Я думала… А, все равно! – Она покачала головой, и ее длинные черные волосы расползлись по столу как змеи. – Что мне теперь делать? Ни поездом, ни самолетом, ни машиной мне отсюда не выбраться. Опознают. Им очень надо, чтобы меня опознали.
– Зачем им это нужно?
– Зачем? А кто укажет на заказчика? Я. Им надо свалить заказчика. А я – только улика против него.
Я не человек, понимаешь? Моя жизнь – ничто.
Меня нужно поймать, чтобы его свалить. А он крепко стоит на ногах, его трудно свалить. Мне будет плохо в любом случае – если за меня возьмется он, если за меня возьмутся они…
– Ты же не знаешь заказчика.
– Но мне называли его имя.
– Кто?
– Посредница.. – .
– Ты говорила – посредник.
После паузы Муха сказала:
– Это женщина.
– Это Дана?
Она резко подняла голову:
– Сколько раз ты у нее был?
– Я с ней говорил один раз. Потом заходил еще, когда обыскал ее комнату. И еще раз, перед этим, когда ты в меня стреляла.
– Я?! Я в тебя не стреляла!
– Ври больше.
Иван сходил в прихожую, принес пакет, вытряхнул на стол ночную рубашку:
– Твоя?
– Моя. И что? Я даже не знала, что ты у нее был!
– Ты там жила!
– Да! Но меня в тот день там не было! Она ,в тебя стреляла?!
– Слепая – и стреляла?? – Иван схватил Муху за плечи, приподнял со стула и резко отпустил.
Она вздрогнула, отшатнулась к стене:
– Это не я… Она могла стрелять в тебя по звуку… Она, конечно, слепая, но все чувствует, все замечает. С ней страшно! Она ориентируется лучше, чем мы!
– Почему же она не попала, когда я разбил лампочку? – поинтересовался Иван. – Если она слепая, ей не нужен свет!
– Я ничего не знаю про лампочку! – прошептала она.
– Это была не ты?
– Не я! Ваня, поверь – чем хочешь поклянусь, это была не я!
– Поклянись сестрой.
Муха взглянула на него со странной улыбкой:
– При чем тут она?
– А при чем тут Дана?
– Дана… – Девушка все еще улыбалась. Как-то странно, неестественно улыбалась. – Дана тут как раз при чем. Она мне давала заказы. И она же посадила на иглу Алияшку. То есть все было наоборот.
Сперва она погубила Алию. Потом взялась за меня.
– Алия жива?
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– Да так. Дана все обещала узнать, но так и не узнала. Ты-то откуда столько узнал? – Муха снова положила голову на стол. – Я так устала, я вторую ночь не сплю…
– Рассказывай. Выспаться успеешь.
– На том свете?..
– Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.
– Пойдем…
Белье им полагалось от хозяина квартиры. Они нашли в стенке две подушки – большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, и слушал тихий рассказ.
– Это началось год назад, – говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. – Алия училась в своем институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?
– Да, Майгуль и Бахыт.
– Они хорошие девчонки, только очень наивные, домашние. – Муха погладила его по руке. – Ни черта они не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте.
– Застенчивая, что ли?
– Да нет. Интересы другие. Более… Разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.
Серьезно! – Муха тихо засмеялась. – А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию отсюда подальше, чтобы Муха на нее не влияла».
А как я могла на нее влиять, из колонии, ну? А ее все равно отправили учиться в Москву. Не только из-за меня, конечно. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом. Тоже папа устроил.
– За что ты села? – перебил ее Иван.
Муха без тени смущения ответила:
– За воровство.
– Машины угоняла?
– Нет, что ты… – Муха опять засмеялась. – Я тогда еще и машину толком водить не умела.
Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у одного знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, гад, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела как паинька, потом родила…
– На зоне?
– Ага. – Муха замолчала.
– От кого же? – спросил Иван. Он даже сигарету затушил. – От надзирателя?
Она промолчала.
– Не в свое дело лезу, что ли?
– Не в свое, – отрезала она, но тут же прижалась к нему:
– Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. Да от солдата родила, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки. Скука была зеленая! Ну, кто же мог знать, что я залечу? – Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:
– Родила недоношенного, ребенок умер. Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. У меня здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали – тубик, но палочки не нашли. Короче, меня по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну а потом и я собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти Мать давно не работает, отец – по неполной неделе на том же комбинате. И то под угрозой сокращения.
Опять же, я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего не нашла.
– Знакомая история, – сказал Иван. – Только я ни от кого не рожал.
– Ты и не сидел.
– И не буду.
– Не зарекайся, – посоветовала Муха и продолжала:
– А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна.
Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, и забивают со всех сторон из ружей. Ну, каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать сайгаков. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, как дура, – одна баба. Все остальные бабы неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились мы. Нарядчик всем записал, сколько кому мяса надо отдать. Мне – больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, мне спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь – а ты знаешь, как холодно в степи? Ну, думаю, обморозилась… Полезла в машину к этому своему знакомому. А он там кемарит, тоже с похмелья. И наверное, с похмелья мне говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Зачем им это нужно?
