Посмотрел на часы — часовая стрелка приблизилась к одиннадцати. По свету за окном было ясно, что сейчас утро, не поздний вечер. Значит, он проспал почти пятнадцать часов. Сумасшествие какое-то. Неудивительно, что в голову лезет всякая чушь. Он прошелся по комнате, сделал несколько неуклюжих упражнений, пытаясь прогнать из головы дурман. А она закружилась, и пришлось сесть. «Спортсмен, мать твою!» — рассмеялся он невесело.
Анна Давыдовна хлопотала на кухне. И следа от вчерашнего шабаша в комнате не осталось. Только одна из старушенций шумно прихлебывала чай. Никита поздоровался. Она ответила, глаза озорно блеснули, словно знала что-то о его снах. Никита нахмурился.
— Соня, — укорила его Анна Давыдовна.
Она тоже улыбалась.
— Как спалось? — спросил, входя с улицы, Хэмиш.
Девка — настоящий суккуб. Только суккуб, по поверьям, высасывает жизненную силу, а Никита, напротив, чувствовал себя в тонусе. Хотелось плясать, петь, играть… «Все правильно, — мелькнуло в голове, — обычное состояние эйфории после приема наркотика. Ну, а потом должно наступить тяжелое похмелье. Расплата».
Чем его попотчевали?!
Он взглянул с подозрением в тарелку, ожидая увидеть пятнистые шляпки мухоморов, глаз лягушки и еще какую-нибудь традиционную ведьмовскую дрянь.
Он даже имени ее не знает.
Он быстро позавтракал и собрался, как обычно, к морю. Ведьма в углу пробормотала что-то про плохую погоду. Никита не обратил внимания.
Сегодня не было необходимости покидать дом — «конвент» разъехался, но Никита хотел побыть один. Осмыслить перемены, которые, как он чувствовал, с ним произошли. Что-то неуловимое, не поддающееся никакому конкретному определению. Или рационалистическому объяснению.
«Чушь, — попытался он себя убедить. — Все это просто старые сказки». Бабушка может морочить голову доверчивым крестьянам, но не ему. Эти люди так и остались, несмотря на технический прогресс, наивными, как их предки. Он слышал, что на полях по-прежнему оставляют заросли бузины, считая, что в них живут эльфы. Очень трогательно, конечно, только Никите Захаржевскому возвращаться в детское первобытное состояние не хотелось нисколько.
«С другой стороны, — рассуждал он сам с собой, незаметно ожесточаясь, словно столкнулся с на редкость упрямым собеседником, — дело совсем не в прогрессе. Разве не случалось мне встречать в Ленинграде-Петербурге вполне образованных людей, которых не заставить было пересечь след черной кошки? Что они говорили, обычно с улыбкой оправдываясь? „А кто его знает?“ Но это были остатки суеверий, отмирающие… Здесь же, напротив, они сохранялись и поддерживались. Мракобесие? Или тайные знания, доступные посвященным, в самом деле существуют, а нам, простым смертным, остается довольствоваться странными и порой нелепыми приметами, чтобы оградиться от враждебных сил. Бред! Религия — опиум для народа!»
Однако же было что-то особенное в этих людях. В Хэмише, в старых ведьмах, в самой Анне Давыдовне и в черноглазой девице, явившейся ему в этом разнузданном сновидении. Поймали на старую приманку, на ясные девичьи глазки. Вот только почему эта приманка стала на него действовать, вот что странно. Непонятно. Горный воздух. Магия. Приближение к природе. Ерунда!
Девушка вертелась на кухне, фигура как у Джины Лоллобриджиды. Никита улыбнулся, и она подмигнула в ответ.
Он недолго просидел на кухне. Чувствовал себя все неудобнее, разговор не клеился, не мог подобрать нужных слов, хотя обычно Никите Захаржевскому в карман за словом не приходилось лезть. Он почувствовал, как лоб покрывается капельками пота. Не так-то просто поддерживать светскую беседу с женщиной, которую всю ночь сжимал в объятиях, пусть даже и во сне. Тем более что в ее взгляде ему чудилась не то усмешка, не то нежность. Будто эта ночь была наяву, и она знала все, о чем он сейчас думал. Никита чувствовал голод, как будто в самом деле всю ночь занимался любовью и растерял силы. Однако находиться здесь сейчас было выше его сил. Распихал наскоро сделанные бутерброды по карманам и едва ли не бегом покинул дом.
Пошел к морю. За последнее время он как-то сроднился с этой тропкой, этим берегом, этим морем, и не хотелось думать, что расставание уже очень близко, что скоро придется забыть об этих прогулках. Местные жители, изредка попадавшиеся ему навстречу, кивали — за эти дни к нему привыкли, да и высокий статус Анны Давыдовны в здешнем обществе был порукой уважительного отношения.
На первых порах Захаржевский пытался даже вызвать кого-нибудь из новых знакомых на разговор, поднять, скажем, тему независимости Шотландии. Как ему казалось, она должна быть для них животрепещущей. Тем паче что в России простой народ охотно рассуждает на патриотические темы.
Однако вскоре понял, что эти материи здесь не очень актуальны.
— Сэр, — сказал ему один из рыбаков. — Вы, должно быть, что-то напутали. Здесь не Ирландия!
Остальные, слышавшие этот разговор, вежливо улыбнулись, а Захаржевский выругался про себя. Хотел показать себя осведомленным в истории их страны, а вышло совсем наоборот. Еще решат, что он какой-нибудь провокатор или свихнувшийся сепаратист.
Итак, первая попытка наладить контакт оказалась неудачной, и он не стал продолжать. А вообще шотландская деревня оказалась далеко не столь экзотичным местом, как он вначале полагал.
В килте здесь никто не ходил, на волынке никто не играл. «Какая же это Шотландия?» — думал Захаржевский и туг же одергивал себя — наверное, так же рассуждают западные туристы, приезжающие в русские деревни и не видящие нарядных розовощеких девиц в кокошниках и сарафанах или мужичков, отплясывающих «камаринскую». Впрочем, в доме были шотландские коврики, шотландское виски и копченый лосось. Виски и лосось примирили Захаржевского с отсутствием в деревне остальных национальных признаков.
«Это, должно быть, какие-то неправильные шотландцы», — рассуждал он сам с собой в манере Винни-Пуха.
Обычно после прогулки он полеживал в своей комнате, листая то повесть об Александре Гифте, то историю Королевства, найденную среди немногих книг, имевшихся в доме. Случайно или нет, но, раскрыв книгу наугад, Никита сразу наткнулся на краткую биографию Джеймса Первого. «Якова Первого, — мысленно поправил он себя. — Будем верны русской историографической традиции».
«Яков Шестой, шотландский король, взошедший на британский престол под именем Якова Первого, начал ожесточенное преследование ведьм и колдунов, окончательно уверовав в их могущество после того, как одна из пойманных колдуний пересказала ему дословно все, о чем говорил король в первую брачную ночь со своей невестой…»
«Черт возьми, еще бы не поверить! — думал Захаржевский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109