, на улице!
— Это понятно, — согласился он. — Придется, наверное, отнести его в детский дом для кошек. Или снять ему номер в гостинице…
— Детских домов для кошек не бывает, к сожалению. И гостиниц тоже. Нужно взять его домой. Ах ты, мой хороший… Бедненький, маленький…
Алексей даже позавидовал коту — такого количества ласковых слов, наверное, ни один представитель мужского пола в жизни своей не слышал. Если, конечно, это замызганное иглокожее животное вообще к мужскому полу относилось и не было кошкой.
— Это кот или кошка? — спросил он зачем-то.
— Какая разница, — ответила она, но все же попыталась отодрать зверя, чтобы как следует рассмотреть его. С большим трудом ей это удалось. — Кошка, кажется… Ах ты, мой хороший…
Половая принадлежность животного ее, конечно, не интересовала — не принимая ее во внимание, она продолжала воспитывать у кошки дурные наклонности:
— Маленький мой, замерз.
— Ты обращаешься к кошке в мужском роде. Ты Фрейда не читала?
— Перестань, пожалуйста. Фрейд не о кошках писал, а о людях.
— Читала?..
— Ну, читала, — отмахнулась она. — И Набокова твоего я тоже читала, кстати. И еще много чего читала, я вообще читать люблю. Какое это имеет значение?
— А «Приглашение на казнь» тоже читала? — с подозрением в голосе поинтересовался он, чувствуя себя, наверное, как прокурор на судебном процессе, произносящий обвинительную речь: вот сейчас то он все про нее и узнает, и эта челка, и эти пальцы, смазывающие челку…
— Нет, не читала…
«Обвинительная речь» с треском провалилась.
— Послушай, возьми его к себе.
— К себе? Я?
— Ну да, конечно. Пожалуйста. — Она смотрела на него умоляющими глазами, кошка отчаянно мяукала, издавая звуки, похожие на карканье заболевшей ангиной вороны.
— Посмотри, какой он хороший. Возьми его к себе.
— Он, конечно, хороший… Мяукает, правда, не слишком мелодично, но это ничего, ко всему привыкнуть можно. Только почему я?
— Я не могу, я взяла бы. Меня Сергей вместе с этим котом на улицу вышвырнет. Он терпеть не может кошек.
— Сергей… — повторил он, заставил себя остановиться, не продолжать начатую тему. «Бог мой, — подумал он, — откуда я знаю, что она ответит. Она может ответить все, что угодно, Она скажет, что Сергей — это ее муж, с которым она уже два года состоит в гражданском браке. С нее станется. Почему бы не выскочить замуж в тринадцать лет, что за предрассудки?»
— С чего ты взяла, что я люблю кошек?
— Ты? Ты не любишь кошек? — Она смотрела на него и хлопала глазами, как будто видела летающую тарелку, битком набитую инопланетными существами, которая только что приземлилась у ее ног.
— А кто такой Сергей?
— Сергей — это мой отчим, мамин муж.
— Я люблю кошек. Обожаю кошек, знаешь, всю жизнь мечтал…
— Правда?
— Правда. А почему ты плакала?
— Не знаю, у меня бывает иногда. Ты его возьмешь?
— А у меня есть выбор?
— Если не хочешь… Есть выбор, я думаю…
«Ошибаешься, — подумал Алексей. — Ох как ошибаешься. Я бы притащил домой десяток кошек, я бы обвешался ими с ног до головы, наверное, потому что…»
— Давай сюда это симпатичное животное.
— Держи. — Она передала ему котенка вместе с розовыми ворсинками от своего джемпера, которые тот решил прихватить на память о своей первой хозяйке.
— Кажется, он меня больше любит, — простонал Алексей, почувствовав, как зверь вцепился в него когтями. — Просто жить без меня не может…
Она улыбалась, поглаживая котенка, намертво прилипшего к его груди.
— Ладно, я побежала. Мне еще уроки делать.
— Так я тебя провожу…
— Нет, не надо! — Она отчаянно жестикулировала. — Мне здесь близко — видишь, вон тот дом. Не надо, а то увидит, потом начнутся допросы… До свидания, мой хороший!
Последние ее слова были обращены, естественно, к кошке.
— Эй! — окликнул он, когда она была уже на расстоянии нескольких шагов. — Завтра увидимся?
— Да, конечно!
— Так завтра не моя смена! У меня выходной! А потом воскресенье…
— Тогда приходи сюда!
— А во сколько?
— Часов в шесть!
«Часов в шесть, — мысленно повторил Алексей с интонацией приговоренного к смерти. — Не в шесть часов, а часов в шесть. Это значит, что кто-то из нас должен отираться возле этого дерева с пяти до семи. Интересно было бы знать, кто именно?»
