Прошу проверить показания арестованного Петрова Ивана Васильевича, который утверждает, что работал в Архангельской области в леспромхозе с названием, сходным с «Демьяновский» или «Лукьяновский». Там же прошу предъявить фотографию Петрова для опознания. Выписка из протокола допроса Петрова при­лагается».
«Срочно. Арестантское. Начальнику следственного от­дела Управления внутренних дел Костромской области. Прошу в порядке отдельного требования дать задание о проверке в архиве областного загса данных о регистрации рождения арестованного нами Петрова Ивана Василье­вича, который показал…»
Куча этих запросов разойдется по адресам, и даль­ше – жди ответов. Ничего иного предпринять пока нельзя.
При следующей встрече бродяга был менее флегмати­чен, даже изображал доброжелательство.
– Получили ответы, гражданин следователь?
– Получил. Интересует вас, что в них написано?
– Интересует – не интересует, все равно скажете, верно?
– Скажу. Вот справка, что в деревне Чоботы Кост­ромской области никогда не жили Петровы. Эта – о том, что, по данным загса, по области родилось в указанном вами году трое Иванов Петровых. Один из них умер, а нынешнее местожительство двух других известно мили­ции. Из Архангельска сообщают, что нет у них леспром­хоза с названием типа «Лукьяновский, Демьяновский». И все в том же духе.
Бродяга не удивился.
– Записываю в протокол вопрос, – Знаменский пи­сал и произносил вслух: – «Вам предъявляются докумен­ты, из которых явствует, что вы давали ложные показа­ния о своей личности. Ответьте, кем вы являетесь и по каким причинам ведете паразитический образ жизни, а также с какой целью вводили следствие в заблуждение?»
Допрашиваемый выдержал паузу, вздохнул напоказ.
– Да, придется рассказывать… Федотов я, Петр Васи­льевич. Родился в 1923 году в поселке Первомайский Курской области. Мать, как я говорил, Варвара Дмитри­евна, отец – Василий Васильевич. С отцом я не ладил сильно. Один раз ушел из дому с бригадой плотников по деревням, понравилось, решил не возвращаться. Моло­дой был. Начал пить, от товарищей отбился, документы где-то потерял, а может, сперли. Сам не заметил, как совсем стал доходягой.
Тон вполне достоверный. Но он и раньше был досто­верный. Этот тип и Олегу Константиновичу был бы не по зубам, подумалось внезапно. Сердцеведу и лицедею, пе­ред которым любой как на духу выворачивал грешную свою изнанку.
– Родственникам известно о вашей судьбе?
– Нет… – потупясь, будто сконфужен. – И я вас прошу, гражданин следователь, пусть им не говорят – где и что со мной! Стыдно!
– На сей раз действительно рассказали правду?
– Клянусь вам!
– Или снова – «меня солнышко пригрело, я уснул глубоким сном…»?
Бродяга смотрел непонимающе.
– Песня такая. Неужели не слыхали? «Расскажи, рас­скажи, бродяга… Ой, да я не помню, ой, да я не знаю…»
– Ах, песня, – по лицу пробежала рябь. – Закурить не дадите?
Знаменский достал сигареты. Не напрягаться, поду­мал он. Пусть само по себе отсеивается и крупицами оседает. И, когда немного подкопится, может, сгруппи­руется в некую молекулу, и авось удастся сообразить, что за субстанция такая неведомая. Он двинул по столу лист бумаги.
– Напишите мне фамилию, имя, отчество и все ос­тальные сведения о себе и своих близких.
Бродяга с усердием приступил. Шариковый каран­даш в крупных пальцах умещался ловко, однако строчки чуть спотыкались, в них чудилась странная неправиль­ность. Вероятно оттого, что Знаменский наблюдал их в опрокинутом виде. Или просто непривычное для челове­ка занятие.
Просто? И можно избавиться от мороки? Нет, никак нельзя. Стало быть, не просто.
Минул месяц. Знаменский изучил каждую пору этого лица, каждую модуляцию голоса. Но по-прежнему не ведал, кто перед ним. Данные по Федотову подтвердились полностью. Даже школа, в которой учился, до сих пор на том месте стояла. По отпечаткам пальцев он не был зарегистрирован, значит, не судим. По словесному порт­рету в розыске не числился. Однако вчера Знаменский взял вторую отсрочку. Теперь, кроме районной и городс­кой прокуратуры, пришлось бить челом и в республикан­ской, и только виза Скопина (молчаливо, но отчетливо выразившего при этом свое неудовольствие) убедила в необходимости нового продления следствия.
– Зинуля, мы впали в ничтожество! – ябедничал Томин в столовой. – Паша два месяца валандается с нару­шителем паспортного режима!
– Что, занятный бродяга?
– Да видел я его – обычный врун и пропойца.
Знаменский разозлился.
– А ты видел, что на допросе ему было очень скучно? Если он раньше не судился, полагалось бы интересовать­ся следствием, а не зевать.
– Ну а еще? – это Зина вместо того, чтобы поддер­жать Томина.
– Есть и еще… разные мелочи. К тому же фотография, которую послали к нему на родину, вернулась неопоз­нанной. Некому ее показать. Петр Федотов ушел из дому лет десять назад. Отец умер, старший брат тоже. А мать в прошлом году совсем ослепла.
– Знаешь, тут можно кое-что сделать. Пусть пришлют любую его фотографию, хоть детскую: я проверяю. Мето­дом совмещения основных точек лица.
Томин выловил из компота щепку и воткнул в хлеб­ный огрызок. Стакнулись! Одержимая парочка!
По дороге в Бутырку его осенило:
– Слушай, ведь у тебя есть Ковальский! Кто тебе лучше обрисует бродягу? Пятую неделю в одной камере сидят.
– Спекулировать на добрых отношениях с заклю­ченным…
– Паша, что значит спекулировать? Ты спроси как умного, проницательного человека! Он же польщен бу­дет, что ценишь его мнение! Ну?
– Там видно будет.
Снова дежурила Ниночка и снова припасла Знаменс­кому тридцать девятый кабинет. Томин в который раз подумал, что она очень мила. А то, что неравнодушна к Паше, так только сам он мог не замечать.
С Ковальским посмеялись над дурнем туристом, отва­лившим бешеный куш за гайку. Но на следующем эпизоде он снова заосторожничал:
– Неужто был такой случай?
– Был.
– Пал Палыч, зачем мне бежать впереди прогресса? Вдруг у вас – извиняюсь – одно фу-фу, а я навешу на шею лишний эпизод!
– Двадцать второго августа сего года у бензоколонки на Трубной улице вы познакомились с шофером черной «Волги». Пообещав двадцать рублей, уговорили поехать к магазину «Автомобили».
– Да-да-да. Припоминаю… Всегда-то надеешься, как в песне поется, что никто не узнает и никто не придет. Но вот узнали и пришли. Так неприятно!
– Каким образом вы познакомились с покупателями?
– Пал Палыч, разве с покупателями знакомятся? Это они должны искать знакомства, иначе какое же дове­рие, – признав очередное поражение, Ковальский вдох­новлялся воспоминаниями. – В тот раз дело было так. Подъезжаю к магазину. На меня смотрят. Это я здесь, – оттянул борт модного пиджака, – в рванье сижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10