такую человеческую разновидность он видел впервые, этот был поопаснее и покрупнее Косого, покрупнее всех, кого он, Виталий, до сих пор встречал.
Сердюк при входе бросил быстрый, испытующий взгляд на всех троих и опустил глаза. Узкое лицо его с покрасневшими веками и тонким, старушечьим ртом выглядело невозмутимым, и только еле заметные бисеринки пота над рыжеватыми бровями выдавали скрытое волнение. Это узкое, нездоровое лицо странно контрастировало с большим, сильным телом.
- Садитесь, Сердюк, - сухо сказал Цветков. - На вопросы отвечать будете?
- По силе возможности, - скромно ответил Сердюк. - Да ведь и так все ясно.
- Что ж, по-вашему, ясно? - спросил Свиридов так поспешно, словно на чем-то уже поймал Сердюка.
Тот покорно вздохнул.
- Убег из лагеря - это раз. Безделку всякую спер на вокзале - это два. Ну, и сопротивление власти оказал. Я, граждане следователи, и не отпираюсь.
- Это хорошо, что не отпираешься, - строго одобрил Свиридов. Значит, положение свое понимаешь.
Сердюк опять вздохнул.
- Конечным делом, понимаю.
"Уже сообразил, что про кражу у Починского мы знаем", - подумал Цветков. И спросил:
- Как познакомились с Туликиным Павлом Ивановичем? Как на дачу к нему попали?
- Да ведь как попал... - неуверенно, словно теряясь, ответил Сердюк. - Снял, можно сказать. Чистый случай. Где ни на есть, а ночевать надо было. Чистый случай, ей-богу.
Он смущенно тер корявые, загрубелые руки и, не поднимал глаз, потом униженно попросил:
- Закурить разрешите?
- Курите, - придвинул ему пачку папирос Цветков и снова спросил: - А Косова давно знаете?
Сердюк жадно затянулся, поднял глаза к потолку и, мучительно наморщив большой, с глубокими залысинами лоб, извиняющимся тоном ответил:
- Чтой-то не припомню такого. Вот если бы взглянуть, тогда да.
- Взглянете, - пообещал Цветков и снова спросил: - Раньше в торговле работали?
Сердюк охотно кивнул головой, словно радуясь, что может, наконец, ответить на что-то утвердительно.
- Именно. Продавцом... - и он назвал далекий город.
- При вас там кража была? Ювелирные изделия и прочее.
Сердюк снова охотно кивнул.
- Припоминаю. Когой-то попутало. Люди говорили, даже суд был. Всем крепко дали.
- Не всем, - усмехнулся Цветков. - До главного тогда не добрались.
- Ишь ты!..
Допрос некоторое время продолжался в том же духе: Сердюк охотно, даже подобострастно рассказывал то, что и так было известно, и осторожно обходил скользкие места. Цветков задавал вопросы деловито, спокойно и так же спокойно, почти равнодушно выслушивал ответы. Свиридов пытался было прикрикнуть на Сердюка, но тот каждый раз делал вид, что теряется и не знает, что отвечать от испуга.
- Ладно, Сердюк, - сказал, наконец, Цветков. - У нас еще разговоров будет много. Все переберем, все вспомним. Раз уж нам встретиться довелось.
Сердюк поспешно согласился.
- Чувствую, гражданин следователь. Очень даже. И потому размышлять начинаю.
- Во-во. Лучше поздно, чем никогда, - согласился Цветков. Размышляйте. А пока скажите, зачем вчера на дачу к вам девушка приезжала?
На лице Сердюка отразилось такое удивление, что Цветков с сомнением подумал: "Горина не выходила из машины, так что он может и не знать, что она приезжала. Но тогда..."
- Убейте, не знаю, - горячо ответил Сердюк, прижимая руки к груди. Чтоб мне свободы не видать!
- А что вы мне там, на даче, насчет портсигара сказали, помните?
