Не видя больше смысла в том, чтобы и дальше голосовать за шведа, японец решил присоединиться к председателю и отдать свой голос за итальянку. Ему было невдомек, что председатель решил голосовать дальше за Плам Рассел.
Над столом все еще летали оскорбления, когда президент объявил о втором и решающем голосовании.
Не проявивший патриотизма в прошлый раз, британский судья теперь отдал свой голос за соотечественницу — Плам Рассел.
Немец тихо напомнил всем, что бьеннале этого года посвящен женщине в живописи. Никто не обратил на это никакого внимания. Тогда, припомнив ее превосходное чувство цвета, он решил в конце концов проголосовать за Плам, зная, что точно так же поступит его коллега из Англии.
Француз с испанцем упорствовали в своем первоначальном выборе: француз был за индийца, испанец — за Саула Абрахама Якоба.
При окончательном голосовании Плам получила три голоса, Саул Абрахам Якоб — два, индийский абстракционист и итальянка — по одному.
Нет ничего необычного в том, что фаворит после первого круга оказывается вышибленным во втором. И вот, несмотря на возмущенный вопль французского судьи: «Почему опять англичане?», вскоре после полуночи было решено присудить «Премию-2000» Венецианского бьеннале 1992 года английской участнице Плам Рассел.
Плам проснулась оттого, что ее тряс Бриз. Голос у него был хриплый и дрожащий:
— Ты победила! — Он сам этого никак не ожидал. Это было все равно, что выиграть в лотерею. Вы, естественно, не станете участвовать в ней, если у вас не будет шансов выиграть, но в глубине души, как бы вы ни надеялись, вы знаете: шансы столь невелики, что выигрыш практически невозможен. И тем не менее…
— Что? — Плам с трудом приходила в себя после глубокого сна, не совсем понимая, где она находится и почему Бриз так сильно трясет ее за плечо.
— Дорогая, ты победила!
Плам рывком села в кровати. Она в Венеции, сейчас раннее субботнее утро, и она только что стала победительницей бьеннале… Нет, Бриз не стал бы так шутить. Она бы убила его за это…
.Бриз видел растерянность в ее взгляде и затряс головой.
— Нет! Это не шутка! — Он нежно поцеловал ее в кончик носа. — Я так горжусь тобой, дорогая!
— Откуда ты знаешь?
— Об этом знают все. А через час новость станет известна журналистам и фоторепортерам, так что приготовься к их атакам. Официально о твоей победе объявят сегодня вечером.
Плам не слышала в себе ни радостных трелей колокольчиков, которые, как ей казалось, должны были зазвучать в душе, ни лихорадочного подъема, который должен быть ответом на это известие. Она была просто удивлена, и у нее кружилась голова. И тут же она почувствовала тошноту и бросилась в ванную.
Закутавшись в пеньюар с оборками до пола, она вернулась и сказала:
— Все в порядке. Бриз. Я просто не могла поверить. Все оказалось слишком неожиданным. — Она улыбалась, но никак не могла унять дрожь и чувствовала себя обессилевшей и постаревшей лет на сто.
— Тебе станет лучше, если ты немного поешь. — Бриз посмотрел на нее с нежной гордостью и показал на роскошно сервированный столик с завтраком у окна, в центре которого стояло серебряное ведерко с шампанским.
Плам съела несколько поджаренных тостов и выпила немного молока, прислушиваясь к пению птиц за окном. В душе у нее тоже поднималось радостное ликование. Она чувствовала себя такой же невесомой, как эти птицы, и способной взмыть в воздух и парить вместе с ними над Венецией с ее островами, розовыми дворцами и висячими мостиками…
— Внимательно следи за тем, что говоришь прессе, — предупредил Бриз, — помни, что твои слова разойдутся по всему миру. Определись сейчас, что ты хочешь сказать, и не давай увести себя в сторону. И не говори ни о какой политике, особенно с итальянской прессой. Я, конечно, буду записывать все сказанное тобой, но они обязательно что-нибудь придумают.
— Я собираюсь поблагодарить мою маму за то, что она дала мне шанс, и тебя, конечно…
— Нет, обо мне лучше не вспоминать. Нам не нужна история Свенгали. К тому же это сделает более весомой твою благодарность матери.
— Бриз…
— Да?
— Почему я стала победительницей? Расскажи мне правду.
— Я не знаю, честное слово, — признался Бриз. — Потом я выясню. А сейчас тебе надо просто свыкнуться с мыслью, что ты победила. — Он отодвинул свой стул и, имитируя судью на ринге, поднял вверх руку Плам. — Дамы и господа, представляю вам лауреата «Премии-2000»..
Плам вывернулась и, пораженная, уставилась на него.
