Баумана) Солонович был освобожден из суздальского концлагеря и дело на него было прекращено — факт исключительный для той эпохи. Объяснить его, как мне представляется, возможно только провалом широкомасштабной провокации ОГПУ против анархистов, задуманной как раскрытие терактов против правительства (в частности, Зиновьева). Вслед за провокацией должен был начаться широкий процесс над анархическим движением в целом. В этом причина массовых арестов анархистов весной 1925 года. Однако провокация не удалась, а внимание ОГПУ переключилось на «троцкистско-зиновьевскую оппозицию», уничтожение которой заняло три последующих года.
Для анархо-мистиков это было время передышки, время реализации наиболее значительных планов в области организации орденских кружков и в области искусства. Именно тогда, с осени 1925 года, вернувшийся в Москву Солонович становится во главе анархической секции Кропоткинского комитета. Секция почти полностью обновляет свой состав и резко меняет направленность работы. На ее собраниях, конечно, не читают орденских легенд, однако ставят вопросы, связанные с орденским учением.
Об этом свидетельствует «Подробная автобиография Владимира Ивановича Сно», которая находится в следственном деле «Ордена Света», — исповедь молодого человека, случайно оказавшегося в среде анархо-мистиков. Товарищ Н. Р. Ланга по ялтинской гимназии (1918 — 1919), он разыскал его в Москве, приехав туда в 1924 году. Сно полагал себя анархистом; знакомство с Н. Р. Лангом открыло ему двери дома Никитиных на Арбате. Там он познакомился с А. А. Солоновичем, получил приглашение бывать в Кропоткинском музее на докладах и лекциях, затем напросился к Солоновичам домой… В. И. Сно был вечным неудачником, больным человеком, который искал опеки и руководства. Не складывались в Москве ни его быт, ни служба, ни личная жизнь. В начале 1927 года он уехал в Ялту, окончательно порвав с анархизмом и московскими друзьями. Его свидетельство о заседаниях анархической секции приурочено к 1926 году (когда, по свидетельству большинства арестованных, орденские кружки начали распадаться).
«Посещая собрания (анархической секции. — А. Н.), — писал Сно, — я узнал, что эта группировка анархистов имела чисто мистический характер. Там говорилось о дуализме природы, добре и зле, о том, что добро есть первый стимул жизни и еще добро может победить только в том случае, если оно найдет достаточно своих поборников. Очень сложная философская и мистическая подготовка требуется человеку, чтобы он мог быть его (добра. — А. Н.) насадителем. Конечная идея социологической эволюции анархизма, по мнению этой группы анархистов, есть в беспредельном царстве добра, в победе над мраком, мудрости над невежеством. Все эти постулаты базируются на текучести и однородности всех религий и также всех революционных движений. Так, черпая свою символику из египетских и других религиозных и эзотерических преданий древних религий и культов, анархисты-мистики считали, что религия первоначально есть движение революционное, борющееся всегда за одно и то же, за победу света над мраком, засоренное впоследствии, после своей временной победы над человеческой психикой, официальным или рациональным пониманием. Поэтому они считали, что всеобщее обнародование анархизма, его навязывание приведет к такому же искажению самого анархизма. Чтобы оно удержалось в чистоте, его надо дать только подготовленным, то есть замкнуть в кружки, вроде степеней египетских храмов…»
Если вспомнить, что до осени 1925 года (до возвращения Солоновича) подобные собрания в анархической секции, возглавляемой Атабекяном, были просто невозможны, показания Сно говорят о том, что именно в год смерти Карелина анархо-мистики «вышли из подполья».
