На двери висела табличка, извещавшая, что вход запрещен. Три смежные комнаты - две спальни и импровизированный класс с обычным оборудованием для занятий. Зигфрид Маак тут же начал распаковывать два прямоугольных серо-зеленых стальных чемоданчика, в которых оказалось чуть ли не сто килограммов бумаг. Это была уникальная коллекция - основные сведения, собранные BKA и Ведомством по охране конституции, о терроризме в Европе с особым упором на географию немецкого терроризма и его политические разновидности. Материалов о правых экстремистах было немного, поскольку они редко вызывали интерес, да и численность их была невелика. С одной частью материалов, в которую было легче всего вникнуть, Карл предлагал разобраться поскорее, чтобы вся масса бумаг стала более обозримой. Эта часть представляла собой описание различных технических приемов и устройств, которыми пользовались террористы за все время развития их кровавого ремесла - от простых поджогов до мощных взрывов.
Документы были снабжены цветными фотографиями одинакового формата, похоже, из полицейских расследований. На этих фотографиях, кое-где отмеченных красными чернилами, были какие-то жалкие подобия людей, их имена были немного знакомы Карлу по газетам: Шлейер, Бубак, Пименталь. Это были обычные убийства, совершенные, насколько Карл мог судить, из пистолета или автомата с близкого расстояния, чаще всего в голову. В общем, ничего неожиданного.
Техника взрывов, наоборот, с годами совершенствовалась, это было ясно. Во всяком случае, сейчас террористы использовали взрывные устройства с часовыми механизмами. Но их попытки контролировать детонатор на расстоянии - с помощью длинного кабеля или радиопередатчика - пока плохо удавались.
На изучение другой части содержимого чемоданов ушло несколько часов. Время от времени Карл бормотал что-то себе под нос, раскладывая документы на гладкой поверхности стола. Зигфрид Маак их подробно комментировал, но речь шла больше о географии преступности. Если дело касалось известных преступников, все еще остававшихся на свободе, он рассказывал их биографии, отмечая особые приметы, о которых знал или догадывался. Большинство известных террористов, чьи данные были предоставлены Карлу, уже сидели, надежно упрятанные под замком в специальном белом бункере.
Карл и Зигфрид Маак сделали перерыв и спустились перекусить в большой столовой самообслуживания. В полном молчании они ели свой ланч - слишком уж много было любопытных взглядов. Потом они поработали еще час, закончили первое занятие и убрали все документы в стальные чемоданы, очистив столы для более трудных теоретических программ.
- Итак, - сказал Карл, - эти ваши террористы, к моему удивлению, в большинстве своем просто дилетанты в том, что касается техники и оружия. Они используют автоматическое оружие калибра 9 мм для близкого боя и делают свои бомбы так, что даже мальчишка с бейрутских улиц сделал бы лучше. Эту нелепость даже трудно объяснить.
- Ты делаешь бомбы лучше? - спросил Зигфрид Маак. Вопрос прозвучал так, будто он принял на свой счет пренебрежительные оценки Карла.
- Разумеется, если учесть, сколько денег было вложено западными демократиями в мое образование, - ответил Карл, немного раздраженный вопросом и удивленный неожиданным тоном Зигфрида Маака.
- Тогда в этом у нас преимущество. У тебя есть знания в этой области, из которых они могли бы извлечь большую пользу.
- Точно.
- Но вообще-то странно, почему они не могут достичь твоего уровня?
Карл сделал вид, что не заметил иронии.
- Да, это не так просто, поскольку существует определенное расхождение между возможностями делать бомбы и закладывать их в нужное место. Последнее сложнее всего, и, надо признать, у них это по-настоящему получается, когда они загоняют свои машины на различные объекты НАТО, не говоря уже об этом трюке с фургоном пива, который им удалось провезти куда-то там в Гамбурге, в Фюрер-академию, кажется?
- Нет. Ты имеешь в виду Высшую академию бундесвера.
Карл был смущен своей почти фрейдистской оговоркой. Высшая академия - это звучит так изящно. Он смотрел на Зигфрида Маака, размышляя, продолжить ли разговор, понимая в то же время, что рано или поздно эта тема должна была возникнуть. Но Зигфрид Маак демонстративно отвел глаза.