- Это да, помню, - Сердюк сокрушенно вздохнул. - По злости сорвалось. Никакого я портсигара видеть не видел.
- А ведь мы его у Туликина отберем, учтите.
- Ваше право. Чего ж...
"Ох, придется с ним повозиться, - подумал молчавший все это время Виталий. - Пока признается, все нервы по одному вытянет".
- И деньги, которые на даче нашли, тоже, конечно, не ваши? - спросил Цветков.
- Ясное дело. Да господи!.. Да откуда такие-то деньги у меня?..
Цветков вздохнул.
- Да, Сердюк. Размышлять вам есть о чем. Валяйте, пока не поздно. Мой вам совет.
- Именно! Очень вы точно сказали: пока не поздно, - горячо откликнулся Сердюк. - Кто его знает, может, чего и вспомню.
- Ну, вот и подождем. С вами нам спешить некуда. Это вы, надеюсь, и сами понимаете.
Когда Сердюка увели, Свиридов, засопев, сказал:
- Ну, терпение же у тебя, Кузьмич, адское, прямо скажу! И еще на "вы" с ним! Эх, я б его в другое время... Но ты молодец! Об этом еще разговор будет особый.
Цветков хмуро сказал:
- Я вот тогда со справкой так и не успел.
- И не надо! - поспешно откликнулся Свиридов. - Отпала необходимость. Я, брат, человек прямой. И тебе скажу: поспешили с постановкой твоего вопроса. Неправильно это! Где хочешь скажу: неправильно! Какое дело ты поднял, шутка? Нет, Кузьмич, такими людьми, как ты, не бросаются! - Он говорил громко, все больше распаляясь. - Их поддерживать надо! В интересах общего дела! Прошу понять меня правильно! Я за дело болею, а не за самолюбие, какое оно ни есть. Сколько ты за это время, пока по этому вашему, как его... ну, ну... следу лисьему шел, сколько, говорю, дел поднял, сколько преступников разоблачил, а? Вот то-то, товарищи.
Свиридов, увлекшись и поминутно промокая платком мокрый от пота лоб, говорил с таким пафосом, что Цветков спросил:
- Репетируешь?
- Чего?.. - не понял Свиридов.
- К собранию, говорю, готовишься?
- А-а... Ты, Кузьмич, напрасно так-то. Я ведь с открытой душой к тебе. Не таясь. Вон прямо при нем все говорю, - Свиридов кивнул на Виталия. - Потому что тоже член коллектива.
Виталий молчал, еле сдерживая негодование. Он даже не ожидал от себя такой выдержки. Оказывается, он научился рассуждать и взвешивать прежде, чем что-то сказать, даже в своем, служебном кругу, среди товарищей. И на этот раз Виталий рассудил, что вступать в спор со Свиридовым сейчас бесполезно, даже невыгодно. Пусть он выговорится, пусть все скажет. В данном случае сильнее тот, кто молчит и слушает. Но все время молчать он, Виталий, не будет!..
Вскоре Свиридов ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Виталий сказал:
- Хамелеон, вот он кто.
- Это почему же хамелеон? - поинтересовался Цветков.
- Видит, что наша взяла, и перекрашивается.
- А может, искренне осознал ошибку?
- Да вы что, Федор Кузьмич, серьезно?
- Очень даже. Попробуй доказать, что он только снаружи перекрашивается! Он же на всех собраниях, во всех кабинетах начнет кричать, что он наш друг-товарищ, что он ошибался, а теперь осознал. Да мало ли еще что! Попробуй, говорю, доказать.
- И попробую!
Цветков досадливо махнул рукой.
- Дел много, понимаешь? Всем некогда. А он ловкач. И кое-кому приятен. Вот так и держится.
- Федор Кузьмич, - строго сказал Виталий. - Я по совести сюда пришел, я увидел, какие тут должны быть чистые руки и душа тоже. И я вам говорю: до Свиридова доберусь! Увидите!
