Она эксцентричная, несерьезная женщина. Так что, надеюсь, этот эпизод тоже несерьезный… — Мадам Мерлин опять осенила себя крестным знамением.
— Все это очень серьезно, мама.
— Нет! У тебя, мой сын, есть естественные мужские потребности, тебе нужна жена, так же как девочкам нужна мать. И, конечно, все мы надеемся, что однажды… Но эта… она не умеет даже готовить.
— Она умеет, но не любит заниматься этим. А я люблю. — Он мягко дал понять матери, что пока не готов обсуждать дальше столь важный для него вопрос.
Но по пути домой, пока девочки, взявшись за руки, бежали впереди вниз по холму, он напряженно размышлял, неужели женитьба на Плам может оказаться такой трудной, как кажется матери.
И сейчас, глубокой ночью, он опять спрашивал себя о том же самом, глядя на Плам, клубочком свернувшуюся у него под боком. Послышались сдавленные рыдания.
— В чем дело? — Он протянул руку и повернул ее к себе. При свете луны она казалась совсем хрупкой и беззащитной.
— Мне страшно подумать, что я должна уехать от тебя, Поль.
— У тебя нет необходимости уезжать. Ты можешь остаться здесь. Мы могли бы пожениться.
Плам села, обхватив голые плечи руками, словно защищаясь, и медленно проговорила:
— Поль, я очень много думала о том, чтобы остаться с тобой — в качестве жены или любовницы.
— Я знаю. Я тоже думал над этим.
— Я боюсь совершить какую-нибудь женскую глупость или допустить поспешность, бросив все, что у меня есть, и, возможно, вызвав массу несчастий из-за романтической иллюзии. Я видела так много женщин, которые ставили всю свою жизнь на одного мужчину.
— Мужчина тоже ставит все.
— Не вес абсолютно и не так самозабвенно. Почему женщины идут на такой риск?
— Потому что надеются на чудо, — шепотом сказал Поль.
— Я не знаю ни одной замужней женщины, которая продолжает считать, что живет с самым несравненным возлюбленным и лучшим на свете мужчиной. Все свелось к тому, чья очередь выпускать во двор кошку. — Плам дотронулась рукой до его лба. — Это слишком большая ставка. И я уже дважды делала ее. И оба раза проигрывала.
Она почувствовала, как напрягся Поль. — Я не предлагаю тебе розовые иллюзии. Я предлагаю реальность.
— Поль, постарайся понять, почему я нервничаю, — умоляющим тоном проговорила она. — Два развода…
— Тогда давай испробуем альтернативу женитьбе. Может быть, что-нибудь вроде возобновляемого контракта. На пять лет или, возможно, на двадцать, если захотим иметь детей. Контракт — это не постоянное обязательство. Во всяком случае, никто не рассчитывает на это.
— Похоже на планирование развода.
— Напротив, брачные контракты избавляют от горечи разводов. Ты просто ждешь, когда истечет срок, и все.
— Твоя мать не так представляет себе твою семейную жизнь.
Поль взял ее за плечи.
— Нереальные и старомодные взгляды на брак не должны мешать нашему счастью. Зачем проводить остаток жизни с кем-то, если ты любишь меня?
— Теперь ты скажешь, что у меня только одна жизнь и иногда надо идти на безрассудство. А что, Торо тоже отличался этим?
— Отнюдь. Но почему бы тебе не разделить твою проблему на несколько частей? И не связывать свой уход от мужа с приходом ко мне. Здесь всего три принципиальных вопроса.
— На самом деле два.
— Нет, три. Потому, как мне кажется, что тебе необходимо еще прийти к согласию с собой, ведь ты не только ищешь чужие подделки, но и хочешь выяснить, а не есть ли такая же подделка твоя собственная жизнь.
— Неужели это так заметно?
— Не каждому. Ноя люблю тебя и вижу, что ты не в ладах с собой — bien dans sa peau, как мы говорим во Франции. Тебе неуютно в твоей коже.
— Конечно, мне не хотелось бежать от одного замужества к другому, тогда как проблема может заключаться во мне самой.
— Вот поэтому я хочу помочь тебе в обоих поисках.
Суббота, 2 мая 1992 года
Стоял прекрасный весенний день, и глаза у Плам, как сказал Поль, казались такими же синими, как небо над головой. Яркое солнце на улице Жакоб делало интерьер салона Монфьюма еще более мрачным, чем обычно.
Как только на входе звякнул колокольчик, навстречу им лениво двинулся мсье Монфьюма, небрежно засунув руки в карманы зеленого кардигана, из-под которого выглядывала темно-голубая рубаха с вязаным галстуком, непременным атрибутом выходного наряда французского интеллигента средних лет.