— Бриз, разве мне присудили не «Золотого льва»? Бриз рассмеялся.
— Нет, дорогая, «Премию».
— Но ведь ее дают художникам до тридцати пяти лет!
— Совершенно верно.
— Но мне тридцать семь!
Они молча уставились друг на друга.
— О боже! — вырвалось у Бриза. Он тяжело опустился на стул и, швырнув на стол скомканную салфетку, смотрел в бескрайнее синее небо за окном. — Как это случилось? Почему они не обратили внимания на возраст? Почему я сам упустил это, черт побери?
— Мне было тридцать пять, когда меня выдвинули для участия, — задумчиво проговорила Плам, начиная постепенно понимать, что произошло. — Но это было больше года тому назад, в начале мая 91-го, как раз накануне моего тридцатишестилетия.
— А тридцать семь тебе исполнилось две недели назад, двадцать четвертого мая. Черт!
Плам видела, что Бриз напряженно пытается сообразить, как ей сохранить за собой приз.
— Бесполезно, Бриз. Это главное условие. Они дисквалифицируют меня, как только узнают! В глазах у Бриза мелькнула решимость — Но пока они не знают этого!
Плам быстро поняла, что он имеет в виду, и затрясла головой:
— Нет!
— А почему нет? Мы не будем ничего скрывать. Мы просто не будем акцентировать на этом внимание, хорошо? А потом ты станешь известной всему миру, и, может быть, даже твоя слава увеличится, когда они дисквалифицируют тебя.
— Нет! Мало того, что это нечестно, но я просто не смогу скрыть это. Каждый увидит по моему лицу, что тут что-то не так.
— Это не играет роли, когда никто не знает, что именно не так. — Бриз поймал ее руку. — Плам… если я для тебя хоть что-то значил… если ты хоть в чем-то чувствуешь себя обязанной мне… прошу тебя, послушай меня.
— Нет!
— Я не прошу тебя лгать, я только прошу подождать объявлять правду, — уговаривал Бриз. — И ты, безусловно, имеешь на это право, ведь я правильно указал твою дату рождения в анкете. Они просто не удосужились заглянуть в нее. Да это и неудивительно, ты выглядишь значительно моложе своих лет.
— Тупые идиоты!
— Итак, давай сделаем ставку на это и хоть что-то извлечем из сложившейся неразберихи.
Она заколебалась. Ей приходилось думать не только о себе. Премия во многом была заработана Бризом, который стремился к ней долгие десять лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Над столом все еще летали оскорбления, когда президент объявил о втором и решающем голосовании.
Не проявивший патриотизма в прошлый раз, британский судья теперь отдал свой голос за соотечественницу — Плам Рассел.
Немец тихо напомнил всем, что бьеннале этого года посвящен женщине в живописи. Никто не обратил на это никакого внимания. Тогда, припомнив ее превосходное чувство цвета, он решил в конце концов проголосовать за Плам, зная, что точно так же поступит его коллега из Англии.
Француз с испанцем упорствовали в своем первоначальном выборе: француз был за индийца, испанец — за Саула Абрахама Якоба.
При окончательном голосовании Плам получила три голоса, Саул Абрахам Якоб — два, индийский абстракционист и итальянка — по одному.
Нет ничего необычного в том, что фаворит после первого круга оказывается вышибленным во втором. И вот, несмотря на возмущенный вопль французского судьи: «Почему опять англичане?», вскоре после полуночи было решено присудить «Премию-2000» Венецианского бьеннале 1992 года английской участнице Плам Рассел.
Плам проснулась оттого, что ее тряс Бриз. Голос у него был хриплый и дрожащий:
— Ты победила! — Он сам этого никак не ожидал. Это было все равно, что выиграть в лотерею. Вы, естественно, не станете участвовать в ней, если у вас не будет шансов выиграть, но в глубине души, как бы вы ни надеялись, вы знаете: шансы столь невелики, что выигрыш практически невозможен. И тем не менее…
— Что? — Плам с трудом приходила в себя после глубокого сна, не совсем понимая, где она находится и почему Бриз так сильно трясет ее за плечо.
— Дорогая, ты победила!
Плам рывком села в кровати. Она в Венеции, сейчас раннее субботнее утро, и она только что стала победительницей бьеннале… Нет, Бриз не стал бы так шутить. Она бы убила его за это…
.Бриз видел растерянность в ее взгляде и затряс головой.
— Нет! Это не шутка! — Он нежно поцеловал ее в кончик носа. — Я так горжусь тобой, дорогая!
— Откуда ты знаешь?
— Об этом знают все. А через час новость станет известна журналистам и фоторепортерам, так что приготовься к их атакам. Официально о твоей победе объявят сегодня вечером.
