короной, горностаевой мантией, скипетром в руках, — закивала Леди Морвен.
— Именно, именно, — подтвердил Макмиллан, — именно, дорогая Бетриббс, вы ухватили самую суть, и мы хотели бы развить тему…
— Вы полагаете, что я в чем-то нарушила наши соглашения и настала пора вручить мне черную метку? Так?
— Если начистоту, — встрял Петти, — и это хорошо, что разговор у нас пошел начистоту, мы опасаемся, что такой момент может наступить, и так как мы не заинтересованы в крайних мерах, особенно после произошедшей в этом году смены руководителя Капитула, то мы бы хотели договориться…
— А с моим супругом вы не договорились? — спросила Татьяна, глядя Петти прямо в глаза.
— Мы должны соблюдать некие правила и условности, — заметил Макмиллан.
— То есть, предупреждая меня о том, что в случае конфликтной ситуации вы меня убьете, вы в то же самое время хотите, чтобы мы соблюдали формальности в жизненно важном разговоре? — спросила Татьяна, чувствуя что лицо ее наливается кровью.
— До каких бы то ни было кардинальных и радикальных действий и до применения крайних средств еще очень далеко, милая Бетриббс, — поспешил успокоить ее Петти, — в нашей практике почти не было случаев, когда бы стороны не договорились.
— Почти, — хмыкнула Татьяна, — а Кеннеди? А Улаф Пальме? А мой покойный муж, наконец?
— Вам не надо волноваться, дорогая Бетриббс, — вступил Макмиллан, — мой друг-адвокат правильно говорит: любой коллапс и обрушение системы — это следствие непрофессионализма… Рубить гордиевы узлы — не проявление мужской лихости, но — наоборот — проявление слабости интеллекта, компромисс — вот истинное торжество разума и гармонии, диктуемое математикой!
— И вы предлагаете мне компромисс? — спросила Татьяна. — В чем же он?
— Мы предлагаем вам еще больше заформализовать наши отношения, дорогая леди Морвен, — снова заговорил Петти, — мы предлагаем вам некие новые условия сохранения вами власти в Капитуле, при наших кондициях, гарантирующих нам уверенность в вас…
— Конкретно, в чем конкретно будут выражаться кондиции вашего регентства? — скороговоркой, нетерпеливо спросила Татьяна.
— Вы выйдете замуж за человека из нашего круга, и мы совершим обряд по правилам Ордена иллюминатов со всеми исходящими последствиями, но ваш супруг будет только наследовать…
— И вы полагаете, что это компромисс! — перебила Татьяна. — И после недавнего подобного обряда, который был совершен со мной и моим покойным мужем, и после его гибели вы полагаете, что подобная акция прибавит мне уверенности в моем благополучии? Какой, однако, цинизм, господа!
— Вы не выслушали до конца, дорогая Бетриббс, — мягко возразил Татьяне Макмиллан, — формальности брака с близким нам человеком прибавят уверенности нашей стороне, но мы предусмотрели в кондициях конкордата и ваш профит, госпожа…
— Мой профит? — переспросила Татьяна.
— Да, ваш профит, который будет выражаться в следующих статьях и параграфах, изложенных во второй части протокола, приложенной к меморандуму, — сказал Петти.
— А на словах? — спросила Татьяна, совершенно овладев собой.
— А на словах, — ответил Петти, — а на словах это может звучать так: вы представляете всю полноту исполнительной власти, как и было прежде до сегодняшнего дня, и принимаете для себя решение, с кем быть… А брак… А брак с сыном Джейкоба — только акт, подтверждающий ваш выбор…
— И это все? — спросила Татьяна…
— Нет, это только первая часть кондиций, вторая — экономическая, и здесь вам лучше ее объяснит наш математик, — Петти, ухмыльнувшись, кивнул на Макмиллана.
— Те проценты, которые вы с вашим новым супругом станете получать со всех сделок, одобренных Капитулом, вы будете делить на ваши уже персональные счета в соотношении один к полутора, так что ваша, большая часть, которая теперь и отныне станет определяющей компонентой гарантий стабильности наших отношений, она — эта экономическая составляющая — и станет уравновешивающим эквивалентом в системе нашего соглашения.
— Я поняла, — почти перебила его Татьяна, — деньги компенсируют мои страхи и эмоции…
— И послужат лучшей гарантией, потому как деньги суть универсальное мерило и вечный эквивалент всему на земле…
— Бат мани кэнт бай ми лав, аминь — завершила Татьяна, — о’кей, господа, я подумаю, надеюсь, до того, как организовать мне авиакатастрофу, вы дадите мне две недели на размышление?
— Одну неделю, Бетриббс, только одну…
— Итак, у нас всего только одна неделя, — сказала Татьяна, едва войдя в охотничий домик в Вермонте.
— Они тебя хотят выдать замуж? — спросил Дубойс, прочитав бумаги.
