..
Джанна проглотила язык и с трудом выдавила улыбку. Одри увлеченно заговорила о бесконечных замыслах, рождающихся у нее благодаря общению с собачкой Ромми. Для такого изнеженного существа очень трудно найти все необходимое! Джанна узнала о намерении Одри торговать непромокаемыми попонами, бижутерией, собачьим одеколоном под названием «О де Ром-мель». Джанна делала над собой усилие, чтобы не закатить глаза. Несомненно, проект был плодом долгих размышлений и немало значил для Одри. Джанна терпеливо слушала, время от времени вставляя одобрительные реплики. Напоследок она пообещала оказывать проекту всяческую поддержку.
Послушавшись Одри, Джанна надела черное платье. Она более обильно, чем обычно, воспользовалась косметикой, наложила тени, чтобы подчеркнуть зеленый цвет своих глаз, надела кулон в виде сокола – подарок тети Пиф на восемнадцатилетие. Золотая птичья головка от Булгари была усеяна вместо перьев бриллиантами, крупицами хрусталя и изумрудами. Ансамбль дополняли серьги – такие же птичьи головки, только меньшего размера. Джанна немного отступила от зеркала, чтобы как следует рассмотреть свое отражение.
Лучше, чем сейчас, она выглядела единственный раз в жизни – на собственной свадьбе. Она с горечью припомнила, что и тогда надевала подарок тети Пиф. В тот день она была сама не своя от счастья. У нее кружилась голова от любви. Что ж, пусть прошлое остается в прошлом. Сосредоточимся на будущем, и в первую очередь на Бредфордах.
Зазвонил телефон. Идя к аппарату, она радовалась, что Коллис не знает ее нового номера. Он прислал ей десять фунтов шоколада «Шарбонель и Уолкер» с золотой надписью «Я люблю тебя. Прости меня» на каждой конфете. Вместе с шоколадом реактивный самолет Атертонов привез цветочный макет ботанического сада Кью-Гарденз в корзинке из ивовых прутьев из знаменитого магазина цветов «Шервуд». Джанна отдала цветы и конфеты Кларе, припомнив, что Коллис ни разу за все время их супружества не удосужился остановиться у цветочного киоска и купить ей простенький букетик.
В трубке раздался голос Уоррена:
– Как дела?
– Неплохо. – Услышав голос брата, она поняла, как ей его не хватает. – Вечером я приглашена к Бредфордам.
– Позвони мне потом и расскажи, как прошла встреча.
– Еще я собираюсь сегодня же уговорить Ника Дженсена продать мне акции.
– Заплати за них столько, сколько запросит. На этом не экономь. Я тебе помогу.
За тридцать пять лет трудно было не научиться угадывать настроение друг друга. Она уловила в тоне брата изрядную озабоченность.
– Что-то случилось?
– Мы нашли Джиана Паоло.
– И он запросил за свои акции безумные деньги.
– Если бы все было так просто! – Уоррен умолк, и Джанне стало нехорошо от дурного предчувствия. Она вцепилась в трубку так, что побелели пальцы.
– Он успел загнать их Бредфордам, – наконец решился сообщить Уоррен.
– Только не это! – Она не сумела скрыть разочарования. – Тетя Пиф по всем правилам передала мне свой пакет – сорок пять процентов активов. Не сомневаюсь, что мне удастся убедить Ника Дженсена продать мне свою часть. Это укрепит мое положение, но, похоже, Бредфорды все равно не дадут мне жить спокойно.
Она представила себе Ника, выбравшегося из бассейна и обеими руками откидывающего мокрые волосы. Раз пакет перекочевал из рук Джиана Паоло в руки Бредфордов, акции Ника приобретают ключевое значение. Ей необходимо без промедления завладеть ими, иначе ее могут опередить.
* * *
Ник и Джанна наконец отправились на праздник в Мдину. Дорога вела на запад, прямо к садящемуся солнцу. Тяжелое красное светило почти полностью погрузилось в море, успев накинуть на каменистые склоны окружающих террас бронзовое покрывало. Впервые Ник увидел Мальту из иллюминатора самолета, когда весь остров, освещенный предзакатным солнцем, был как на ладони. Тогда он невольно сравнил его с золотой рыбкой, плывущей на юг, – этому способствовали очертания и краски. Сначала он был склонен объяснять янтарный оттенок закатом, но уже на следующий день обнаружил, что вся Мальта имеет цвет абрикоса, ибо дома были здесь сложены из местного золотистого известняка.
Он сбавил скорость, объезжая на узкой дороге конную повозку.
– Влюбленные, – объяснила Джанна, оглянувшись на экипаж с задернутыми шторками. – Вам рассказывали о passeggiata?