Что было сделано ими к этому времени? Мне представляется, что наиболее полно их идеи реализовались на театре и вокруг театра. 1924 — 1925 годы отмечены работой над «Золотым горшком» Э.-Т.-А. Гофмана в инсценировке П. А. Аренского на сцене Второго МХТа. Там же в декабре 1926 года состоялась премьера «Орестеи» Эсхила, поставленной В. С. Смышляевым с Б. М. Афониным. Оформление принадлежало Л. А. Никитину, композитором был молодой, но, по-видимому, уже принятый в орден В. Н. Крюков. Какая-то работа шла в театре им. Е. Вахтангова, но основная деятельность, вероятнее всего, разворачивалась в Белорусской государственной студии, во главе которой стоял В. С. Смышляев, а преподавателями («наставниками») выступали братья по ордену — В. А. Завадская, Л. А. Никитин, П. А. Аренский, Б. М. Афонин, не говоря уже о других педагогах, музыкантах и композиторах и общем патронировании студии Вторым МХТом. Именно в эти годы (1924 — 1926) были поставлены и оформлены спектакли студии, составившие Первую программу второго Белорусского государственного театра в Витебске (так стала называться студия, уехав из Москвы весной 1926 года) — программу, которая вызывала в дальнейшем яростные нападки партийной белорусской прессы на ее «васильковую мистику» и «националистичность».
Забегая вперед, следует сказать, что репрессии, которые обрушились в 30-х годах в Москве на руководителей Белорусской студии, не обошли стороной и бывших студийцев. Я уверен, что белорусские исследователи, добившись открытия следственных дел на репрессированных в начале 30-х годов актеров и режиссеров второго Белорусского государственного драматического театра в Витебске (ныне театр им. Я. Коласа), обнаружат такие же обвинения в анархо-мистицизме, как и в следственном деле «Ордена Света».
Движение быстро разрасталось — потому что не знало жесткой организации. Каждый новый член кружка, каждый рыцарь оказывался своего рода «центром кристаллизации», точкой притяжения единомышленников. Членами Ордена (или близкими к ним) были композиторы, востоковеды, химики, актеры, художники, певцы, архитекторы, историки, искусствоведы, филологи, экономисты, военные. Они работали во Втором МХТе, в театре им. Е. Вахтангова, в Московской консерватории, в ГАХНе, в Музее изящных искусств, в Московском университете, в Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ), в Центральном детском театре…
Вместе с тем благодаря усилиям Карелина и Солоновича с апреля 1927 года в Детройте начал выходить новый журнал «Пробуждение» — «ежемесячный орган свободной мысли, издаваемый русскими прогрессивными организациями США и Канады». Журнал был тесно связан с «Рассветом»: во главе обоих изданий стоял один и тот же человек (Е. Долинин?). Однако в отличие от «Рассвета», сохранявшего (при максимальном нейтралитете) анархистскую ориентацию, новый журнал предназначался в первую очередь для пропаганды анархо-мисти-ческого направления, которая, впрочем, не вторгалась непосредственно в область мистики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Для анархо-мистиков это было время передышки, время реализации наиболее значительных планов в области организации орденских кружков и в области искусства. Именно тогда, с осени 1925 года, вернувшийся в Москву Солонович становится во главе анархической секции Кропоткинского комитета. Секция почти полностью обновляет свой состав и резко меняет направленность работы. На ее собраниях, конечно, не читают орденских легенд, однако ставят вопросы, связанные с орденским учением.
Об этом свидетельствует «Подробная автобиография Владимира Ивановича Сно», которая находится в следственном деле «Ордена Света», — исповедь молодого человека, случайно оказавшегося в среде анархо-мистиков. Товарищ Н. Р. Ланга по ялтинской гимназии (1918 — 1919), он разыскал его в Москве, приехав туда в 1924 году. Сно полагал себя анархистом; знакомство с Н. Р. Лангом открыло ему двери дома Никитиных на Арбате. Там он познакомился с А. А. Солоновичем, получил приглашение бывать в Кропоткинском музее на докладах и лекциях, затем напросился к Солоновичам домой… В. И. Сно был вечным неудачником, больным человеком, который искал опеки и руководства. Не складывались в Москве ни его быт, ни служба, ни личная жизнь. В начале 1927 года он уехал в Ялту, окончательно порвав с анархизмом и московскими друзьями. Его свидетельство о заседаниях анархической секции приурочено к 1926 году (когда, по свидетельству большинства арестованных, орденские кружки начали распадаться).