- Одну речь выслушал, теперь другую, - Цветков улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Сердюк при входе бросил быстрый, испытующий взгляд на всех троих и опустил глаза. Узкое лицо его с покрасневшими веками и тонким, старушечьим ртом выглядело невозмутимым, и только еле заметные бисеринки пота над рыжеватыми бровями выдавали скрытое волнение. Это узкое, нездоровое лицо странно контрастировало с большим, сильным телом.
- Садитесь, Сердюк, - сухо сказал Цветков. - На вопросы отвечать будете?
- По силе возможности, - скромно ответил Сердюк. - Да ведь и так все ясно.
- Что ж, по-вашему, ясно? - спросил Свиридов так поспешно, словно на чем-то уже поймал Сердюка.
Тот покорно вздохнул.
- Убег из лагеря - это раз. Безделку всякую спер на вокзале - это два. Ну, и сопротивление власти оказал. Я, граждане следователи, и не отпираюсь.
- Это хорошо, что не отпираешься, - строго одобрил Свиридов. Значит, положение свое понимаешь.
Сердюк опять вздохнул.
- Конечным делом, понимаю.
"Уже сообразил, что про кражу у Починского мы знаем", - подумал Цветков. И спросил:
- Как познакомились с Туликиным Павлом Ивановичем? Как на дачу к нему попали?
- Да ведь как попал... - неуверенно, словно теряясь, ответил Сердюк. - Снял, можно сказать. Чистый случай. Где ни на есть, а ночевать надо было. Чистый случай, ей-богу.
Он смущенно тер корявые, загрубелые руки и, не поднимал глаз, потом униженно попросил:
- Закурить разрешите?
- Курите, - придвинул ему пачку папирос Цветков и снова спросил: - А Косова давно знаете?
Сердюк жадно затянулся, поднял глаза к потолку и, мучительно наморщив большой, с глубокими залысинами лоб, извиняющимся тоном ответил:
- Чтой-то не припомню такого. Вот если бы взглянуть, тогда да.
- Взглянете, - пообещал Цветков и снова спросил: - Раньше в торговле работали?
Сердюк охотно кивнул головой, словно радуясь, что может, наконец, ответить на что-то утвердительно.
- Именно. Продавцом... - и он назвал далекий город.
- При вас там кража была? Ювелирные изделия и прочее.
Сердюк снова охотно кивнул.
- Припоминаю. Когой-то попутало. Люди говорили, даже суд был. Всем крепко дали.
- Не всем, - усмехнулся Цветков. - До главного тогда не добрались.
- Ишь ты!..
Допрос некоторое время продолжался в том же духе: Сердюк охотно, даже подобострастно рассказывал то, что и так было известно, и осторожно обходил скользкие места. Цветков задавал вопросы деловито, спокойно и так же спокойно, почти равнодушно выслушивал ответы. Свиридов пытался было прикрикнуть на Сердюка, но тот каждый раз делал вид, что теряется и не знает, что отвечать от испуга.
- Ладно, Сердюк, - сказал, наконец, Цветков. - У нас еще разговоров будет много. Все переберем, все вспомним. Раз уж нам встретиться довелось.
Сердюк поспешно согласился.
- Чувствую, гражданин следователь. Очень даже. И потому размышлять начинаю.
- Во-во. Лучше поздно, чем никогда, - согласился Цветков. Размышляйте. А пока скажите, зачем вчера на дачу к вам девушка приезжала?
На лице Сердюка отразилось такое удивление, что Цветков с сомнением подумал: "Горина не выходила из машины, так что он может и не знать, что она приезжала. Но тогда..."
- Убейте, не знаю, - горячо ответил Сердюк, прижимая руки к груди. Чтоб мне свободы не видать!
- А что вы мне там, на даче, насчет портсигара сказали, помните?
- Это да, помню, - Сердюк сокрушенно вздохнул. - По злости сорвалось. Никакого я портсигара видеть не видел.