— Чем могу служить? — Его хитрые глазки буравили Плам из-за шестиугольных стекол очков без оправы. Маленький рот с поджатыми губами не оставлял никаких надежд на то, что он может сболтнуть что-то по неосторожности.
Вперед выступил Поль в блейзере цвета морской волны, который, по его словам, он надевал только для встречи школьного начальства. В голосе у него звучали скучные нотки утомленного делами правительственного чиновника, а своим поведением он напоминал детектива, занятого рутинной работой. Достав из «дипломата» папку с диапозитивами, Поль обратился к хозяину:
— Нам хотелось бы обсудить с вами кое-какие голландские картины.
И тут Монфьюма вспомнил Плам. Его губы сжались еще плотнее, а взгляд стал настороженным. Торчавший за его спиной светловолосый помощник с простоватым лицом, казалось, тоже встревожился.
Внимательно выслушав Поля, Монфьюма вежливо-оскорбительным тоном поинтересовался, какое ему до всего этого дело.
С тем же скучающим видом Поль объяснил, что наводит справки по поручению леди Бингер из Австралии, мисс Синтии Блай и миссис Сюзанны Марш из США, от имени Центрального музея в Бостоне и Британского института изобразительных искусств в Лондоне.
Произнесенные невыразительным тоном слова Поля звучали, как показалось Плам, правдоподобно и угрожающе. «Если бы я была на месте Монфьюма, — подумала она, — я бы занервничала».
С нескрываемым презрением Монфьюма поинтересовался, есть ли у Поля соответствующие полномочия.
Таким же вежливо-нейтральным тоном Поль ответил, что на данном этапе мсье Монфьюма может считать расследование неофициальным.
Монфьюма потер нос и задумался. Раз к нему обращались неофициально, то не обязательно последует официальное расследование.
— На всех моих квитанциях ясно указано, что я не несу ответственности за подлинность картин, — заявил он.
Поль слегка склонил голову и заметил, что это и так понятно. Вот только почему сам Монфьюма должен страдать, если его попросту обвели вокруг пальца. И не соблаговолит ли он посмотреть диапозитивы и сказать, не проходила ли через его руки какая-нибудь из этих картин.
Монфьюма послал помощника за лупой и, когда тот принес ее, принялся внимательно разглядывать диапозитивы.
Он занимался этим минут десять, но Плам знала, что ему хватило и двух, чтобы узнать товар, который совсем недавно прошел через его салон. Она поняла, что он скорее всего соображает, как ему поступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Все это очень серьезно, мама.
— Нет! У тебя, мой сын, есть естественные мужские потребности, тебе нужна жена, так же как девочкам нужна мать. И, конечно, все мы надеемся, что однажды… Но эта… она не умеет даже готовить.
— Она умеет, но не любит заниматься этим. А я люблю. — Он мягко дал понять матери, что пока не готов обсуждать дальше столь важный для него вопрос.
Но по пути домой, пока девочки, взявшись за руки, бежали впереди вниз по холму, он напряженно размышлял, неужели женитьба на Плам может оказаться такой трудной, как кажется матери.
И сейчас, глубокой ночью, он опять спрашивал себя о том же самом, глядя на Плам, клубочком свернувшуюся у него под боком. Послышались сдавленные рыдания.
— В чем дело? — Он протянул руку и повернул ее к себе. При свете луны она казалась совсем хрупкой и беззащитной.
— Мне страшно подумать, что я должна уехать от тебя, Поль.
— У тебя нет необходимости уезжать. Ты можешь остаться здесь. Мы могли бы пожениться.
Плам села, обхватив голые плечи руками, словно защищаясь, и медленно проговорила:
— Поль, я очень много думала о том, чтобы остаться с тобой — в качестве жены или любовницы.
— Я знаю. Я тоже думал над этим.
— Я боюсь совершить какую-нибудь женскую глупость или допустить поспешность, бросив все, что у меня есть, и, возможно, вызвав массу несчастий из-за романтической иллюзии. Я видела так много женщин, которые ставили всю свою жизнь на одного мужчину.
— Мужчина тоже ставит все.
— Не вес абсолютно и не так самозабвенно. Почему женщины идут на такой риск?
— Потому что надеются на чудо, — шепотом сказал Поль.
— Я не знаю ни одной замужней женщины, которая продолжает считать, что живет с самым несравненным возлюбленным и лучшим на свете мужчиной. Все свелось к тому, чья очередь выпускать во двор кошку. — Плам дотронулась рукой до его лба. — Это слишком большая ставка. И я уже дважды делала ее. И оба раза проигрывала.
Она почувствовала, как напрягся Поль. — Я не предлагаю тебе розовые иллюзии. Я предлагаю реальность.
