Трудными в работе оказались густые черные ресницы.
Он открыл глаза.
— Достаточно. Я не Валентине.
Гример поклонился и снял с Омара полиэтиленовую накидку, которая защищала его форму — очень дорогую и искусно сшитую. Второй такой формы не существовало во всем мире. Омар заказывал ее у Ива Сен-Лорана.
Материал, из которого были сшиты брюки и китель, отличался изумительной чистотой синего цвета и был изготовлен из смеси хлопка и шелка. Необычайный цвет напоминал синеву темных ночей над Сахарой или небо во время заката. В центре каждой пуговицы, сделанной из куска золота, сверкал сапфир. На талии мундир перечеркивал огненно-красный пояс, а плечи украшали золотые эполеты. Омар никогда не служил в армии, но был уверен, что многочисленные войны, которые он вел в юные годы на улицах родного города, дают ему право носить ордена и медали, красовавшиеся на груди. По сей день он не уставал поражаться, что никто так и не спросил его, откуда эти награды и за что они получены. Но если бы такое произошло, он бы их — любопытствующих, а не ордена — убрал.
Закрыв шею Омара полотенцем, гример осмотрел свою работу, пробормотал: «Так, так», — повернулся и обмакнул тоненькую кисточку в баночку с коричневыми тенями. Легкими движениями он нанес тени, отчего глаза Омара стали казаться еще более проницательными. Омар снова придирчиво осмотрел себя. Он был доволен своим видом, однако боялся, что грим будет все же заметен.
В следующий момент постучали, и, обернувшись, Омар увидел Джоан.
Она была одета в свободный комбинезон, перехваченный малиновым поясом. У нее оказалась очень тонкая талия, и Омару понравилось, как красиво лежит ткань на ее бедрах. Белокурые волосы были распущены и рассыпались по плечам. Ему импонировала манера западных женщин одеваться, но, в то же время, он усматривал угрозу в развитии своей страны по западному образцу, желая одного: чтобы его народ — и мужчины, и женщины — оставался тем, чем был — его собственностью.
Джоан выглядела взволнованной, когда решительными шагами подошла к Омару. Тот почувствовал недоброе.
— Проходите, Джоан, садитесь. Мне накладывают макияж перед выступлением по телевидению. Мой народ желает знать о моих делах и мыслях. Как вам кажется, у меня не очень затемнены глаза?
— Нет… — ответила она, посмотрев на Омара. До этого ей не приходило в голову, что он пользуется косметикой. — Они прекрасны.
— Отлично. Вы хорошо проводите время? — спросил он вежливо. Его сверкающие глаза смотрели с заботливым участием, давая понять, что она должна чувствовать себя как дома и что все ее желания будут исполнены.
Джоан показалось, что он говорил, скорее, как управляющий отелем, а не Божий избранник. Нехорошо если он заметит ее огорчение. В жизни она наделала немало ошибок, но никогда не была столь глупа. Поддавшись очарованию Омара, она позволила заманить себя в ловушку и теперь подвергалась огромной опасности.. Он сыграл на ее чувствах, как на музыкальном инструменте, воспользовавшись замешательством из-за книги, и заманил сюда. Все это было так не похоже на нее: Джоан никогда не принимала скоропалительных решений. Все знали, что она несколько дней обдумывала, какой фильм посмотреть во время уик-энда, а тут меньше чем за два часа приняла предложение Омара.
Инцидент, произошедший днем, лишь подтвердил ее ночные предчувствия. Может быть, Шана Александер и могла бы получить удовольствие от такой работы, но для Джоан лучше убраться с этой земли притворства и обмана.
У нее еще оставалась слабая надежда выбраться отсюда.
— О да, все.., замечательно, поэтому не сочтите меня невежливой. Я вдруг вспомнила, что в четверг вечером должна быть в Нью-Йорке. Вы понимаете, что, путешествуя и встречаясь со множеством людей, и все такое.., в общем, я перепутала все назначенные встречи, и двадцать третьего должна присутствовать на книжной ярмарке. Она проводится всего раз в год, и от этого зависит, как будут расходиться мои книги. Как бы я ни хотела присутствовать на вашем торжественном провозглашении, боюсь, мне придется уехать.
Джоан старалась, чтобы ее слова прозвучали искренне, непринужденно и в них не чувствовалось страха.
— Вы не можете уехать, — ответил он спокойно.
— Но мне нужно. Если вы пришлете мне необходимую информацию, я с радостью напишу эту книгу.
Она старалась не задеть его самолюбия. В конце концов, этот человек только что спросил ее, не слишком ли сильно подведены его глаза.
— Сожалею.
— Поймите мои чувства, — засмеялась она, но улыбка быстро сползла с лица: ей не удалось обмануть Омара.