- У меня просто сложное Отношение к Германии, - начал Карл, собравшись с духом. Он замолчал на секунду, прежде чем продолжить. Это признание зажгло искру любопытства, но не враждебности в до сих пор неизменно холодном, сдержанном взгляде Зигфрида Маака. - Мне противны такие, как этот Уве Дее, и его чертово "окончательное решение".
- Что ты под этим "окончательным" имеешь в виду?
- Да, он сказал так. Внешне выглядел весьма довольным, когда употребил это выражение, которое для моих ненемецких ушей прозвучало как, естественно, знак одобрения, ты сам знаешь, чего.
- Окончательное решение?
- Да.
- Ты что, противник окончательного решения вопроса о террористах?
- Нет, но это зависит от...
- Тебя раздражают только эти слова, да еще когда они произносятся по-немецки?
- Да. Я, как и другие европейцы, вырос в прямой или косвенной ненависти к немцам. Германия - это страна, которую стремятся как можно быстрее проехать за ночь, когда едут в Париж, Венецию или Зальцбург. Возьми, например, это место, где мы очень далеки от английского бобби. Когда я вижу такого романтика насилия, как Уве Дее, мне вдалеке слышится грохот марширующих сапог.
- И Хорст Вессель?
- Точно. Допускаю, что это не особенно умно или рационально, но это так.
- Хотя я и немец, но могу это понять. А ведь родился я через десять лет после смерти Гитлера.
- Да, я знаю.
- Что касается самого насилия (хотя признаю, что я немец и не могу уклониться от коллективной вины), должен сделать одно замечание. Спектакль, устроенный тобой сегодня утром в спортивном зале, создает впечатление, что немецкое насилие во всех отношениях уступает шведскому. Если я все правильно понял, ты фактически продемонстрировал, что убил инструктора, разве нет?
Карл чувствовал себя идиотом. Он понимал, что сам поставил себя в это дурацкое положение. И хотя вопрос был таким болезненным и важным, ему во что бы то ни стало нужно было пойти на попятную. Он должен хоть как-то покаяться.
- Прошу прощения, я поступил неумно, - сказал он огорченно.
- Ты ведь не один в лодке.
- Нет, конечно. И вообще, вся любимая мною музыка - именно немецкая. Я читаю Гюнтера Грасса и Гюнтера Вальрафа, а сейчас я сотрудничаю с немцами, которые пытаются предотвратить нападение на мою страну. Нет, я поступил неумно. Прости меня еще раз.
Хотя проблема немцев, конечно, важна, но Зигфрид Маак не хотел выпускать из своих рук нить разговора.
Он сам был социал-демократом, и его могли бы призвать на военную службу, если бы в Германии существовала всеобщая воинская повинность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Документы были снабжены цветными фотографиями одинакового формата, похоже, из полицейских расследований. На этих фотографиях, кое-где отмеченных красными чернилами, были какие-то жалкие подобия людей, их имена были немного знакомы Карлу по газетам: Шлейер, Бубак, Пименталь. Это были обычные убийства, совершенные, насколько Карл мог судить, из пистолета или автомата с близкого расстояния, чаще всего в голову. В общем, ничего неожиданного.
Техника взрывов, наоборот, с годами совершенствовалась, это было ясно. Во всяком случае, сейчас террористы использовали взрывные устройства с часовыми механизмами. Но их попытки контролировать детонатор на расстоянии - с помощью длинного кабеля или радиопередатчика - пока плохо удавались.
На изучение другой части содержимого чемоданов ушло несколько часов. Время от времени Карл бормотал что-то себе под нос, раскладывая документы на гладкой поверхности стола. Зигфрид Маак их подробно комментировал, но речь шла больше о географии преступности. Если дело касалось известных преступников, все еще остававшихся на свободе, он рассказывал их биографии, отмечая особые приметы, о которых знал или догадывался. Большинство известных террористов, чьи данные были предоставлены Карлу, уже сидели, надежно упрятанные под замком в специальном белом бункере.
Карл и Зигфрид Маак сделали перерыв и спустились перекусить в большой столовой самообслуживания. В полном молчании они ели свой ланч - слишком уж много было любопытных взглядов. Потом они поработали еще час, закончили первое занятие и убрали все документы в стальные чемоданы, очистив столы для более трудных теоретических программ.