Он открывал дверь ключами, стараясь не шуметь: мама скорее всего еще не легла, она никогда не ложится, не дождавшись его, и все же Алексею не хотелось, чтобы она увидела его сразу с порога с этим замызганным клубком шерсти на груди. «Интересно, а моя мама любит кошек? А папа?»
Вопросы эти в данной ситуации были уже скорее риторическими. Отца, к счастью, не было дома — снова ушел на сутки. Бесшумно захлопнув дверь, он наклонился развязать ботинки и обнаружил на полу рядом с полкой туфли. Знакомые ярко-красные туфли на тонкой и высокой шпильке, каких его мама даже в самой ранней молодости, наверное, не носила. «Черт», — простонал он мысленно, не находя других слов и втайне подозревая, что это не просто ругательство, а эпитет, которым он в сердцах наградил конкретного человека. То есть конкретную женщину, которая на черта внешне была совсем не похожа. Только вот какую из них двоих?
В этом он не успел разобраться — все еще склонившись над ботинками, увидел в поле зрения приближающиеся к нему в тапочках ноги обладательницы красных туфель. Блеснули черным глянцем капроновые чулки…
— Алексей! — всплеснула руками мать, появившись почти сразу же из-за спины Людмилы.
— Ну Алексей. Уже двадцать два года Алексей…
Людмила стояла, сложив на груди руки, в черном облегающем платье со стразами, с высокой прической, прихваченной рубинового цвета заколкой, с рубинами в ушах, в облаке «Черутти» — и в клетчатых тапочках, которые на два размера превосходили размер ее ноги.
— Господи, что это? — снова всплеснула руками Анна Сергеевна.
— Это? — Алексей лихо, с первой попытки отодрал пронзительно каркающую кошку от груди и бережно усадил на пол. — Это кот. То есть, я хотел сказать, кошка, мать ее… была вороной, кажется. Поэтому она так странно мяукает. Не обращайте внимания.
— Вороны не рожают кошек, — послышался холодный голос Людмилы. — Где ты был?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Ты, как обезьяна, по деревьям…
— Я спортивной гимнастикой шесть лет занималась. Ты посмотри, он весь дрожит. Бедненький.
Кот вцепился своими острыми коготками в ее розовый джемпер, вцепился намертво, так, что и не отдерешь его.
— И что мы будем с ним делать? — поинтересовался Алексей весьма холодно, как ей показалось. Она взметнула на него свои длиннющие накрашенные ресницы, пронзила острым, осуждающим взглядом:
— Ну не бросать же его здесь, на улице!
— Это понятно, — согласился он. — Придется, наверное, отнести его в детский дом для кошек. Или снять ему номер в гостинице…
— Детских домов для кошек не бывает, к сожалению. И гостиниц тоже. Нужно взять его домой. Ах ты, мой хороший… Бедненький, маленький…
Алексей даже позавидовал коту — такого количества ласковых слов, наверное, ни один представитель мужского пола в жизни своей не слышал. Если, конечно, это замызганное иглокожее животное вообще к мужскому полу относилось и не было кошкой.
— Это кот или кошка? — спросил он зачем-то.
— Какая разница, — ответила она, но все же попыталась отодрать зверя, чтобы как следует рассмотреть его. С большим трудом ей это удалось. — Кошка, кажется… Ах ты, мой хороший…
Половая принадлежность животного ее, конечно, не интересовала — не принимая ее во внимание, она продолжала воспитывать у кошки дурные наклонности:
— Маленький мой, замерз.
— Ты обращаешься к кошке в мужском роде. Ты Фрейда не читала?
— Перестань, пожалуйста. Фрейд не о кошках писал, а о людях.
— Читала?..
— Ну, читала, — отмахнулась она. — И Набокова твоего я тоже читала, кстати. И еще много чего читала, я вообще читать люблю. Какое это имеет значение?
— А «Приглашение на казнь» тоже читала? — с подозрением в голосе поинтересовался он, чувствуя себя, наверное, как прокурор на судебном процессе, произносящий обвинительную речь: вот сейчас то он все про нее и узнает, и эта челка, и эти пальцы, смазывающие челку…
— Нет, не читала…
«Обвинительная речь» с треском провалилась.
— Послушай, возьми его к себе.
— К себе? Я?
— Ну да, конечно. Пожалуйста. — Она смотрела на него умоляющими глазами, кошка отчаянно мяукала, издавая звуки, похожие на карканье заболевшей ангиной вороны.
— Посмотри, какой он хороший. Возьми его к себе.
— Он, конечно, хороший… Мяукает, правда, не слишком мелодично, но это ничего, ко всему привыкнуть можно. Только почему я?