— Вам придется остаться.
— Если уж там должны присутствовать Мейлер, Беллоу и Апдайк, то мне сам Бог велел. — Она сделала еще одну попытку, понимая, однако, что играет со смертью.
Омар встал и взял Джоан за руку. Он опять был прежним обаятельным Омаром — спокойным, улыбающимся, страстным.
— Джоан, я не похож на тех людей, с которыми вы привыкли иметь дело. Я избран Небом, чтобы стать Спасителем. Через два дня вы все увидите.
— Я не могу. Мне бы очень хотелось, но… Вдруг его глаза сузились и налились кровью — она зашла слишком далеко.
— Если вы расспросите окружающих, то поймете, что я не признаю слова «нет».
Значит, это — сделка, от которой она не может отказаться? Как же он собирался поступить с ней в противном случае?
Омар снял с шеи полотенце и бросил его — скорее, швырнул — на стул. Заговорив, он тоном дал понять, что гневается на Джоан.
— Теперь, если вы позволите.., мой народ должен услышать меня.
Он развернулся и направился к двери.
— Что такое алмаз? — выдохнула Джоан. К своему огромному удивлению, она произнесла это вслух. Она просто обязана была это сделать: поскольку Омар и без того был зол на нее, терять было нечего.
Он остановился и повернул к ней голову. Глаза смотрели сурово, губы не улыбались.
— Алмаз, вы сказали? Алмаз — это легенда. А я — живой, настоящий.
***
В Мексике, когда полуденное солнце нещадно палит, накаляя рыночную площадь, жители и торговцы имеют обыкновение отдыхать. В деревне Омара, когда торговля на Суке полностью замирала, наступало время просмотра американского телесериала «Династия». На всех базарах включались американские и японские телевизоры, настроенные на дублированный фильм, в котором Алексис Каррингтон выяснял отношения с Кристаль. Жуя фрукты, шоколад «Херши» и хрустящие кукурузные хлопья с острыми специями, подданные Омара, не отрываясь, смотрели на экран, поглощенные разворачивающимися на нем событиями. Женщины рассматривали платье Кристаль из серебряного ламе от Нолан Миллер, одобряя широкие подложенные плечи. Молодая женщина поправила свое покрывало, чтобы было лучше видно, а женщина постарше отметила, что американки позволяют себе много вольностей в одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Он открыл глаза.
— Достаточно. Я не Валентине.
Гример поклонился и снял с Омара полиэтиленовую накидку, которая защищала его форму — очень дорогую и искусно сшитую. Второй такой формы не существовало во всем мире. Омар заказывал ее у Ива Сен-Лорана.
Материал, из которого были сшиты брюки и китель, отличался изумительной чистотой синего цвета и был изготовлен из смеси хлопка и шелка. Необычайный цвет напоминал синеву темных ночей над Сахарой или небо во время заката. В центре каждой пуговицы, сделанной из куска золота, сверкал сапфир. На талии мундир перечеркивал огненно-красный пояс, а плечи украшали золотые эполеты. Омар никогда не служил в армии, но был уверен, что многочисленные войны, которые он вел в юные годы на улицах родного города, дают ему право носить ордена и медали, красовавшиеся на груди. По сей день он не уставал поражаться, что никто так и не спросил его, откуда эти награды и за что они получены. Но если бы такое произошло, он бы их — любопытствующих, а не ордена — убрал.
Закрыв шею Омара полотенцем, гример осмотрел свою работу, пробормотал: «Так, так», — повернулся и обмакнул тоненькую кисточку в баночку с коричневыми тенями. Легкими движениями он нанес тени, отчего глаза Омара стали казаться еще более проницательными. Омар снова придирчиво осмотрел себя. Он был доволен своим видом, однако боялся, что грим будет все же заметен.
В следующий момент постучали, и, обернувшись, Омар увидел Джоан.
Она была одета в свободный комбинезон, перехваченный малиновым поясом. У нее оказалась очень тонкая талия, и Омару понравилось, как красиво лежит ткань на ее бедрах. Белокурые волосы были распущены и рассыпались по плечам. Ему импонировала манера западных женщин одеваться, но, в то же время, он усматривал угрозу в развитии своей страны по западному образцу, желая одного: чтобы его народ — и мужчины, и женщины — оставался тем, чем был — его собственностью.
Джоан выглядела взволнованной, когда решительными шагами подошла к Омару. Тот почувствовал недоброе.
— Проходите, Джоан, садитесь. Мне накладывают макияж перед выступлением по телевидению. Мой народ желает знать о моих делах и мыслях. Как вам кажется, у меня не очень затемнены глаза?
