А тут попробуй влет скажи: сколько штукатурки понадобится на «стены со сложным рельефом», как дипломатично обозвал бригадир выдолбленные Толей в кирпиче ласточкины гнезда.
Не передать, как мне было неудобно, когда при осмотре большой комнаты кто-то удивленно присвистнул и спросил: что тут делали и зачем? Но Машка так, будто давно ждала этого вопроса, слегка понизив голос, поведала, что в этой комнате в ожидании перевода в элитную психиатрическую клинику неделю прожил психически неполноценный человек — дальний родственник моих хороших друзей. Поскольку был человек крайне нервным, но привязывать его к батарее не хотелось — мы ж не фашисты какие-нибудь, — человеку было позволено заниматься тем, что его душе угодно. Человеку было угодно долбиться ножкой стула в кирпич и срывать паркет. Мебель и все остальное, чтоб не человек не разнес, мы заранее вынесли и расставили в других комнатах, за что теперь гладим себя по головке — уберегли-таки. Работяги выслушали Машкин рассказ и уважительно присвистнули — еще бы: за какую-то неделю так комнату изуродовать, и больше вопросов не задавали. Ай да Машка, вот бы ее к нам перетащить — она бы таких историй понаплела, только держись и успевай записывать!
Сообразив, что Машка куда лучше меня справляется со всеми расчетами и уж значительно опытнее в выборе разных сортов плитки, обоев и всего прочего (ну не могу я отличить немецкую плитку от итальянской, если на них только соответствующих надписей нет, типа мейд ин тама или не тама), я оставила ее разбираться со строителями, поскольку только мешалась ей под руками, да задавала глупые вопросы, и отправилась на работу.
Войдя в комнату для совещаний, я попала в тайфун под номером два. Народ ходил на головах, накрывал столы и, совершенно не таясь, таскал сумки со спиртным к холодильнику, поскольку пить теплый алкоголь у нас никто не любил.
— Я так понимаю, что все в порядке? — спросила я Тамару.
— В полном, — удовлетворенно отозвалась она. — Кстати, во многом благодаря тебе.
— Это как? — приятно удивилась я.
— Помнишь свою идею насчет того, что Ирине делает комплимент какой-то уличный мальчишка?
— Было такое. А что?
— Продюсер в эту сцену только что зубами не вцепился. Оказывается, он своему сыну по дурости обещал, что в честь его дня рождения даст ему сыграть какую-нибудь маленькую роль в каком-нибудь кино. Думал, что забудет и отвяжется. А пацан оказался упертым и к папе с ножом к горлу: так когда обещанные съемки? И тут эта сценка. Самое то. Ну, соответственно, раз прошла финальная сцена, прошло и все остальное, что мы налабудили. Пару мест только попросили подчистить, что я и сделала буквально за полчаса. Так что проект под кодовым названием «Жизнь и любовь» можем считать завершенным! По крайней мере, в сценарной его части.
— Да, спасибо продюсерскому сыну.
— И ему тоже! — рассмеялась Тамара, да так звонко, что на нас оглянулись все, кто был в комнате. Летка опять скорчила непереводимую гримасу и демонстративно отвернулась. Ну что я ей плохого сделала, а? Баллончик вернула с благодарностями, правда, так и не рассказав, зачем он был мне нужен. Гадостей вроде как не подстраивала. Разве что не нарочно. А то, что не нравится она мне — так она и не портрет Франклина, чтоб у всех положительные эмоции вызывать. Все, при первой же возможности — разбегаться по разным проектам, чтоб даже минимальной возможности не было друг друга раздражать.
А дальше все было как всегда. Нарезка, торты, салаты. Коньяк, мартини, текила. Лимоны, помидоры, зелень. Кружки из личных нычек, рюмки, позаимствованные в секретариате, тарелки из бухгалтерии. Сегодня сценаристы гуляют — имеем право. Потом будет еще официальная пьянка с продюсерами и прочими «серами» в каком-нибудь пижонском ресторане, вечерние туалеты и морды согласно протоколу. Но сейчас — только наш день.
Так уж получилось, что когда мы рассаживались, я оказалась между Стасиком и Тамарой. Совершенно случайно, между прочим. Сначала я себе место облюбовала, а они позже подошли. Но как бы там не было, я явственно слышала грозно скрипнувшие челюсти Летки. Но вместо того, чтобы сесть с другой стороны от Стасика, что было бы логично, учитывая их взаимную симпатию, Летка села четко напротив меня. Ну и Бога ради. Если ей так больше нравится… А взглядами исподлобья меня не просверлишь, бесполезно. Можно даже не пытаться.