- А ведь мы его у Туликина отберем, учтите.
- Ваше право. Чего ж...
"Ох, придется с ним повозиться, - подумал молчавший все это время Виталий. - Пока признается, все нервы по одному вытянет".
- И деньги, которые на даче нашли, тоже, конечно, не ваши? - спросил Цветков.
- Ясное дело. Да господи!.. Да откуда такие-то деньги у меня?..
Цветков вздохнул.
- Да, Сердюк. Размышлять вам есть о чем. Валяйте, пока не поздно. Мой вам совет.
- Именно! Очень вы точно сказали: пока не поздно, - горячо откликнулся Сердюк. - Кто его знает, может, чего и вспомню.
- Ну, вот и подождем. С вами нам спешить некуда. Это вы, надеюсь, и сами понимаете.
Когда Сердюка увели, Свиридов, засопев, сказал:
- Ну, терпение же у тебя, Кузьмич, адское, прямо скажу! И еще на "вы" с ним! Эх, я б его в другое время... Но ты молодец! Об этом еще разговор будет особый.
Цветков хмуро сказал:
- Я вот тогда со справкой так и не успел.
- И не надо! - поспешно откликнулся Свиридов. - Отпала необходимость. Я, брат, человек прямой. И тебе скажу: поспешили с постановкой твоего вопроса. Неправильно это! Где хочешь скажу: неправильно! Какое дело ты поднял, шутка? Нет, Кузьмич, такими людьми, как ты, не бросаются! - Он говорил громко, все больше распаляясь. - Их поддерживать надо! В интересах общего дела! Прошу понять меня правильно! Я за дело болею, а не за самолюбие, какое оно ни есть. Сколько ты за это время, пока по этому вашему, как его... ну, ну... следу лисьему шел, сколько, говорю, дел поднял, сколько преступников разоблачил, а? Вот то-то, товарищи.
Свиридов, увлекшись и поминутно промокая платком мокрый от пота лоб, говорил с таким пафосом, что Цветков спросил:
- Репетируешь?
- Чего?.. - не понял Свиридов.
- К собранию, говорю, готовишься?
- А-а... Ты, Кузьмич, напрасно так-то. Я ведь с открытой душой к тебе. Не таясь. Вон прямо при нем все говорю, - Свиридов кивнул на Виталия. - Потому что тоже член коллектива.
Виталий молчал, еле сдерживая негодование. Он даже не ожидал от себя такой выдержки. Оказывается, он научился рассуждать и взвешивать прежде, чем что-то сказать, даже в своем, служебном кругу, среди товарищей. И на этот раз Виталий рассудил, что вступать в спор со Свиридовым сейчас бесполезно, даже невыгодно. Пусть он выговорится, пусть все скажет. В данном случае сильнее тот, кто молчит и слушает. Но все время молчать он, Виталий, не будет!..
Вскоре Свиридов ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Виталий сказал:
- Хамелеон, вот он кто.
- Это почему же хамелеон? - поинтересовался Цветков.
- Видит, что наша взяла, и перекрашивается.
- А может, искренне осознал ошибку?
- Да вы что, Федор Кузьмич, серьезно?
- Очень даже. Попробуй доказать, что он только снаружи перекрашивается! Он же на всех собраниях, во всех кабинетах начнет кричать, что он наш друг-товарищ, что он ошибался, а теперь осознал. Да мало ли еще что! Попробуй, говорю, доказать.
- И попробую!
Цветков досадливо махнул рукой.
- Дел много, понимаешь? Всем некогда. А он ловкач. И кое-кому приятен. Вот так и держится.
- Федор Кузьмич, - строго сказал Виталий. - Я по совести сюда пришел, я увидел, какие тут должны быть чистые руки и душа тоже. И я вам говорю: до Свиридова доберусь! Увидите!
- Одну речь выслушал, теперь другую, - Цветков улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65