— Да, — она мягко высвободилась, прошла от окна к столу. Письменный стол леди Морвен вполне соответствовал ее королевскому статусу. На столе можно было организовать банкет на сотню персон или танцевать кадриль.
— Бравые тюльпаны! — она улыбнулась.
— Тайпины!
— Я помню, — она улыбнулась, — мало мне тайных обществ!
— Прошу не сравнивай! Мы…
— Да, силушки у вас маловато! — согласилась она, хотя и не с тем, что он хотел сказать. — Я не хотела бы, чтобы Нил думал, что и в самом деле сможет противостоять опасности — эта уверенность может сыграть очень злую шутку с ним. И со мной.
— Он почти справился с Робертом! — возразил ей Нил. — Увернулся, несмотря на все его приемчики…
— Нилу просто повезло! — сказала она тоном, не Терпящим возражения. — Если бы рядом не оказалось тебя и Тома, он был бы у них в руках. Или… Или уже мертв. Помнишь, как говорят — «против лома нет приема»! Но я рада, что он не изменился после того случая…
— Ты полагаешь? — спросил Нил.
— Я имею в виду, что он не стал бояться новых людей.
— О, да! Вчера он о чем-то долго говорил с Берчем по телефону!
Позже она зашла проведать Нилушку. Его не оказалось в комнате. Видимо, Том придумал новое развлечение. Так получилось, что телохранитель стал ему верным другом, а это многого стоило, особенно здесь, где у мальчика не было друзей-сверстников. Захаржевская подумала, что Баренцев умеет подбирать людей. И какое счастье, что все подозрения ушли в прошлое. Она знала, что никогда не смогла бы стать счастливой без него. Никогда.
На столе в комнате Нилушки лежал небольшой томик в коричневом коленкоровом переплете. Татьяна взяла его в руки — любопытно, чем теперь интересуется мальчик. Он уже прошел увлечение Жюлем Верном и Дюма, проскочил без особого вдохновения через приключения юного чернокнижника, выпекаемые одной английской домохозяйкой. В распоряжении Нила была огромная библиотека Занаду, книжные новинки выписывались им по каталогу. Татьяну радовала его любовь к литературе. Сама она в последнее время не часто находила время для книг. Ее жизнь была увлекательнее любого романа, но теперь пришла пора остепениться. Ради обоих Нилов, большого и маленького.
Она взяла книгу в руки — золотое тиснение на черной коже. Фридрих Вильгельм Ницше. «Так говорил Заратустра». Она открыла книгу на фронтоне и прочла подзаголовок: «Книга для всех и ни для кого…»
Ницше. Провозвестник или, может, просто безумец. Безумец, как и все пророки, пытавшиеся воззвать к человечеству. Человек, закончивший дни в доме скорби, как в те времена называли больницы для душевнобольных. Объявленный затем идеологом нацизма.
«Не рано ли читать это Нилу? — подумала она. — Не опасно ли?» Впрочем, что за глупые мысли — книга не может быть опасна. Последнее место, где следует искать опасность — книжные страницы. Она открыла наугад, и взгляд упал на следующие строки: «Вместе с тобой разучилась я вере в слова, ценности и великие имена. Когда черт меняет кожу, не отпадает ли также и имя его? Ибо имя есть только кожа. И сам черт, быть может, — только кожа…»
Слова, с которыми тень обращается к Заратустре. Неприятный холодок пробежал по спине, словно со страниц старой книги посмотрел на нее кто-то чужой и враждебный. Дело было в этих строчках. Черт! Черт!
В детстве, помнится, гадали по книге — старинная забава. Забава ли вот только? Гадание зависит от способностей гадающего, тех способностей, что даются от Бога. И ежели их нет, никакой самый талантливый Макаренко тут не поможет.
Но вот от Бога ли?
И случайно ли открылась книга на этих строчках? Или кто-то с той стороны напоминает ей таким образом о назначенном часе? Она не забывала о нем никогда, ни на секунду… Стрелки неумолимо тикали, отмеряя отпущенное время. Теперь она понимала, что чувствуют приговоренные к смертной казни.
Где-то во тьме, по ту сторону бытия, там, куда не дано заглянуть никому из смертных, Вадим Ахметович, или вернее то, что Татьяна знала под этим именем, ждал своего времени. Точил коготки… И вновь повеяло холодом. А что там, по-за смертью? Там не холодно, там очень жарко… В аду всегда жарко.
Она не забывала о нем ни на миг. Да он и не позволял забыть — он явился ей на борту лайнера, он подбрасывал ей новые знаки. И эта книга могла быть знаком. Могла или на самом деле была? Ей на мгновение почудилось, что кто-то следит за ней. Следит за ее реакцией. Татьяна положила книгу обратно на стол и огляделась. В зеркале в углу — высокое, напольное, с позолоченной резной рамой — будто мелькнуло что-то. Татьяна вздрогнула. Опять, опять начинается… Она подошла, затаив дыхание, ближе. Чему быть, того не миновать. Она не вольна распоряжаться собой, и бежать бесполезно. Прав был Нил-Нил, на днях сказавший ей об этом. Не скроешься за замками, под кроватью не спрячешься. Нужно выйти и бороться. Только вот силы очень неравны!
(2)
Старинное поместье стояло в низине, сюда не добирались ветры, и деревья облетали позднее, чем на холмах вокруг. Но до осени было еще далеко. До осени должно было произойти очень многое.
Человек сидел за массивным столом вишневого дерева. Кабинет был отделан резными панелями. Прямо на него смотрели ангелочки. Лицо человека за столом было устремлено на фотографии. Мальчик.
На другом конце земли, в небольшой петербургской квартире, красивая молодая женщина смотрела на оригинал.
Надежда помнила все, что сказала ей Анна Давыдовна о будущем сыне. Мальчик никогда не будет болеть, он будет прекрасен и умен. Это обещанное совершенство немного пугало. Эрудированной Скавронской сразу вспоминалась история греческого тирана Поликрата, столь благополучного во всех отношениях, что это было сочтено за дурной знак. И Поликрат бросил в море золотой перстень, чтобы испытать хотя бы небольшое неудобство. Однако на другой день в брюхе рыбы, пойманной к обеду, был найден перстень и возвращен владельцу. И Поликрат понял, что судьбы не избежать. А потом сосед-завистник заманил его обманом к себе в гости и предал мучительной смерти.
— Судьбы не избежать! — подтвердила Анна Давыдовна, выслушав эту историю. — Но судьба Данилы не такова.
Ее уверенность передавалась и Наде. Ребенок подрастал и казался матери просто совершенством. Она понимала, что девяносто процентов матерей думают так же о своих чадах, но, рассуждая объективно, она не могла найти никакого изъяна. И думая об этом, она не забывала поплевать через плечо или постучать по дереву — чтобы не сглазить. Тем не менее теперь и она сама ощущала уверенность, что ее дитя — особенное и все беды ему будут нипочем. Ему исполнилось три года, предсказание о превосходном здоровье сбывалось. Кроме того, он поражал своей изумительной силой.
Нельзя сказать, чтобы у Надежды не было за все это время подходящих кандидатур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109