Отсидев положенное время за столом и успев хорошенько объесться, мы устроили танцы. Пока Стас танцевал с Тамарой (логично — единственный мужчина в коллективе остался, и единственный начальник — женщина, кому и танцевать первый танец, как не им), все было в порядке. Но когда на второй медленный танец Стас пригласил меня, между нами как тень отца Гамлета нарисовалась Летка.
— Лиза, нам следует немедленно поговорить.
— По-моему, это может подождать и конца танца. В конце концов, с твоей стороны это просто невежливо. А через пару минут я в твоем распоряжении, — и отодвинув Летку плечом, я попала в объятья Стаса.
Похоже, что Стасик слегка перебрал со спиртным, поскольку в танце был он дерзок и смел, не выходя впрочем, за рамки приличия. Но танцевал он вполне сносно, по крайней мере, на ноги не наступал и перегаром в лицо не дышал. Только в ушко. Не скажу, что мне так уж понравился этот медляк, но отшить Летку было делом принципа. Да и Стас пока что не ее парень, чтоб так откровенно заявлять на него свои собственнические претензии.
Когда музыка кончилась, я церемонно поблагодарила Стасика кивком головы за доставленное удовольствие и отправилась к поджидающей меня у выхода Летки.
— Ну, и что ты хотела мне сказать? С чего докопалась, как Маклауд до кукушки?
Летка смерила меня с головы до ног уничижительным взглядом:
— Ты всегда делаешь только то, что может принести тебе дополнительные дивиденды, ведь так?
— Честное слово, не понимаю, о чем ты?
— Ну да, простота хуже воровства. Ладно, проясняю ситуацию: ты подлизываешься к начальству, завлекаешь к себе всех мужиков в радиусе километра, и при этом всегда говоришь то, что от тебя ждут. И как это называется?
— Это называется — творческая интуиция. Относительно мужиков в радиусе километра — клевета. Иначе бы эта комната была завалена бездыханными мужскими телами, ломанувшимися, как ты говоришь, на мой зов и задавившими друг друга насмерть. Можешь сама на досуге прикинуть плотность мужского населения на один квадратный, вернее — круглый километр. А по поводу подхалимажа начальству — это-то каким образом? За свои слова ответишь, подруга?
— Я-то, — вскинулась Летка, — отвечу! Чего не могу сказать о тебе.
— С этого места поподробнее, — ядовито попросила я, копируя Машкины интонации доброй кобры.
— А что тут говорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Не передать, как мне было неудобно, когда при осмотре большой комнаты кто-то удивленно присвистнул и спросил: что тут делали и зачем? Но Машка так, будто давно ждала этого вопроса, слегка понизив голос, поведала, что в этой комнате в ожидании перевода в элитную психиатрическую клинику неделю прожил психически неполноценный человек — дальний родственник моих хороших друзей. Поскольку был человек крайне нервным, но привязывать его к батарее не хотелось — мы ж не фашисты какие-нибудь, — человеку было позволено заниматься тем, что его душе угодно. Человеку было угодно долбиться ножкой стула в кирпич и срывать паркет. Мебель и все остальное, чтоб не человек не разнес, мы заранее вынесли и расставили в других комнатах, за что теперь гладим себя по головке — уберегли-таки. Работяги выслушали Машкин рассказ и уважительно присвистнули — еще бы: за какую-то неделю так комнату изуродовать, и больше вопросов не задавали. Ай да Машка, вот бы ее к нам перетащить — она бы таких историй понаплела, только держись и успевай записывать!
Сообразив, что Машка куда лучше меня справляется со всеми расчетами и уж значительно опытнее в выборе разных сортов плитки, обоев и всего прочего (ну не могу я отличить немецкую плитку от итальянской, если на них только соответствующих надписей нет, типа мейд ин тама или не тама), я оставила ее разбираться со строителями, поскольку только мешалась ей под руками, да задавала глупые вопросы, и отправилась на работу.
Войдя в комнату для совещаний, я попала в тайфун под номером два. Народ ходил на головах, накрывал столы и, совершенно не таясь, таскал сумки со спиртным к холодильнику, поскольку пить теплый алкоголь у нас никто не любил.
— Я так понимаю, что все в порядке? — спросила я Тамару.
— В полном, — удовлетворенно отозвалась она. — Кстати, во многом благодаря тебе.
— Это как? — приятно удивилась я.
— Помнишь свою идею насчет того, что Ирине делает комплимент какой-то уличный мальчишка?
— Было такое. А что?