— Нет… — ответила она, посмотрев на Омара. До этого ей не приходило в голову, что он пользуется косметикой. — Они прекрасны.
— Отлично. Вы хорошо проводите время? — спросил он вежливо. Его сверкающие глаза смотрели с заботливым участием, давая понять, что она должна чувствовать себя как дома и что все ее желания будут исполнены.
Джоан показалось, что он говорил, скорее, как управляющий отелем, а не Божий избранник. Нехорошо если он заметит ее огорчение. В жизни она наделала немало ошибок, но никогда не была столь глупа. Поддавшись очарованию Омара, она позволила заманить себя в ловушку и теперь подвергалась огромной опасности.. Он сыграл на ее чувствах, как на музыкальном инструменте, воспользовавшись замешательством из-за книги, и заманил сюда. Все это было так не похоже на нее: Джоан никогда не принимала скоропалительных решений. Все знали, что она несколько дней обдумывала, какой фильм посмотреть во время уик-энда, а тут меньше чем за два часа приняла предложение Омара.
Инцидент, произошедший днем, лишь подтвердил ее ночные предчувствия. Может быть, Шана Александер и могла бы получить удовольствие от такой работы, но для Джоан лучше убраться с этой земли притворства и обмана.
У нее еще оставалась слабая надежда выбраться отсюда.
— О да, все.., замечательно, поэтому не сочтите меня невежливой. Я вдруг вспомнила, что в четверг вечером должна быть в Нью-Йорке. Вы понимаете, что, путешествуя и встречаясь со множеством людей, и все такое.., в общем, я перепутала все назначенные встречи, и двадцать третьего должна присутствовать на книжной ярмарке. Она проводится всего раз в год, и от этого зависит, как будут расходиться мои книги. Как бы я ни хотела присутствовать на вашем торжественном провозглашении, боюсь, мне придется уехать.
Джоан старалась, чтобы ее слова прозвучали искренне, непринужденно и в них не чувствовалось страха.
— Вы не можете уехать, — ответил он спокойно.
— Но мне нужно. Если вы пришлете мне необходимую информацию, я с радостью напишу эту книгу.
Она старалась не задеть его самолюбия. В конце концов, этот человек только что спросил ее, не слишком ли сильно подведены его глаза.
— Сожалею.
— Поймите мои чувства, — засмеялась она, но улыбка быстро сползла с лица: ей не удалось обмануть Омара.
— Вам придется остаться.
— Если уж там должны присутствовать Мейлер, Беллоу и Апдайк, то мне сам Бог велел. — Она сделала еще одну попытку, понимая, однако, что играет со смертью.
Омар встал и взял Джоан за руку. Он опять был прежним обаятельным Омаром — спокойным, улыбающимся, страстным.
— Джоан, я не похож на тех людей, с которыми вы привыкли иметь дело. Я избран Небом, чтобы стать Спасителем. Через два дня вы все увидите.
— Я не могу. Мне бы очень хотелось, но… Вдруг его глаза сузились и налились кровью — она зашла слишком далеко.
— Если вы расспросите окружающих, то поймете, что я не признаю слова «нет».
Значит, это — сделка, от которой она не может отказаться? Как же он собирался поступить с ней в противном случае?
Омар снял с шеи полотенце и бросил его — скорее, швырнул — на стул. Заговорив, он тоном дал понять, что гневается на Джоан.
— Теперь, если вы позволите.., мой народ должен услышать меня.
Он развернулся и направился к двери.
— Что такое алмаз? — выдохнула Джоан. К своему огромному удивлению, она произнесла это вслух. Она просто обязана была это сделать: поскольку Омар и без того был зол на нее, терять было нечего.
Он остановился и повернул к ней голову. Глаза смотрели сурово, губы не улыбались.
— Алмаз, вы сказали? Алмаз — это легенда. А я — живой, настоящий.
***
В Мексике, когда полуденное солнце нещадно палит, накаляя рыночную площадь, жители и торговцы имеют обыкновение отдыхать. В деревне Омара, когда торговля на Суке полностью замирала, наступало время просмотра американского телесериала «Династия». На всех базарах включались американские и японские телевизоры, настроенные на дублированный фильм, в котором Алексис Каррингтон выяснял отношения с Кристаль. Жуя фрукты, шоколад «Херши» и хрустящие кукурузные хлопья с острыми специями, подданные Омара, не отрываясь, смотрели на экран, поглощенные разворачивающимися на нем событиями. Женщины рассматривали платье Кристаль из серебряного ламе от Нолан Миллер, одобряя широкие подложенные плечи. Молодая женщина поправила свое покрывало, чтобы было лучше видно, а женщина постарше отметила, что американки позволяют себе много вольностей в одежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62