— Живой? Милицейская подследственность, — был вынесен непререкаемым тоном вердикт, после чего повешена трубка.
— Ах так, — сказала я под насмешливым Юркиным взглядом, с ненавистью глядя в трубку, как будто из нее высовывался ядовитый язык зонального прокурора, — еще пожалеете. Знаешь, что будет дальше? — обратилась я к заведующему моргом.
— Как будто это секрет, — вздохнул он. — Ты выклянчишь все эти дела себе в производство, изнасилуешь тут всех нас, домогаясь экспертиз и консилиумов, будешь ночевать на работе, пропустишь свое бракосочетание со Стеценко, и он женится на каком-нибудь более разумном следователе, из тех, кто с удовольствием спихнет тебе свои дела.
— А вдруг все эти дела в производстве исключительно у мужчин? — спросила я, неприязненно глядя на Щеглова. — И вообще, как ты можешь в такой ситуации упражняться в остроумии?
— А у меня каждый день такая ситуация, — снова вздохнул он. — Ну, через день. Господи, скорее бы уж Стеценко приехал и унял тебя.
— Ты, балда, не понимаешь, что я — твое единственное спасение. Кто еще будет тебя отмазывать от вполне заслуженных шишек по поводу кадрового разгильдяйства? Твои разумные следователи, которым все на свете все равно?
— Заранее спасибо, — буркнул Юра. — Так что делать с теми трупами-то? При тебе вскрывать?
— Естественно. Я потом их все равно дожму, отдадут мне все дела, никуда не денутся.
— Я вот пытаюсь понять, кого мне больше жалко — твоего шефа или твоего будущего мужа, — сделал Щеглов робкую попытку оставить за собой последнее слово.
— А какого дьявола ты услал единственного человека, способного меня унять, в тьму-таракань на курсы повышения? Нам пришлось бракосочетание переносить из-за этого, — огрызнулась я.
— Да ты не понимаешь, ненормальная, что из его категории он один не ездил. Тогда бы поехал после свадьбы. Лучше, что ли, вам было бы медовый месяц переносить?
— Убедил, — сдалась я. — Но ты мне зубы не заговаривай, кто вскрывать будет?
— А вот возьму и сделаю тебе подлянку, — проворчал заведующий, усаживаясь за свой стол и открывая журнал вскрытий, — пусть обоих одновременно в двух секционных режут, да одна подальше от другой, вот и побегаешь, любопытная Варвара.
— И побегаю, только на отмазку уже не рассчитывай.
— Ладно, я не такой гадкий. Пусть вскрывают их одновременно, но в соседних секционных. Тебе же не надо процесс наблюдать от А до Я, только ключевые моменты?
Меня это вполне устроило, и понеслись вперед мои вторые сутки на боевом посту, откуда только, силы взялись. К сожалению, я понимала, что этот трудовой марафон мне откликнется жестоким упадком сил и депрессией, но пока что пепел Клааса стучал в мое сердце, и я носилась из одной секционной в другую, терзая экспертов, и без того озадаченных происходящим. Потом пришлось отвлечься еще и на Щеглова.
Под моим нажимом Юрка все-таки позвонил в районное управление внутренних дел, и не прошло каких-то трех часов, как в морг заявился вальяжный милицейский следователь с папочкой под мышкой. Он прошел к заведующему, лениво выслушал рассказ о загадочном исчезновении криминалиста и о его чудесном обнаружении в обескровленном виде, после чего, влекомый на аркане заведующим моргом, бегло взглянул на злосчастную каталку и… Отбыл, покачивая внушительными бедрами. Свою папочку он при этом так и не открыл ни разу, вызвав у нас стойкое убеждение, что она бутафорская.
Обернувшись на пороге, он сказал, что пока не будет заключения врачей о степени тяжести вреда здоровью, причиненного потерпевшему, он и пальцем не шевельнет. А такое заключение, практика подсказывала, будет готово не раньше, чем через неделю, о чем Щеглов не преминул напомнить следователю, и с надеждой его спросил, не желает ли он уже на этой неделе допросить свидетелей, составить протокол осмотра места происшествия и произвести какие-либо другие следственные действия, предусмотренные действующим законодательством.
Но следователя таким грубым ходом было не просто выбить из седла. Он обдал Юрку, а заодно и меня, высунувшуюся из-за Юркиного плеча, взглядом, в котором явственно читалось: “больно умные”, и снисходительно разъяснил, что когда он получит справку о тяжести вреда здоровью, и соответственно определится с квалификацией содеянного, вот тогда и приступит к следственным действиям, предусмотренным действующим законодательством.
Юрка в пререкания вступать не стал, ответил долгим философским взором, настолько выдержанным, что следователь даже при желании не понял бы по нему истинного Юриного отношения ко всему этому. Зато, когда следователь, бережно неся свою бутафорскую папочку, скрылся за дверью, отделяющей танатологов от всего прочего мира, Юра обернулся ко мне и спросил, причем даже без сарказма, а просто с грустью:
— Ну что, съела?
Крыть мне было нечем. Я развернулась на каблуках и пошла в секционные, по пути пытаясь понять, зачем такие люди становятся следователями. Ну, форменное обмундирование, ну, проезд бесплатный, ну пайковые там всякие… Но неужели только за этим?..
Душевное равновесие вернулось ко мне лишь при общении с экспертами. Юрка не поскупился и выделил мне самых моих любимых специалистов — толстого, но милого Панова, и Марину Маренич. О большем я и мечтать не могла.
Пока эксперты, колдуя над объектами исследования, добирались до самого сокровенного, я в коридоре штудировала анамнез обоих объектов. Анамнез ничего утешительного не содержал.
Товарищ, доставшийся толстому, но милому Панову, — дяденька с пролетарской внешностью, — найден был довольно далеко от канавы, из которой мы ночью выудили мужика с колом в груди. Личность его, как следовало из сопроводительных документов, установлена не была. Обнаружили его в проходном дворе старого дома с расселенным флигелем, — вот, пожалуй, единственное, что как-то связывало его с нашим вампиром. В протоколе осмотра места происшествия, на-корябанном торопливой рукой участкового, было указано, что лежал бедолажка лицом вниз, и внешних признаков насильственной смерти не имел. Вполне логично заподозрив алкогольную интоксикацию, или, в крайнем случае, черепно-мозговую травму в результате падения с высоты собственного роста, что редко, но все-таки случается не только в милицейских мечтах, но и в реальной действительности, участковый не стал вызывать прокуратуру и судмедэксперта, а ограничился труповозами. В конце концов, как поется в древней студенческой песенке, “патанатом — лучший диагност”. Поэтому нам оставалось только гадать — были ли на шее несчастного работяги в момент осмотра тела участковым пресловутые четыре пятнышка или они появились позже, и если позже, то когда?
Дотошный Панов, несмотря на свою внушительную комплекцию, летавший по моргу, как бабочка, углядел-таки на теменной части головы работяги небольшую гематомку, но после трепанации заверил меня, что признаков черепно-мозговой травмы нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47