— Продюсер в эту сцену только что зубами не вцепился. Оказывается, он своему сыну по дурости обещал, что в честь его дня рождения даст ему сыграть какую-нибудь маленькую роль в каком-нибудь кино. Думал, что забудет и отвяжется. А пацан оказался упертым и к папе с ножом к горлу: так когда обещанные съемки? И тут эта сценка. Самое то. Ну, соответственно, раз прошла финальная сцена, прошло и все остальное, что мы налабудили. Пару мест только попросили подчистить, что я и сделала буквально за полчаса. Так что проект под кодовым названием «Жизнь и любовь» можем считать завершенным! По крайней мере, в сценарной его части.
— Да, спасибо продюсерскому сыну.
— И ему тоже! — рассмеялась Тамара, да так звонко, что на нас оглянулись все, кто был в комнате. Летка опять скорчила непереводимую гримасу и демонстративно отвернулась. Ну что я ей плохого сделала, а? Баллончик вернула с благодарностями, правда, так и не рассказав, зачем он был мне нужен. Гадостей вроде как не подстраивала. Разве что не нарочно. А то, что не нравится она мне — так она и не портрет Франклина, чтоб у всех положительные эмоции вызывать. Все, при первой же возможности — разбегаться по разным проектам, чтоб даже минимальной возможности не было друг друга раздражать.
А дальше все было как всегда. Нарезка, торты, салаты. Коньяк, мартини, текила. Лимоны, помидоры, зелень. Кружки из личных нычек, рюмки, позаимствованные в секретариате, тарелки из бухгалтерии. Сегодня сценаристы гуляют — имеем право. Потом будет еще официальная пьянка с продюсерами и прочими «серами» в каком-нибудь пижонском ресторане, вечерние туалеты и морды согласно протоколу. Но сейчас — только наш день.
Так уж получилось, что когда мы рассаживались, я оказалась между Стасиком и Тамарой. Совершенно случайно, между прочим. Сначала я себе место облюбовала, а они позже подошли. Но как бы там не было, я явственно слышала грозно скрипнувшие челюсти Летки. Но вместо того, чтобы сесть с другой стороны от Стасика, что было бы логично, учитывая их взаимную симпатию, Летка села четко напротив меня. Ну и Бога ради. Если ей так больше нравится… А взглядами исподлобья меня не просверлишь, бесполезно. Можно даже не пытаться.
Отсидев положенное время за столом и успев хорошенько объесться, мы устроили танцы. Пока Стас танцевал с Тамарой (логично — единственный мужчина в коллективе остался, и единственный начальник — женщина, кому и танцевать первый танец, как не им), все было в порядке. Но когда на второй медленный танец Стас пригласил меня, между нами как тень отца Гамлета нарисовалась Летка.
— Лиза, нам следует немедленно поговорить.
— По-моему, это может подождать и конца танца. В конце концов, с твоей стороны это просто невежливо. А через пару минут я в твоем распоряжении, — и отодвинув Летку плечом, я попала в объятья Стаса.
Похоже, что Стасик слегка перебрал со спиртным, поскольку в танце был он дерзок и смел, не выходя впрочем, за рамки приличия. Но танцевал он вполне сносно, по крайней мере, на ноги не наступал и перегаром в лицо не дышал. Только в ушко. Не скажу, что мне так уж понравился этот медляк, но отшить Летку было делом принципа. Да и Стас пока что не ее парень, чтоб так откровенно заявлять на него свои собственнические претензии.
Когда музыка кончилась, я церемонно поблагодарила Стасика кивком головы за доставленное удовольствие и отправилась к поджидающей меня у выхода Летки.
— Ну, и что ты хотела мне сказать? С чего докопалась, как Маклауд до кукушки?
Летка смерила меня с головы до ног уничижительным взглядом:
— Ты всегда делаешь только то, что может принести тебе дополнительные дивиденды, ведь так?
— Честное слово, не понимаю, о чем ты?
— Ну да, простота хуже воровства. Ладно, проясняю ситуацию: ты подлизываешься к начальству, завлекаешь к себе всех мужиков в радиусе километра, и при этом всегда говоришь то, что от тебя ждут. И как это называется?
— Это называется — творческая интуиция. Относительно мужиков в радиусе километра — клевета. Иначе бы эта комната была завалена бездыханными мужскими телами, ломанувшимися, как ты говоришь, на мой зов и задавившими друг друга насмерть. Можешь сама на досуге прикинуть плотность мужского населения на один квадратный, вернее — круглый километр. А по поводу подхалимажа начальству — это-то каким образом? За свои слова ответишь, подруга?
— Я-то, — вскинулась Летка, — отвечу! Чего не могу сказать о тебе.
— С этого места поподробнее, — ядовито попросила я, копируя Машкины интонации доброй кобры.
— А что тут говорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69