Плам не слышала в себе ни радостных трелей колокольчиков, которые, как ей казалось, должны были зазвучать в душе, ни лихорадочного подъема, который должен быть ответом на это известие. Она была просто удивлена, и у нее кружилась голова. И тут же она почувствовала тошноту и бросилась в ванную.
Закутавшись в пеньюар с оборками до пола, она вернулась и сказала:
— Все в порядке. Бриз. Я просто не могла поверить. Все оказалось слишком неожиданным. — Она улыбалась, но никак не могла унять дрожь и чувствовала себя обессилевшей и постаревшей лет на сто.
— Тебе станет лучше, если ты немного поешь. — Бриз посмотрел на нее с нежной гордостью и показал на роскошно сервированный столик с завтраком у окна, в центре которого стояло серебряное ведерко с шампанским.
Плам съела несколько поджаренных тостов и выпила немного молока, прислушиваясь к пению птиц за окном. В душе у нее тоже поднималось радостное ликование. Она чувствовала себя такой же невесомой, как эти птицы, и способной взмыть в воздух и парить вместе с ними над Венецией с ее островами, розовыми дворцами и висячими мостиками…
— Внимательно следи за тем, что говоришь прессе, — предупредил Бриз, — помни, что твои слова разойдутся по всему миру. Определись сейчас, что ты хочешь сказать, и не давай увести себя в сторону. И не говори ни о какой политике, особенно с итальянской прессой. Я, конечно, буду записывать все сказанное тобой, но они обязательно что-нибудь придумают.
— Я собираюсь поблагодарить мою маму за то, что она дала мне шанс, и тебя, конечно…
— Нет, обо мне лучше не вспоминать. Нам не нужна история Свенгали. К тому же это сделает более весомой твою благодарность матери.
— Бриз…
— Да?
— Почему я стала победительницей? Расскажи мне правду.
— Я не знаю, честное слово, — признался Бриз. — Потом я выясню. А сейчас тебе надо просто свыкнуться с мыслью, что ты победила. — Он отодвинул свой стул и, имитируя судью на ринге, поднял вверх руку Плам. — Дамы и господа, представляю вам лауреата «Премии-2000»..
Плам вывернулась и, пораженная, уставилась на него.
— Бриз, разве мне присудили не «Золотого льва»? Бриз рассмеялся.
— Нет, дорогая, «Премию».
— Но ведь ее дают художникам до тридцати пяти лет!
— Совершенно верно.
— Но мне тридцать семь!
Они молча уставились друг на друга.
— О боже! — вырвалось у Бриза. Он тяжело опустился на стул и, швырнув на стол скомканную салфетку, смотрел в бескрайнее синее небо за окном. — Как это случилось? Почему они не обратили внимания на возраст? Почему я сам упустил это, черт побери?
— Мне было тридцать пять, когда меня выдвинули для участия, — задумчиво проговорила Плам, начиная постепенно понимать, что произошло. — Но это было больше года тому назад, в начале мая 91-го, как раз накануне моего тридцатишестилетия.
— А тридцать семь тебе исполнилось две недели назад, двадцать четвертого мая. Черт!
Плам видела, что Бриз напряженно пытается сообразить, как ей сохранить за собой приз.
— Бесполезно, Бриз. Это главное условие. Они дисквалифицируют меня, как только узнают! В глазах у Бриза мелькнула решимость — Но пока они не знают этого!
Плам быстро поняла, что он имеет в виду, и затрясла головой:
— Нет!
— А почему нет? Мы не будем ничего скрывать. Мы просто не будем акцентировать на этом внимание, хорошо? А потом ты станешь известной всему миру, и, может быть, даже твоя слава увеличится, когда они дисквалифицируют тебя.
— Нет! Мало того, что это нечестно, но я просто не смогу скрыть это. Каждый увидит по моему лицу, что тут что-то не так.
— Это не играет роли, когда никто не знает, что именно не так. — Бриз поймал ее руку. — Плам… если я для тебя хоть что-то значил… если ты хоть в чем-то чувствуешь себя обязанной мне… прошу тебя, послушай меня.
— Нет!
— Я не прошу тебя лгать, я только прошу подождать объявлять правду, — уговаривал Бриз. — И ты, безусловно, имеешь на это право, ведь я правильно указал твою дату рождения в анкете. Они просто не удосужились заглянуть в нее. Да это и неудивительно, ты выглядишь значительно моложе своих лет.
— Тупые идиоты!
— Итак, давай сделаем ставку на это и хоть что-то извлечем из сложившейся неразберихи.
Она заколебалась. Ей приходилось думать не только о себе. Премия во многом была заработана Бризом, который стремился к ней долгие десять лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118