– Брайан Хеллер. – Белый протянул мне загрубелую руку. – Можете называть меня просто Брайан.
Мы обменялись рукопожатием, и я представился:
– Канджа.
Ему было под шестьдесят, лицо в сетке морщин, голова седая. Глаза глубоко посажены и сощурены; лицо и руки покрыты ровным загаром.
– Вы правы, – произнес Брайан Хеллер, предупреждая мои вопросы. – Я не турист, а профессиональный охотник. В настоящее время служу егерем в заповеднике Олоболоди и живу вон в том домике на склоне горы.
– Так я и думал!
В грубых, цвета хаки шортах и серой рубашке с короткими рукавами Брайан Хеллер имел весьма бравый вид. Настоящий следопыт, подлинный часовой саванны.
– Это делает честь вашей проницательности, – улыбнулся он. – Можно вас угостить?
– Спасибо, я только что выпил пива.
– Вы не проводник? – спросил он.
– Фотограф, – ответил я.
– Из какой газеты?
– Свободный художник, сам себе хозяин.
– Непростое дело. У нас тут много бывает вашего брата. А вы впервые?
Я кивнул.
– Где же, дружище, вся ваша техника? За дело, такая ночь не повторится.
Я покачал головой.
– На сегодня хватит, надо передохнуть.
Он понимающе кивнул.
– Я в эту землю влюблен. Знаете, сколько лет я здесь? Тридцать! Работал в заповедниках по всей Восточной Африке. Марсабит, Мэрчисонские водопады, Серенгети – повсюду! Нет хищника, с которым бы я не сходился один на один. Вот, взгляните. – Он показал мне длинный шрам на волосатом предплечье. – Отметина леопарда. Кто-то из крестьян угодил в него из лука стрелой, но не добил, и зверь долго наводил ужас на всю округу. – Он задрал рубашку, обнажив спину. – А это львица. Тот же случай – в нее стрелял браконьер.
Я с интересом кивнул, и он продолжал:
– Это произошло в Амбосели...
Одна невероятная история следовала за другой. Лишь один раз он прервался, чтобы заказать еще пива. Удивительные приключения в глухих углах, почти от каждого из которых на его дубленой коже сохранилась зарубка. Поначалу он меня заворожил, но постепенно истории стали приедаться, так оно обычно и бывает.
Меня спасла Ивонн. Уже с полчаса я слушал Брайана, когда она выпорхнула на террасу. Многие туристы, отужинав, пили теперь здесь кофе, наслаждаясь звериным спектаклем и вечерней прохладой. Джо не было рядом с Ивонн – я не преминул отметить про себя это обстоятельство.
Я познакомил Ивонн с Брайаном, и тот рассыпался в старомодных любезностях, а затем предложил угостить ее. Официант принес напитки, и Брайан рассказал очередную историю, от которой у Ивонн побежали мурашки по коже. Тем временем слонов у соляных камней сменили буффало, носорог и семейство диких кабанов. На террасе защелкали камеры со вспышками.
Брайан сообщил нам, что он старый холостяк, любил всегда только свою работу и не испытывал потребности в семейных узах. Саванна не пилит его, не бранится, ни на что не жалуется. Он уверял, что именно здесь познал истинное счастье. Однако за бравадой егеря явственно сквозило одиночество – так на сырой глине видны слоновьи следы. Вот отчего он приходил каждый вечер в бар, знакомился со случайными людьми. Животные – благодарные слушатели, но в отличие от людей они никогда не научатся отвечать.
Наконец Брайан выдохся, утомленный собственным монологом. Он слегка захмелел и, пожелав нам доброй ночи, пригласил назавтра совершить с ним объезд долины Олоболоди. Затем нетвердым шагом поплелся в свою отшельническую обитель на каменистом склоне.
– Славный человек, – сказала Ивонн, провожая его взглядом.
Я согласно кивнул и спросил:
– А где Джо?
Она вскинула глаза.
– Почему вы меня об этом спрашиваете?
– Мне казалось, что вчера вечером вы подружились.
Она передернула плечами.
– Вчера ничего не было, а сегодня он уже нашел кого-то еще.
Таков наш Джо, подумал я. Не из тех, кто готов терпеливо ждать, пока все само собой сладится. Я снова заказал пива, а для Ивонн – джин с тоником.
Туристы один за другим вставали с кресел и отправлялись на покой. Взошла луна, огромный яркий диск, – такая же, как и в прошлую ночь: она затопила долину холодным белым светом. В охотничьей гостинице было заведено в лунные ночи выключать освещение на террасе, так чтобы туристы могли погрузиться в романтическое очарование тропической ночи. Инстинктивно все понизили голос, перешли на шепот, прислушиваясь к хрюканью диких кабанов и всплеску мутноватой воды под копытами буффало.
Мы с Ивонн сели в кресла. Терраса почти опустела, лишь несколько пар – рука в руке, плечо к плечу – продолжали сидеть словно в оцепенении. Я тоже чувствовал на себе завораживающее действие лунного света, который словно бы умиротворял душу.
Первые два дня меня слишком одолевали заботы, чтобы я мог по достоинству оценить прелести француженки. Теперь же, когда мы оказались наедине, под этой луной, все мои заботы вдруг отдалились, исчезли.
Она спросила, женат ли я.
– Нет пока.
– И я не замужем.
– Знаю.
– Чем вы все-таки занимаетесь? – спросила Ивонн.
– Я телохранитель! – выпалил я, скорее всего находясь под действием лунного дурмана.
Она тряхнула головой и засмеялась:
– Охрана гостиницы, не так ли?
Я тоже рассмеялся и вспомнил, как искрилась ее кожа от воды.
– Что же у вас за профессия все-таки? – повторила Ивонн. – Только без вранья!
С какой стати я должен говорить ей правду?
– Я же сказал, телохранитель. Сопровождаю тех, кто боится ходить или ездить в одиночку. В данный момент на моем попечении довольно важный господин.
– Тот бизнесмен?
Я кивнул.
– Наверно, трудно поверить, что такой гигант боится незнакомцев, налетчиков и убийц?
– Ну что вы, их все боятся! – воскликнула она.
Мы говорили чуть ли не шепотом, чтобы не мешать романтическим парочкам вокруг нас. Мне хотелось узнать побольше как о самой Ивонн, так и услышать ее мнение о некоторых наших попутчиках. Мы проболтали до глубокой ночи.
Несмотря на сногсшибательную внешность, Ивонн, как выяснилось, страдала от одиночества. На родине у нее почти не было друзей, а родители вечно ссорились и почти не уделяли внимания дочери. Она с ранних лет привыкла быть одна, но временами одиночество ее пугало.
Я сказал, что, пока она со мной, ей бояться нечего.
– У вас есть оружие?
Я кивнул. По себе знаю, что одиночество скверная штука. Меня оно тоже пугает, сказал я ей.
Ивонн собиралась допить джин и уйти к себе, но теперь, видно, передумала. Придвинулась поближе, и я сжал ее ладонь в своей. Мы молчали, вслушиваясь в звучание ночи. Квакали лягушки, трещали цикады; с бескрайней долины, лежавшей у наших ног, долетел крик какой-то ночной птицы или отдаленный хохот мародерствующих гиен.
В тот вечер мы ушли с террасы последними. Я повел Ивонн к себе. У ее родителей был номер люкс этажом выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38