– Зачем? А кто укажет на заказчика? Я. Им надо свалить заказчика. А я – только улика против него.
Я не человек, понимаешь? Моя жизнь – ничто.
Меня нужно поймать, чтобы его свалить. А он крепко стоит на ногах, его трудно свалить. Мне будет плохо в любом случае – если за меня возьмется он, если за меня возьмутся они…
– Ты же не знаешь заказчика.
– Но мне называли его имя.
– Кто?
– Посредница.. – .
– Ты говорила – посредник.
После паузы Муха сказала:
– Это женщина.
– Это Дана?
Она резко подняла голову:
– Сколько раз ты у нее был?
– Я с ней говорил один раз. Потом заходил еще, когда обыскал ее комнату. И еще раз, перед этим, когда ты в меня стреляла.
– Я?! Я в тебя не стреляла!
– Ври больше.
Иван сходил в прихожую, принес пакет, вытряхнул на стол ночную рубашку:
– Твоя?
– Моя. И что? Я даже не знала, что ты у нее был!
– Ты там жила!
– Да! Но меня в тот день там не было! Она ,в тебя стреляла?!
– Слепая – и стреляла?? – Иван схватил Муху за плечи, приподнял со стула и резко отпустил.
Она вздрогнула, отшатнулась к стене:
– Это не я… Она могла стрелять в тебя по звуку… Она, конечно, слепая, но все чувствует, все замечает. С ней страшно! Она ориентируется лучше, чем мы!
– Почему же она не попала, когда я разбил лампочку? – поинтересовался Иван. – Если она слепая, ей не нужен свет!
– Я ничего не знаю про лампочку! – прошептала она.
– Это была не ты?
– Не я! Ваня, поверь – чем хочешь поклянусь, это была не я!
– Поклянись сестрой.
Муха взглянула на него со странной улыбкой:
– При чем тут она?
– А при чем тут Дана?
– Дана… – Девушка все еще улыбалась. Как-то странно, неестественно улыбалась. – Дана тут как раз при чем. Она мне давала заказы. И она же посадила на иглу Алияшку. То есть все было наоборот.
Сперва она погубила Алию. Потом взялась за меня.
– Алия жива?
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– Да так. Дана все обещала узнать, но так и не узнала. Ты-то откуда столько узнал? – Муха снова положила голову на стол. – Я так устала, я вторую ночь не сплю…
– Рассказывай. Выспаться успеешь.
– На том свете?..
– Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.
– Пойдем…
Белье им полагалось от хозяина квартиры. Они нашли в стенке две подушки – большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, и слушал тихий рассказ.
– Это началось год назад, – говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. – Алия училась в своем институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?
– Да, Майгуль и Бахыт.
– Они хорошие девчонки, только очень наивные, домашние. – Муха погладила его по руке. – Ни черта они не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте.
– Застенчивая, что ли?
– Да нет. Интересы другие. Более… Разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.
Серьезно! – Муха тихо засмеялась. – А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию отсюда подальше, чтобы Муха на нее не влияла».
А как я могла на нее влиять, из колонии, ну? А ее все равно отправили учиться в Москву. Не только из-за меня, конечно. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом. Тоже папа устроил.
– За что ты села? – перебил ее Иван.
Муха без тени смущения ответила:
– За воровство.
– Машины угоняла?
– Нет, что ты… – Муха опять засмеялась. – Я тогда еще и машину толком водить не умела.
Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у одного знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, гад, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела как паинька, потом родила…
– На зоне?
– Ага. – Муха замолчала.
– От кого же? – спросил Иван. Он даже сигарету затушил. – От надзирателя?
Она промолчала.
– Не в свое дело лезу, что ли?
– Не в свое, – отрезала она, но тут же прижалась к нему:
– Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. Да от солдата родила, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки. Скука была зеленая! Ну, кто же мог знать, что я залечу? – Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:
– Родила недоношенного, ребенок умер. Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. У меня здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали – тубик, но палочки не нашли. Короче, меня по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну а потом и я собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти Мать давно не работает, отец – по неполной неделе на том же комбинате. И то под угрозой сокращения.
Опять же, я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего не нашла.
– Знакомая история, – сказал Иван. – Только я ни от кого не рожал.
– Ты и не сидел.
– И не буду.
– Не зарекайся, – посоветовала Муха и продолжала:
– А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна.
Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, и забивают со всех сторон из ружей. Ну, каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать сайгаков. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, как дура, – одна баба. Все остальные бабы неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились мы. Нарядчик всем записал, сколько кому мяса надо отдать. Мне – больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, мне спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь – а ты знаешь, как холодно в степи? Ну, думаю, обморозилась… Полезла в машину к этому своему знакомому. А он там кемарит, тоже с похмелья. И наверное, с похмелья мне говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99