Одной рукой Блэкторн обнимал ее за талию, крепко прижимая к себе, другая запуталась в ее вьющихся каштановых волосах. Жизлен без труда вспомнила картину, представшую перед ней в треклятой гостинице. Может, и она найдет горсть монет возле кровати?
Но она-то не заработала денег. И не заработает. Он не сможет ее купить. Может похитить, сделать своей пленницей, взять силой, даже убить. Но только не купить ее расположения.
Плечо мужчины не может быть удобным. Тем более если этот мужчина худощав и мускулист, как Николас Блэкторн. Однако ей было удобно. Его подбородок упирался в ее лоб, и она приказала себе не шевелиться, иначе он может проснуться и довершит то, от чего отказался вечером. Рисковать Жизлен совсем не хотелось. Единственное, что ей оставалось, — замереть в его объятиях, прижавшись к его горячему, сильному телу.
Он развязал ее ночью, и она этого не заметила, и сама обвила его рукой, прильнула, как беззащитная и слабая женщина. Нелепость. Неожиданно она почувствовала, что он проснулся, и поняла, что выжидать бессмысленно.
— Дайте мне встать, — сказала она негромко, но решительно, понимая, что сможет освободиться от него, лишь если он пожелает ее отпустить. А он, судя по всему, не собирался пока этого делать.
Его рука скользнула по ее подбородку, осторожно, ласково, и эта нежность заставила ее затрепетать. Он повернул ее лицо к себе.
— Вы пережили ночь, Жизлен, — пробормотал он, — ваша честь не пострадала. Не кажется ли вам, что я заслуживаю вознаграждения за мою воздержанность?
Она не успела объяснить ему, чего он заслуживает, как его губы уже накрыли ее рот, не дав говорить. Но только она подняла руку, чтобы оттолкнуть его, как он, скатившись на край постели, сел и откинул со лба длинные, спутанные волосы. Через минуту он повернулся и снова с любопытством взглянул на нее.
— Мой друг не поверит мне, — сказал он.
— У вас есть друзья? Меня это удивляет.
— Мы все еще воюем? Может, все-таки мне надо было вами овладеть? Вы бы тогда не чувствовали себя победительницей.
Он встал, потянулся, и мгновение она смотрела на него, как завороженная. Он был удивительно высок, длинноног, худощав, но при этом мускулист и грациозен. Это необъяснимая, дьявольская несправедливость, что такой злодей столь привлекателен, необычайно затрудняло ее задачу.
— Размечтались о яде, наверное? — поинтересовался он. — Вам придется подождать. Я предполагаю надолго осесть в деревне. Мы станем парочкой из пасторали — вы будете готовить, а я удить рыбу и охотиться, как примерный деревенский джентльмен. А по вечерам, сидя возле камина, и держась за руки, будем беседовать о нашей счастливой жизни.
— Охотиться? — Жизлен с опозданием заметила, что ее юбки задрались выше колен, и поторопилась их опустить, но Блэкторн не обратил на это никакого внимания.
— Я упомянул об охоте? Вот болван. Теперь вы будете знать, что у меня есть ружье. Может быть, мне снова придется вас связать. Не хотелось бы получить пулю в спину.
— Но я могу выстрелить вам в грудь, — сказала она.
— Заманчивое предложение, к тому же я отлично представляю, какой именно участок моего тела вы выберете в качестве мишени. Я все же предпочту спину. — Он посмотрел на нее сверху вниз. — Не собираетесь ли вы валяться в постели целый день? Может, соизволите приготовить мне что-нибудь на завтрак?
— Я ваша пленница, а не служанка, — возмутилась Жизлен.
— Если вы предпочтете все время оставаться в постели, то и у меня может появиться соблазн присоединиться к вам. У меня есть и другие желания, которые вы можете удовлетворить.
Жизлен встала и отошла от него подальше.
— Отлично. Я уверен, что и вы с удовольствием выпьете кофе. И, судя по вчерашнему ужину, вы умеете творить чудеса из яиц. Я страшно голоден.
Блэкторн снова дразнил ее, и, к сожалению, не без успеха. Будь у нее хоть что-нибудь под рукой, она бы швырнула это в него не задумываясь. Он казался сейчас удивительно добродушным в этой мрачной, убогой комнате, будто ночью сбросил с себя циничную и злую оболочку, и Жизлен неожиданно испугалась, что его улыбка снова как когда-то заворожит ее.
Вероятно и он понял, что может заставить ее покориться. Быстро и решительно он пересек комнату, не дав ей убежать. Он не тронул ее, что само по себе было удивительно, — он старался коснуться ее при каждом удобном случае, — пробежать рукой по волосам, потрепать по щеке, взять за руку, напомнив ей, что она в плену. Он стоял совсем близко в расстегнутой рубашке, и она не могла решить, куда безопасней смотреть — на его наглое, но бесконечно привлекательное лицо или на обнаженную грудь, и выбрала наконец левое плечо.
— А почему бы нам не заключить временное перемирие, Жизлен? — неожиданно спросил Николас, и предложение его прозвучало вполне разумно. — Ну зачем вам опять со мной сражаться? Если вы меня выведете из себя, я просто-напросто привяжу вас к кровати. Вам это наверняка совсем не понравится, хотя меня, вероятно, развлечет… Может, нам стоит пожить один день в мире, прежде чем мы начнем снова воевать?
Жизлен подумала, не попросить ли его отпустить ее, но тут же отказалась от этой мысли. Он не тот человек, чтобы проявить милосердие, а гордость — единственное оружие, которое у нее осталось. Если она унизится, то останется совсем беззащитной.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она, не желая идти на уступки. Он пожал плечами.
— Честное слово, не знаю, моя крошка. Может, я оставлю вас в покое, а может, и нет. Я еще не решил.
— И вы, значит, хотите, чтобы я вела себя как примерное дитя, пока вы будете думать, убить вам меня или нет?
— Вы не должны обижаться. Ведь вы первая, задумав убийство, испортили наши чудные отношения.
— У нас нет никаких отношений.
— О, вот тут я с вами не согласен. Отношения у нас как раз есть. Я пока только не знаю, какие. Так что вы сами решаете, Жизлен? Что у нас сегодня, день мира, или день войны?
Жизлен понимала, что уступить даже в такой малости, значит, сделать шаг к поражению. Но она тоже смертельно устала. Ее тело впервые за долгое время немного согрелось и отдохнуло, и близость другого человеческого существа заставила ее смягчиться. Если бы на его месте оказался сейчас кто угодно, она бы чувствовала то же самое.
— На один день, — сказала она, — и с одним условием.
Николас вздохнул и откинул со лба волосы.
— Так и думал, что вы поставите условие. Какое?
— Что вы не станете до меня дотрагиваться.
Его рот скривила насмешливая гримаса.
— Совсем?
— Совсем. Мне не нравится, когда меня трогают. Оставьте меня в покое на один день, и я откажусь от удовольствия воткнуть вам нож между ребер.
— У вас нет ножа.
— Но если вы хотите, чтобы я вам готовила, мне он понадобится.
— Решено. Думаю, один день я смогу сдерживать мои животные инстинкты, — ответил он, наблюдая за ней из-под чуть приспущенных век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83