— Слушай! — теперь Симаков так заорал на том конце не такого уж длинного провода, что Дима вздрогнул, и мурашки побежали вниз по его спине. — Гениальная идея! Есть для тебя выдающаяся девушка! Не на вечер, а хоть на всю жизнь! Как я раньше не догадался тебя с ней познакомить?! Это судьба, Иволгин, не спорь, это судьба…
— Да я и не спорю…
— Вот и не спорь. Такая девушка! От сердца, можно сказать, отрываю. Художница…
— Художница?
— Гимнастка-художница, то есть художественная гимнастка. Чемпионка края. Какого края?
Отдаленного… Может, слышал в спортивных новостях или в газете читал — Наташа Забуга?
— Не слышал.
— Зато теперь увидишь, а может, даже и потрогаешь…
— Леха, перестань. Мне всего лишь на один день рождения сходить, и все. Чтобы приличная девушка, не напилась, не обворовала хозяев…
— Приличней не бывает! Ты меня просто спас, Димыч, с этой… Я имею в виду курсовую по ТММ…
Вернувшись в свою комнату, Иволгин вместо двоюродной сестры застал там разъяренную горгону. Хоть пряди ее волос безвольно болтались вниз мышиными хвостиками, но глаза могли превратить в камень любую органику. Поэтому Дима старался на нее не смотреть, к тому же ему стало неудобно, что он забыл про эту вольную или невольную слушательницу.
— Значит, я — неприличная девушка!? — орала Ленка. — По-твоему, я — алкоголичка, шлюха и воровка!? А ты сам, знаешь, кто? Да ты…
С кухни уже бежали испуганные Димины родители. Простые и милые Иволгины…
Глава 5
МАРКОВ И АКЕНТЬЕВ МИКШИРУЮТ НЕМИКШИРУЕМОЕ
«Земную жизнь пройдя до четвертины, я очутился в сумрачном лесу…» Лес был нарисован на стене позади Кирилла.
«Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом…»
Пульт диск-жокея помещался в избушке, построенной из подручных материалов местным плотником Матвеем со страшного похмелья. Потому избушка получилась несколько покосившейся, с наклоном в сторону барной стойки. Но так она смотрелась еще реалистичнее. «Ветхая избушка вся в снегу стоит, диск-жокей Кирюшка у окна сидит…»
Интерьер кафе «Аленушка» был выдержан в русских народных традициях, как их понимали художники-оформители, не более искусные, чем плотник Матвей. По стенам белели стилизованные березки, за которыми прятались фигуры в сарафанчиках, в углах висели рушники, лопаточки, туески. У дверей администратора стояла дважды на своем веку поломанная прялка — первый раз в далекой карельской деревне рухнувшей крышей, а второй раз упавшим от удара вышибалы буйным посетителем кафе. На барной стойке возвышался тульский самовар. Об этого медного красавца частенько бились головами подвыпившие посетители. Некоторые из них отворачивали краник, наклоняли головы и подставляли рты под ожидаемую струю. Кроме пыли оттуда ничего нельзя было высосать, а последнее время бармен Игорек стал сливать туда что попало. Но никто еще пока не умер от отравления, по крайней мере, на глазах Игорька.
Что касается до самой Аленушки, то вчера Марков видел за крайним столиком плачущую навзрыд девицу. Она пыталась несколько раз склонить голову на руку, но нетвердый локоть каждый раз соскальзывал со стола, голова летела вниз и поднималась от столешницы с трудом, будто тянул ее на дно тяжелый камень. А еще огромный вышибала Серега Красин, боксер-тяжеловес, который учился в ЛИВТе вместе с Кириллом, правда, на электромеханическом факультете, время от времени напевал утробным голосом: «Я тебя своей Аленушкой зову, как прекрасна эта баба наяву…»
Сегодня Красин был в строгом костюме и белой рубашке с галстуком. Такой был сегодня особенный случай. Кирилл даже не сразу его узнал, настолько элегантным и стройным он выглядел. При виде входящего в кафе Кирилла Красин принял шутливую боксерскую стойку и скорчил злобное лицо. Приблизился, покачиваясь из стороны в сторону, и огромными ручищами сгреб Маркова, словно снегоуборочная машина снежный комок.
— Кирюха, дай грудь потопчу, — басил Красин, тыча огромным кулаком в белоснежную рубашку Маркова. — Смотри, как он накачал грудные мышцы — кулаку больно!
— Ты мне галстук помнешь, Красин, — отпихивался от его дружеских объятий Кирилл, — и рубашку тоже.
— А ты тоже сегодня при параде! Прямо Ленконцерт! Не скажешь, что судомех зачуханный.
Где мазутное пятно, Марков? Я тебя спрашиваю…
— Чем это электромеханики лучше?
— Электромеханики — народ аккуратный и интеллигентный. У нас даже декан по фамилии Раушенбах. А у вас этот… Ледорубов…
— Леготаев. Я тебя как раз за Раушенбаха и принял. Первый раз в таком виде вижу.
— Привыкай. Я теперь всегда так буду приходить на дежурство. Представь, начинается пьяное безобразие. Я интеллигентно, в костюме с черной бархатной бабочкой, подхожу к хулиганам. В изысканных выражениях прошу их успокоиться, а потом еще более интеллигентно провожу левый снизу и боковой справа… Чего ты смеешься? Кирюха, дай грудь потопчу!
С улицы в кафе заглянула парочка — юноша и девушка в очках с портфельчиками — но увидела, как здесь встречают клиентов, и, не сговариваясь, повернула назад и удалилась, стараясь не хлопнуть дверью.
— Серый, перестань! Ты уже посетителей отпугиваешь. И мешаешь мне входить в положительный образ… Переплет уже здесь?
Кличку Переплет Саня Акентьев получил уже после школы, где-то на рок-тусовках. Не за любовь к книгам, разумеется, а за авантюрный характер. У Кирилла Маркова была и еще одна интерпретация этого прозвища — слишком любил Акентьев поставить ближнего в трудную ситуацию, запутанное положение, то есть чаще всего в переплет он запихивал других.
— Притащился уже, — скривившись, ответил Красин. — Я когда-нибудь твоему Переплету испорчу обложку. Ты уж извини. Он твой друг, поэтому я его терплю с большим трудом. Какой-то он гнус и корчит из себя… Жаль, пока случая подходящего не подворачивается…
— Перестань, Серега, — Марков попробовал его урезонить. — Выгонят тебя. У Переплета здесь все схвачено. Администратор и бармен — его лучшие кореша…
— Наплевать. Пойду на ворота в «Снежинку».
Здесь, правда, от института близко. И Людка официантка мне нравится…
— Вот видишь.
— Да ладно! Он же, гад, чувствует, как я к нему отношусь, и такой со мной всегда приветливый, что просто противно. Но все равно. Знаешь нашу боксерскую молитву? Да не минует морда кулака… Запомни — пригодится…
Кирилл позволил себе позлорадствовать в душе над непотопляемым Акентьевым, над которым, оказывается, была занесена кувалда Красина. Не вечно же этому плейбою порхать по жизни, срывая цветы удовольствия, а точнее — опыляя всякую хорошенькую ромашку. Время разбрасывать камни, время собирать камни, в том смысле, что приходится иногда ползать на четвереньках, получив хорошую затрещину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82