Ник был наслышан об особом часе на закате, когда мальтийцы прогуливаются по улицам, присаживаются в уличных кафе, подходят к домам соседей поболтать; однако он позволил Джанне прочесть ему подробную лекцию об этой славной традиции. Она делала все возможное, чтобы вызвать у него симпатию, а он не собирался ставить ей палки в колеса. Интересно, что она предпримет, когда он ответит отказом на ее просьбу продать акции?
– Мальта нравится мне гораздо больше, чем Япония, – сообщил он. – У японцев не принято прогуливаться по улицам и просто наслаждаться жизнью. Там вкалывают минимум по двенадцать часов в день.
– Разве у них нет законов о труде? – спросила она, одновременно обращая его внимание на запряженную осликом тележку с тыквами, сворачивающую на дорогу.
Ник притормозил, машинально поискав глазами зеркало справа, но тут же вспомнил, что здесь левостороннее движение. Ослик по всем правилам красовался в левом зеркале.
– Есть, но компании вынуждают работников добровольно перерабатывать. В противном случае человек оказывается без работы.
– Одна жизнь – одна компания. Они не меняют своих служащих, как мы.
Ник кивнул и, миновав тележку, надавил на газ. Надо же, а он-то был готов держать пари, что ей неизвестно, сколь серьезное дело в Японии принадлежность к компании. Он сравнивал это с рабским трудом, мало отличающимся от труда чернокожих, которые доставлялись из Африки в катакомбы вокруг Валлетты, а потом отправлялись в Новый Свет.
– Такая преданность и позволила им уйти в отрыв, – продолжала Джанна. – Это, плюс торговые барьеры. Ведь японское правительство поддерживает своих бизнесменов так, как нашим и не снилось.
– Все не так просто, – отозвался Ник, радуясь про себя, что она, кажется, имеет представление о том, что жизнь – это не просто слизывание сливок с серебряной ложечки. – Они умны и очень трудолюбивы. Я восхищаюсь ими.
Джанна указала ему на стрелку «Наксар». Кивнув, он покосился на нее. Ник достаточно разбирался в туалетах, чтобы суметь распознать шедевр портновского искусства. Черный шелк, безупречные линии, облегающие тело, но без всякого вызова. Вырез на груди был глубок, но не слишком. Но при всех достоинствах платья оно меркло в сравнении с кулоном: Ник никогда в жизни не видел такой восхитительной безделушки. От нее было невозможно оторвать взор. Видимо, все дело было в изумрудных глазках птицы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Джанна проглотила язык и с трудом выдавила улыбку. Одри увлеченно заговорила о бесконечных замыслах, рождающихся у нее благодаря общению с собачкой Ромми. Для такого изнеженного существа очень трудно найти все необходимое! Джанна узнала о намерении Одри торговать непромокаемыми попонами, бижутерией, собачьим одеколоном под названием «О де Ром-мель». Джанна делала над собой усилие, чтобы не закатить глаза. Несомненно, проект был плодом долгих размышлений и немало значил для Одри. Джанна терпеливо слушала, время от времени вставляя одобрительные реплики. Напоследок она пообещала оказывать проекту всяческую поддержку.
Послушавшись Одри, Джанна надела черное платье. Она более обильно, чем обычно, воспользовалась косметикой, наложила тени, чтобы подчеркнуть зеленый цвет своих глаз, надела кулон в виде сокола – подарок тети Пиф на восемнадцатилетие. Золотая птичья головка от Булгари была усеяна вместо перьев бриллиантами, крупицами хрусталя и изумрудами. Ансамбль дополняли серьги – такие же птичьи головки, только меньшего размера. Джанна немного отступила от зеркала, чтобы как следует рассмотреть свое отражение.
Лучше, чем сейчас, она выглядела единственный раз в жизни – на собственной свадьбе. Она с горечью припомнила, что и тогда надевала подарок тети Пиф. В тот день она была сама не своя от счастья. У нее кружилась голова от любви. Что ж, пусть прошлое остается в прошлом. Сосредоточимся на будущем, и в первую очередь на Бредфордах.
Зазвонил телефон. Идя к аппарату, она радовалась, что Коллис не знает ее нового номера. Он прислал ей десять фунтов шоколада «Шарбонель и Уолкер» с золотой надписью «Я люблю тебя. Прости меня» на каждой конфете. Вместе с шоколадом реактивный самолет Атертонов привез цветочный макет ботанического сада Кью-Гарденз в корзинке из ивовых прутьев из знаменитого магазина цветов «Шервуд». Джанна отдала цветы и конфеты Кларе, припомнив, что Коллис ни разу за все время их супружества не удосужился остановиться у цветочного киоска и купить ей простенький букетик.
В трубке раздался голос Уоррена:
– Как дела?
– Неплохо. – Услышав голос брата, она поняла, как ей его не хватает. – Вечером я приглашена к Бредфордам.