— Поль, постарайся понять, почему я нервничаю, — умоляющим тоном проговорила она. — Два развода…
— Тогда давай испробуем альтернативу женитьбе. Может быть, что-нибудь вроде возобновляемого контракта. На пять лет или, возможно, на двадцать, если захотим иметь детей. Контракт — это не постоянное обязательство. Во всяком случае, никто не рассчитывает на это.
— Похоже на планирование развода.
— Напротив, брачные контракты избавляют от горечи разводов. Ты просто ждешь, когда истечет срок, и все.
— Твоя мать не так представляет себе твою семейную жизнь.
Поль взял ее за плечи.
— Нереальные и старомодные взгляды на брак не должны мешать нашему счастью. Зачем проводить остаток жизни с кем-то, если ты любишь меня?
— Теперь ты скажешь, что у меня только одна жизнь и иногда надо идти на безрассудство. А что, Торо тоже отличался этим?
— Отнюдь. Но почему бы тебе не разделить твою проблему на несколько частей? И не связывать свой уход от мужа с приходом ко мне. Здесь всего три принципиальных вопроса.
— На самом деле два.
— Нет, три. Потому, как мне кажется, что тебе необходимо еще прийти к согласию с собой, ведь ты не только ищешь чужие подделки, но и хочешь выяснить, а не есть ли такая же подделка твоя собственная жизнь.
— Неужели это так заметно?
— Не каждому. Ноя люблю тебя и вижу, что ты не в ладах с собой — bien dans sa peau, как мы говорим во Франции. Тебе неуютно в твоей коже.
— Конечно, мне не хотелось бежать от одного замужества к другому, тогда как проблема может заключаться во мне самой.
— Вот поэтому я хочу помочь тебе в обоих поисках.
Суббота, 2 мая 1992 года
Стоял прекрасный весенний день, и глаза у Плам, как сказал Поль, казались такими же синими, как небо над головой. Яркое солнце на улице Жакоб делало интерьер салона Монфьюма еще более мрачным, чем обычно.
Как только на входе звякнул колокольчик, навстречу им лениво двинулся мсье Монфьюма, небрежно засунув руки в карманы зеленого кардигана, из-под которого выглядывала темно-голубая рубаха с вязаным галстуком, непременным атрибутом выходного наряда французского интеллигента средних лет.
— Чем могу служить? — Его хитрые глазки буравили Плам из-за шестиугольных стекол очков без оправы. Маленький рот с поджатыми губами не оставлял никаких надежд на то, что он может сболтнуть что-то по неосторожности.
Вперед выступил Поль в блейзере цвета морской волны, который, по его словам, он надевал только для встречи школьного начальства. В голосе у него звучали скучные нотки утомленного делами правительственного чиновника, а своим поведением он напоминал детектива, занятого рутинной работой. Достав из «дипломата» папку с диапозитивами, Поль обратился к хозяину:
— Нам хотелось бы обсудить с вами кое-какие голландские картины.
И тут Монфьюма вспомнил Плам. Его губы сжались еще плотнее, а взгляд стал настороженным. Торчавший за его спиной светловолосый помощник с простоватым лицом, казалось, тоже встревожился.
Внимательно выслушав Поля, Монфьюма вежливо-оскорбительным тоном поинтересовался, какое ему до всего этого дело.
С тем же скучающим видом Поль объяснил, что наводит справки по поручению леди Бингер из Австралии, мисс Синтии Блай и миссис Сюзанны Марш из США, от имени Центрального музея в Бостоне и Британского института изобразительных искусств в Лондоне.
Произнесенные невыразительным тоном слова Поля звучали, как показалось Плам, правдоподобно и угрожающе. «Если бы я была на месте Монфьюма, — подумала она, — я бы занервничала».
С нескрываемым презрением Монфьюма поинтересовался, есть ли у Поля соответствующие полномочия.
Таким же вежливо-нейтральным тоном Поль ответил, что на данном этапе мсье Монфьюма может считать расследование неофициальным.
Монфьюма потер нос и задумался. Раз к нему обращались неофициально, то не обязательно последует официальное расследование.
— На всех моих квитанциях ясно указано, что я не несу ответственности за подлинность картин, — заявил он.
Поль слегка склонил голову и заметил, что это и так понятно. Вот только почему сам Монфьюма должен страдать, если его попросту обвели вокруг пальца. И не соблаговолит ли он посмотреть диапозитивы и сказать, не проходила ли через его руки какая-нибудь из этих картин.
Монфьюма послал помощника за лупой и, когда тот принес ее, принялся внимательно разглядывать диапозитивы.
Он занимался этим минут десять, но Плам знала, что ему хватило и двух, чтобы узнать товар, который совсем недавно прошел через его салон. Она поняла, что он скорее всего соображает, как ему поступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118