— А ты не ревнуешь? — в свою очередь спросила Татьяна.
— Знаешь, если ты не хочешь, мы найдем способ, — начал было Дубойс.
Но Татьяна, вдруг развеселившись, оборвала его:
— Свадьбы — не будет! — воскликнула она. — Такой смешной фильм у нас в России был популярен когда-то, и назывался он “Кавказская пленница”, там герой — Шурик — так и говорил: “Свадьбы не будет! Я ее украл, я ее и верну…” — И Татьяна вдруг поцеловала Дубойса в губы… — И… и давай выпьем чего-нибудь, шампанского, например, а?
* * *
Гребински заговорщицки подмигнул Макгвайеру, когда они вместе поднимались на лифте на десятый этаж.
— Будет интересная рыбалка, друг, — сказал он условную фразу и слегка подтолкнул своего коллегу локтем в бок, выражая тем самым высочайший всплеск эмоций.
Вход на десятый этаж осуществлялся по правилам высшей степени защиты. Сюда возносился только один лифт из двенадцати, работающих в здании. Остальные следовали мимо заблокированного этажа, и сотрудники Главного управления, проезжая закрытый этаж, в шутку напевали припев из последнего хита Элтона Джона: “This train don’t stop there anymore…”
Но для Гребински и Макгвайера этот поезд здесь останавливался. Надо было только засунуть свои электронные идентификационные карточки и подставить под тонкий световой лучик — радужную сетчатку своего собственного глаза…
— Рыбалка будет интересной, — повторил Гребински, на пороге приемной Хэмфри Ли Берча.
Бесполая секретарша кивнула им, и два начальника департаментов без задержки прошли в кабинет директора ФБР.
Полгода минуло, как Хэмфри Ли Берч занял эти апартаменты, но на столе его не прибавилось ни одной из тех “silly little things”, что отличают обычно менеджеров из простых смертных. Только фотография юного Хэмфри Ли с Эдвардом Гувером висела на прежнем месте, как бы символизируя дух новой стабильности, воцарившейся здесь.
— Присаживайтесь, господа, — сказал директор, не поднимаясь из кресла.
Рукопожатия здесь были не в чести. Как и лишняя болтовня. Гребински и Макгвайер выжидающе молчали, соблюдая этикет.
Хэмфри Ли Берч тоже выдержал паузу, как бы собираясь с мыслями, концентрируясь перед тем, как с филигранной точностью изложить суть вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Именно, именно, — подтвердил Макмиллан, — именно, дорогая Бетриббс, вы ухватили самую суть, и мы хотели бы развить тему…
— Вы полагаете, что я в чем-то нарушила наши соглашения и настала пора вручить мне черную метку? Так?
— Если начистоту, — встрял Петти, — и это хорошо, что разговор у нас пошел начистоту, мы опасаемся, что такой момент может наступить, и так как мы не заинтересованы в крайних мерах, особенно после произошедшей в этом году смены руководителя Капитула, то мы бы хотели договориться…
— А с моим супругом вы не договорились? — спросила Татьяна, глядя Петти прямо в глаза.
— Мы должны соблюдать некие правила и условности, — заметил Макмиллан.
— То есть, предупреждая меня о том, что в случае конфликтной ситуации вы меня убьете, вы в то же самое время хотите, чтобы мы соблюдали формальности в жизненно важном разговоре? — спросила Татьяна, чувствуя что лицо ее наливается кровью.
— До каких бы то ни было кардинальных и радикальных действий и до применения крайних средств еще очень далеко, милая Бетриббс, — поспешил успокоить ее Петти, — в нашей практике почти не было случаев, когда бы стороны не договорились.
— Почти, — хмыкнула Татьяна, — а Кеннеди? А Улаф Пальме? А мой покойный муж, наконец?
— Вам не надо волноваться, дорогая Бетриббс, — вступил Макмиллан, — мой друг-адвокат правильно говорит: любой коллапс и обрушение системы — это следствие непрофессионализма… Рубить гордиевы узлы — не проявление мужской лихости, но — наоборот — проявление слабости интеллекта, компромисс — вот истинное торжество разума и гармонии, диктуемое математикой!
— И вы предлагаете мне компромисс? — спросила Татьяна. — В чем же он?
— Мы предлагаем вам еще больше заформализовать наши отношения, дорогая леди Морвен, — снова заговорил Петти, — мы предлагаем вам некие новые условия сохранения вами власти в Капитуле, при наших кондициях, гарантирующих нам уверенность в вас…
— Конкретно, в чем конкретно будут выражаться кондиции вашего регентства? — скороговоркой, нетерпеливо спросила Татьяна.