- Итак, - сказал Карл, - эти ваши террористы, к моему удивлению, в большинстве своем просто дилетанты в том, что касается техники и оружия. Они используют автоматическое оружие калибра 9 мм для близкого боя и делают свои бомбы так, что даже мальчишка с бейрутских улиц сделал бы лучше. Эту нелепость даже трудно объяснить.
- Ты делаешь бомбы лучше? - спросил Зигфрид Маак. Вопрос прозвучал так, будто он принял на свой счет пренебрежительные оценки Карла.
- Разумеется, если учесть, сколько денег было вложено западными демократиями в мое образование, - ответил Карл, немного раздраженный вопросом и удивленный неожиданным тоном Зигфрида Маака.
- Тогда в этом у нас преимущество. У тебя есть знания в этой области, из которых они могли бы извлечь большую пользу.
- Точно.
- Но вообще-то странно, почему они не могут достичь твоего уровня?
Карл сделал вид, что не заметил иронии.
- Да, это не так просто, поскольку существует определенное расхождение между возможностями делать бомбы и закладывать их в нужное место. Последнее сложнее всего, и, надо признать, у них это по-настоящему получается, когда они загоняют свои машины на различные объекты НАТО, не говоря уже об этом трюке с фургоном пива, который им удалось провезти куда-то там в Гамбурге, в Фюрер-академию, кажется?
- Нет. Ты имеешь в виду Высшую академию бундесвера.
Карл был смущен своей почти фрейдистской оговоркой. Высшая академия - это звучит так изящно. Он смотрел на Зигфрида Маака, размышляя, продолжить ли разговор, понимая в то же время, что рано или поздно эта тема должна была возникнуть. Но Зигфрид Маак демонстративно отвел глаза.
- У меня просто сложное Отношение к Германии, - начал Карл, собравшись с духом. Он замолчал на секунду, прежде чем продолжить. Это признание зажгло искру любопытства, но не враждебности в до сих пор неизменно холодном, сдержанном взгляде Зигфрида Маака. - Мне противны такие, как этот Уве Дее, и его чертово "окончательное решение".
- Что ты под этим "окончательным" имеешь в виду?
- Да, он сказал так. Внешне выглядел весьма довольным, когда употребил это выражение, которое для моих ненемецких ушей прозвучало как, естественно, знак одобрения, ты сам знаешь, чего.
- Окончательное решение?
- Да.
- Ты что, противник окончательного решения вопроса о террористах?
- Нет, но это зависит от...
- Тебя раздражают только эти слова, да еще когда они произносятся по-немецки?
- Да. Я, как и другие европейцы, вырос в прямой или косвенной ненависти к немцам. Германия - это страна, которую стремятся как можно быстрее проехать за ночь, когда едут в Париж, Венецию или Зальцбург. Возьми, например, это место, где мы очень далеки от английского бобби. Когда я вижу такого романтика насилия, как Уве Дее, мне вдалеке слышится грохот марширующих сапог.
- И Хорст Вессель?
- Точно. Допускаю, что это не особенно умно или рационально, но это так.
- Хотя я и немец, но могу это понять. А ведь родился я через десять лет после смерти Гитлера.
- Да, я знаю.
- Что касается самого насилия (хотя признаю, что я немец и не могу уклониться от коллективной вины), должен сделать одно замечание. Спектакль, устроенный тобой сегодня утром в спортивном зале, создает впечатление, что немецкое насилие во всех отношениях уступает шведскому. Если я все правильно понял, ты фактически продемонстрировал, что убил инструктора, разве нет?
Карл чувствовал себя идиотом. Он понимал, что сам поставил себя в это дурацкое положение. И хотя вопрос был таким болезненным и важным, ему во что бы то ни стало нужно было пойти на попятную. Он должен хоть как-то покаяться.
- Прошу прощения, я поступил неумно, - сказал он огорченно.
- Ты ведь не один в лодке.
- Нет, конечно. И вообще, вся любимая мною музыка - именно немецкая. Я читаю Гюнтера Грасса и Гюнтера Вальрафа, а сейчас я сотрудничаю с немцами, которые пытаются предотвратить нападение на мою страну. Нет, я поступил неумно. Прости меня еще раз.
Хотя проблема немцев, конечно, важна, но Зигфрид Маак не хотел выпускать из своих рук нить разговора.
Он сам был социал-демократом, и его могли бы призвать на военную службу, если бы в Германии существовала всеобщая воинская повинность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94