— Я не могу, я взяла бы. Меня Сергей вместе с этим котом на улицу вышвырнет. Он терпеть не может кошек.
— Сергей… — повторил он, заставил себя остановиться, не продолжать начатую тему. «Бог мой, — подумал он, — откуда я знаю, что она ответит. Она может ответить все, что угодно, Она скажет, что Сергей — это ее муж, с которым она уже два года состоит в гражданском браке. С нее станется. Почему бы не выскочить замуж в тринадцать лет, что за предрассудки?»
— С чего ты взяла, что я люблю кошек?
— Ты? Ты не любишь кошек? — Она смотрела на него и хлопала глазами, как будто видела летающую тарелку, битком набитую инопланетными существами, которая только что приземлилась у ее ног.
— А кто такой Сергей?
— Сергей — это мой отчим, мамин муж.
— Я люблю кошек. Обожаю кошек, знаешь, всю жизнь мечтал…
— Правда?
— Правда. А почему ты плакала?
— Не знаю, у меня бывает иногда. Ты его возьмешь?
— А у меня есть выбор?
— Если не хочешь… Есть выбор, я думаю…
«Ошибаешься, — подумал Алексей. — Ох как ошибаешься. Я бы притащил домой десяток кошек, я бы обвешался ими с ног до головы, наверное, потому что…»
— Давай сюда это симпатичное животное.
— Держи. — Она передала ему котенка вместе с розовыми ворсинками от своего джемпера, которые тот решил прихватить на память о своей первой хозяйке.
— Кажется, он меня больше любит, — простонал Алексей, почувствовав, как зверь вцепился в него когтями. — Просто жить без меня не может…
Она улыбалась, поглаживая котенка, намертво прилипшего к его груди.
— Ладно, я побежала. Мне еще уроки делать.
— Так я тебя провожу…
— Нет, не надо! — Она отчаянно жестикулировала. — Мне здесь близко — видишь, вон тот дом. Не надо, а то увидит, потом начнутся допросы… До свидания, мой хороший!
Последние ее слова были обращены, естественно, к кошке.
— Эй! — окликнул он, когда она была уже на расстоянии нескольких шагов. — Завтра увидимся?
— Да, конечно!
— Так завтра не моя смена! У меня выходной! А потом воскресенье…
— Тогда приходи сюда!
— А во сколько?
— Часов в шесть!
«Часов в шесть, — мысленно повторил Алексей с интонацией приговоренного к смерти. — Не в шесть часов, а часов в шесть. Это значит, что кто-то из нас должен отираться возле этого дерева с пяти до семи. Интересно было бы знать, кто именно?»
Он открывал дверь ключами, стараясь не шуметь: мама скорее всего еще не легла, она никогда не ложится, не дождавшись его, и все же Алексею не хотелось, чтобы она увидела его сразу с порога с этим замызганным клубком шерсти на груди. «Интересно, а моя мама любит кошек? А папа?»
Вопросы эти в данной ситуации были уже скорее риторическими. Отца, к счастью, не было дома — снова ушел на сутки. Бесшумно захлопнув дверь, он наклонился развязать ботинки и обнаружил на полу рядом с полкой туфли. Знакомые ярко-красные туфли на тонкой и высокой шпильке, каких его мама даже в самой ранней молодости, наверное, не носила. «Черт», — простонал он мысленно, не находя других слов и втайне подозревая, что это не просто ругательство, а эпитет, которым он в сердцах наградил конкретного человека. То есть конкретную женщину, которая на черта внешне была совсем не похожа. Только вот какую из них двоих?
В этом он не успел разобраться — все еще склонившись над ботинками, увидел в поле зрения приближающиеся к нему в тапочках ноги обладательницы красных туфель. Блеснули черным глянцем капроновые чулки…
— Алексей! — всплеснула руками мать, появившись почти сразу же из-за спины Людмилы.
— Ну Алексей. Уже двадцать два года Алексей…
Людмила стояла, сложив на груди руки, в черном облегающем платье со стразами, с высокой прической, прихваченной рубинового цвета заколкой, с рубинами в ушах, в облаке «Черутти» — и в клетчатых тапочках, которые на два размера превосходили размер ее ноги.
— Господи, что это? — снова всплеснула руками Анна Сергеевна.
— Это? — Алексей лихо, с первой попытки отодрал пронзительно каркающую кошку от груди и бережно усадил на пол. — Это кот. То есть, я хотел сказать, кошка, мать ее… была вороной, кажется. Поэтому она так странно мяукает. Не обращайте внимания.
— Вороны не рожают кошек, — послышался холодный голос Людмилы. — Где ты был?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60