– Позвони мне потом и расскажи, как прошла встреча.
– Еще я собираюсь сегодня же уговорить Ника Дженсена продать мне акции.
– Заплати за них столько, сколько запросит. На этом не экономь. Я тебе помогу.
За тридцать пять лет трудно было не научиться угадывать настроение друг друга. Она уловила в тоне брата изрядную озабоченность.
– Что-то случилось?
– Мы нашли Джиана Паоло.
– И он запросил за свои акции безумные деньги.
– Если бы все было так просто! – Уоррен умолк, и Джанне стало нехорошо от дурного предчувствия. Она вцепилась в трубку так, что побелели пальцы.
– Он успел загнать их Бредфордам, – наконец решился сообщить Уоррен.
– Только не это! – Она не сумела скрыть разочарования. – Тетя Пиф по всем правилам передала мне свой пакет – сорок пять процентов активов. Не сомневаюсь, что мне удастся убедить Ника Дженсена продать мне свою часть. Это укрепит мое положение, но, похоже, Бредфорды все равно не дадут мне жить спокойно.
Она представила себе Ника, выбравшегося из бассейна и обеими руками откидывающего мокрые волосы. Раз пакет перекочевал из рук Джиана Паоло в руки Бредфордов, акции Ника приобретают ключевое значение. Ей необходимо без промедления завладеть ими, иначе ее могут опередить.
* * *
Ник и Джанна наконец отправились на праздник в Мдину. Дорога вела на запад, прямо к садящемуся солнцу. Тяжелое красное светило почти полностью погрузилось в море, успев накинуть на каменистые склоны окружающих террас бронзовое покрывало. Впервые Ник увидел Мальту из иллюминатора самолета, когда весь остров, освещенный предзакатным солнцем, был как на ладони. Тогда он невольно сравнил его с золотой рыбкой, плывущей на юг, – этому способствовали очертания и краски. Сначала он был склонен объяснять янтарный оттенок закатом, но уже на следующий день обнаружил, что вся Мальта имеет цвет абрикоса, ибо дома были здесь сложены из местного золотистого известняка.
Он сбавил скорость, объезжая на узкой дороге конную повозку.
– Влюбленные, – объяснила Джанна, оглянувшись на экипаж с задернутыми шторками. – Вам рассказывали о passeggiata?
Ник был наслышан об особом часе на закате, когда мальтийцы прогуливаются по улицам, присаживаются в уличных кафе, подходят к домам соседей поболтать; однако он позволил Джанне прочесть ему подробную лекцию об этой славной традиции. Она делала все возможное, чтобы вызвать у него симпатию, а он не собирался ставить ей палки в колеса. Интересно, что она предпримет, когда он ответит отказом на ее просьбу продать акции?
– Мальта нравится мне гораздо больше, чем Япония, – сообщил он. – У японцев не принято прогуливаться по улицам и просто наслаждаться жизнью. Там вкалывают минимум по двенадцать часов в день.
– Разве у них нет законов о труде? – спросила она, одновременно обращая его внимание на запряженную осликом тележку с тыквами, сворачивающую на дорогу.
Ник притормозил, машинально поискав глазами зеркало справа, но тут же вспомнил, что здесь левостороннее движение. Ослик по всем правилам красовался в левом зеркале.
– Есть, но компании вынуждают работников добровольно перерабатывать. В противном случае человек оказывается без работы.
– Одна жизнь – одна компания. Они не меняют своих служащих, как мы.
Ник кивнул и, миновав тележку, надавил на газ. Надо же, а он-то был готов держать пари, что ей неизвестно, сколь серьезное дело в Японии принадлежность к компании. Он сравнивал это с рабским трудом, мало отличающимся от труда чернокожих, которые доставлялись из Африки в катакомбы вокруг Валлетты, а потом отправлялись в Новый Свет.
– Такая преданность и позволила им уйти в отрыв, – продолжала Джанна. – Это, плюс торговые барьеры. Ведь японское правительство поддерживает своих бизнесменов так, как нашим и не снилось.
– Все не так просто, – отозвался Ник, радуясь про себя, что она, кажется, имеет представление о том, что жизнь – это не просто слизывание сливок с серебряной ложечки. – Они умны и очень трудолюбивы. Я восхищаюсь ими.
Джанна указала ему на стрелку «Наксар». Кивнув, он покосился на нее. Ник достаточно разбирался в туалетах, чтобы суметь распознать шедевр портновского искусства. Черный шелк, безупречные линии, облегающие тело, но без всякого вызова. Вырез на груди был глубок, но не слишком. Но при всех достоинствах платья оно меркло в сравнении с кулоном: Ник никогда в жизни не видел такой восхитительной безделушки. От нее было невозможно оторвать взор. Видимо, все дело было в изумрудных глазках птицы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121