— Вы выйдете замуж за человека из нашего круга, и мы совершим обряд по правилам Ордена иллюминатов со всеми исходящими последствиями, но ваш супруг будет только наследовать…
— И вы полагаете, что это компромисс! — перебила Татьяна. — И после недавнего подобного обряда, который был совершен со мной и моим покойным мужем, и после его гибели вы полагаете, что подобная акция прибавит мне уверенности в моем благополучии? Какой, однако, цинизм, господа!
— Вы не выслушали до конца, дорогая Бетриббс, — мягко возразил Татьяне Макмиллан, — формальности брака с близким нам человеком прибавят уверенности нашей стороне, но мы предусмотрели в кондициях конкордата и ваш профит, госпожа…
— Мой профит? — переспросила Татьяна.
— Да, ваш профит, который будет выражаться в следующих статьях и параграфах, изложенных во второй части протокола, приложенной к меморандуму, — сказал Петти.
— А на словах? — спросила Татьяна, совершенно овладев собой.
— А на словах, — ответил Петти, — а на словах это может звучать так: вы представляете всю полноту исполнительной власти, как и было прежде до сегодняшнего дня, и принимаете для себя решение, с кем быть… А брак… А брак с сыном Джейкоба — только акт, подтверждающий ваш выбор…
— И это все? — спросила Татьяна…
— Нет, это только первая часть кондиций, вторая — экономическая, и здесь вам лучше ее объяснит наш математик, — Петти, ухмыльнувшись, кивнул на Макмиллана.
— Те проценты, которые вы с вашим новым супругом станете получать со всех сделок, одобренных Капитулом, вы будете делить на ваши уже персональные счета в соотношении один к полутора, так что ваша, большая часть, которая теперь и отныне станет определяющей компонентой гарантий стабильности наших отношений, она — эта экономическая составляющая — и станет уравновешивающим эквивалентом в системе нашего соглашения.
— Я поняла, — почти перебила его Татьяна, — деньги компенсируют мои страхи и эмоции…
— И послужат лучшей гарантией, потому как деньги суть универсальное мерило и вечный эквивалент всему на земле…
— Бат мани кэнт бай ми лав, аминь — завершила Татьяна, — о’кей, господа, я подумаю, надеюсь, до того, как организовать мне авиакатастрофу, вы дадите мне две недели на размышление?
— Одну неделю, Бетриббс, только одну…
— Итак, у нас всего только одна неделя, — сказала Татьяна, едва войдя в охотничий домик в Вермонте.
— Они тебя хотят выдать замуж? — спросил Дубойс, прочитав бумаги.
— А ты не ревнуешь? — в свою очередь спросила Татьяна.
— Знаешь, если ты не хочешь, мы найдем способ, — начал было Дубойс.
Но Татьяна, вдруг развеселившись, оборвала его:
— Свадьбы — не будет! — воскликнула она. — Такой смешной фильм у нас в России был популярен когда-то, и назывался он “Кавказская пленница”, там герой — Шурик — так и говорил: “Свадьбы не будет! Я ее украл, я ее и верну…” — И Татьяна вдруг поцеловала Дубойса в губы… — И… и давай выпьем чего-нибудь, шампанского, например, а?
* * *
Гребински заговорщицки подмигнул Макгвайеру, когда они вместе поднимались на лифте на десятый этаж.
— Будет интересная рыбалка, друг, — сказал он условную фразу и слегка подтолкнул своего коллегу локтем в бок, выражая тем самым высочайший всплеск эмоций.
Вход на десятый этаж осуществлялся по правилам высшей степени защиты. Сюда возносился только один лифт из двенадцати, работающих в здании. Остальные следовали мимо заблокированного этажа, и сотрудники Главного управления, проезжая закрытый этаж, в шутку напевали припев из последнего хита Элтона Джона: “This train don’t stop there anymore…”
Но для Гребински и Макгвайера этот поезд здесь останавливался. Надо было только засунуть свои электронные идентификационные карточки и подставить под тонкий световой лучик — радужную сетчатку своего собственного глаза…
— Рыбалка будет интересной, — повторил Гребински, на пороге приемной Хэмфри Ли Берча.
Бесполая секретарша кивнула им, и два начальника департаментов без задержки прошли в кабинет директора ФБР.
Полгода минуло, как Хэмфри Ли Берч занял эти апартаменты, но на столе его не прибавилось ни одной из тех “silly little things”, что отличают обычно менеджеров из простых смертных. Только фотография юного Хэмфри Ли с Эдвардом Гувером висела на прежнем месте, как бы символизируя дух новой стабильности, воцарившейся здесь.
— Присаживайтесь, господа, — сказал директор, не поднимаясь из кресла.
Рукопожатия здесь были не в чести. Как и лишняя болтовня. Гребински и Макгвайер выжидающе молчали, соблюдая этикет.
Хэмфри Ли Берч тоже выдержал паузу, как бы собираясь с мыслями, концентрируясь перед тем, как с филигранной точностью изложить суть вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73