«Посещая собрания (анархической секции. — А. Н.), — писал Сно, — я узнал, что эта группировка анархистов имела чисто мистический характер. Там говорилось о дуализме природы, добре и зле, о том, что добро есть первый стимул жизни и еще добро может победить только в том случае, если оно найдет достаточно своих поборников. Очень сложная философская и мистическая подготовка требуется человеку, чтобы он мог быть его (добра. — А. Н.) насадителем. Конечная идея социологической эволюции анархизма, по мнению этой группы анархистов, есть в беспредельном царстве добра, в победе над мраком, мудрости над невежеством. Все эти постулаты базируются на текучести и однородности всех религий и также всех революционных движений. Так, черпая свою символику из египетских и других религиозных и эзотерических преданий древних религий и культов, анархисты-мистики считали, что религия первоначально есть движение революционное, борющееся всегда за одно и то же, за победу света над мраком, засоренное впоследствии, после своей временной победы над человеческой психикой, официальным или рациональным пониманием. Поэтому они считали, что всеобщее обнародование анархизма, его навязывание приведет к такому же искажению самого анархизма. Чтобы оно удержалось в чистоте, его надо дать только подготовленным, то есть замкнуть в кружки, вроде степеней египетских храмов…»
Если вспомнить, что до осени 1925 года (до возвращения Солоновича) подобные собрания в анархической секции, возглавляемой Атабекяном, были просто невозможны, показания Сно говорят о том, что именно в год смерти Карелина анархо-мистики «вышли из подполья».
Что было сделано ими к этому времени? Мне представляется, что наиболее полно их идеи реализовались на театре и вокруг театра. 1924 — 1925 годы отмечены работой над «Золотым горшком» Э.-Т.-А. Гофмана в инсценировке П. А. Аренского на сцене Второго МХТа. Там же в декабре 1926 года состоялась премьера «Орестеи» Эсхила, поставленной В. С. Смышляевым с Б. М. Афониным. Оформление принадлежало Л. А. Никитину, композитором был молодой, но, по-видимому, уже принятый в орден В. Н. Крюков. Какая-то работа шла в театре им. Е. Вахтангова, но основная деятельность, вероятнее всего, разворачивалась в Белорусской государственной студии, во главе которой стоял В. С. Смышляев, а преподавателями («наставниками») выступали братья по ордену — В. А. Завадская, Л. А. Никитин, П. А. Аренский, Б. М. Афонин, не говоря уже о других педагогах, музыкантах и композиторах и общем патронировании студии Вторым МХТом. Именно в эти годы (1924 — 1926) были поставлены и оформлены спектакли студии, составившие Первую программу второго Белорусского государственного театра в Витебске (так стала называться студия, уехав из Москвы весной 1926 года) — программу, которая вызывала в дальнейшем яростные нападки партийной белорусской прессы на ее «васильковую мистику» и «националистичность».
Забегая вперед, следует сказать, что репрессии, которые обрушились в 30-х годах в Москве на руководителей Белорусской студии, не обошли стороной и бывших студийцев. Я уверен, что белорусские исследователи, добившись открытия следственных дел на репрессированных в начале 30-х годов актеров и режиссеров второго Белорусского государственного драматического театра в Витебске (ныне театр им. Я. Коласа), обнаружат такие же обвинения в анархо-мистицизме, как и в следственном деле «Ордена Света».
Движение быстро разрасталось — потому что не знало жесткой организации. Каждый новый член кружка, каждый рыцарь оказывался своего рода «центром кристаллизации», точкой притяжения единомышленников. Членами Ордена (или близкими к ним) были композиторы, востоковеды, химики, актеры, художники, певцы, архитекторы, историки, искусствоведы, филологи, экономисты, военные. Они работали во Втором МХТе, в театре им. Е. Вахтангова, в Московской консерватории, в ГАХНе, в Музее изящных искусств, в Московском университете, в Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ), в Центральном детском театре…
Вместе с тем благодаря усилиям Карелина и Солоновича с апреля 1927 года в Детройте начал выходить новый журнал «Пробуждение» — «ежемесячный орган свободной мысли, издаваемый русскими прогрессивными организациями США и Канады». Журнал был тесно связан с «Рассветом»: во главе обоих изданий стоял один и тот же человек (Е. Долинин?). Однако в отличие от «Рассвета», сохранявшего (при максимальном нейтралитете) анархистскую ориентацию, новый журнал предназначался в первую очередь для пропаганды анархо-мисти-ческого направления, которая, впрочем, не вторгалась непосредственно в область мистики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205