» — к величайшей радости Сирано, закончила за него Лаура.
Сирано уже готов был броситься к ней, овладеть ее маленькими ладонями, как всегда делал на Солярии, но она уже по-французски и совсем другим тоном добавила:
— Вот не гадала, что вы можете по-эллински. Меня обучал так капеллан в Новой Испании, когда мой покойный отец дон Альварес де Гарсиа дель Пополо Валенсе был там вице-королем.
Надменный тон, каким это было сказано, и упоминание имени Гарсиа неприятно напомнили Бержераку не вице-короля, а разгромленного под Аррасом испанского генерала и тяжелое свое ранение в лицо.
Ах, если бы услышать теперь так ожидаемые «гекзаметром размеренные строки», какими любила говорить Эльда! Но… вместо них Лаура холодно заметила:
— Какие пышно возвышенные стихи у этих греков. Уж лучше Вергилий. — И она, к величайшему удивлению Сирано, прочитала стихи великого поэта на великолепной латыни, и это совершенно убило Сирано.
Эльда не могла знать латинского языка!
К ужасу своему, Сирано понял, что, не найдя Эльду на Земле, он все же не потерял влечения к непонятной, загадочной Лауре.
Но ему хотелось теперь увидеть ее такой, какой она была вчера, и он сказал:
— Ваш танец с кастаньетами поистине достоин королей.
Лаура загадочно усмехнулась.
Через гостиную прошла омерзительная старуха, поджавши запавшие губы.
— Как вы терпите, баронесса, подле себя такое уродство? — не выдержал Сирано.
— Ах, это Марта из Пфальца! Я ей речью обязана, — непонятно сказала Лаура и приложила палец к губам. Потом ответила гостю: — Танец? Вчера имелось другое настроение.
Она говорила не только с акцентом, но и не совсем правильно.
Они помолчали.
В гостиную вошел мрачный капуцин и остановился у двери.
— Это мой духовник, отец Витторио. Пора идти молиться за упокой души мужа.
— Когда же, баронесса, будет у вас другое настроение?
Лаура пожала плечами:
— Не знаю, может быть, всегда не будет. Или никогда.
Сирано, покраснев от стыда перед самим собой, встал:
— Сожалею, сударыня, что, неверно поняв вас вчера, так некстати явился сюда явно не вовремя.
— Нет, отчего же, — вдруг переменилась Лаура. — Вы нужны так же, как и ваш толстячок, и особенно его светлость герцог д'Ашперон. Надо помогать сделать мой салон модным в Париже.
Теперь Сирано побледнел. Так вот зачем он нужен капризной красавице, к несчастью, так похожей на его мечту!
— Я позову вас, господин поэт, как только закончу туалет своего особняка. Позову вас, и непременно не одного, — утешила она его, словно он только и мечтал видеть ее при посторонних!
Или все это тонко рассчитанное кокетство?
Как бы то ни было, но Сирано возвращался в замок д'Ашперона совершенно расстроенный. Он готов был рвать на себе камзол, где на груди хранился ненужный сонет, а в него была вложена частичка его самого!
Зачем не Эльду, не Лауру-пламя, а Лауру-холод встретил он сегодня себе на беду! Уезжая, он ничего не видел вокруг.
Упав в отведенной ему комнате на кровать, зарывшись лицом в подушку, разметав по ней волосы, бедный Сирано скрежетал зубами, стараясь найти в себе силы побороть гложущее его чувство, на которое он не имел права, дав клятву доброносцам, и которое никому не было нужно!
Искрометный испанский танец с кастаньетами едва ли мог исполняться светской дамой при дворе католического короля. Недаром она так усмехнулась. Разве что в дикой Новой Испании?
И Сирано снова и снова вспоминал танцовщицу, обжигавшую зрителей как румянцем, так и движением, грациозную, вкрадчивую и неистовую. Лучше бы никогда не видеть ее, не искать в ней благородную Эльду с ее ласковостью и мудростью. Но Лаура, заслоняя собой образ Эльды, стояла перед его глазами.
Если он мог видеть в горячечном бреду во всех деталях межзвездное путешествие, зримо ощущать инопланетную обстановку, полюбить чутких, справедливых соляриев, то как ему теперь избавиться от нового наваждения, уже не в бреду, не во сне, а наяву?
Видно, не напрасно он, так жаждавший любви, писал когда-то в своем давнем сонете:
Хочу сраженным быть не сталью, А приоткрытою вуалью.
Она танцевала без мантильи… Он не обнажил клинка…
И поэтическая мысль ожгла Сирано.
Вскочив с кровати, он бросился к столу, сломал одно гусиное перо, схватил другое и стал писать сам собой родившийся сонет.
КИНЖАЛ ЛЮБВИ
Брильянтами сверкают ножны,
Сияют звезды и кресты.
Казалось бы, ослепнуть можно
От переливной красоты.
Объятьем жарким с лаской нежной
Ладонь сжимает рукоять.
В резьбе на кости белоснежной
Могу ли счастье угадать?
Но вместо радости страданья
Сулит стальное острие.
Им раненный, плачу вам дань я
И сердце отдаю свое!
Меня к себе ты позови
И обнажи кинжал любви!
Едва закончил Сирано свое творение, как раздался стук в дверь. И в комнате вновь появился герцог д'Ашперон.
Заметив свежую рукопись стихов, он спросил:
— Новый памфлет против Мазарини?
Смущенный Сирано вскочил со стула, предлагая его герцогу.
— О нет, ваша светлость. Это дань настроению.
— К сожалению, — продолжал герцог, опускаясь на предложенный стул, — я вынужден испортить вам его, явясь сюда гонцом вестей печальных.
Сирано насторожился.
— Скончался наш великий Вершитель Добра, который с детства знал вас в Мовьере, — объявил герцог.
— Как? Возможно ли? Наш кюре?
— Да, брат мой, он, скромный приходской священник, но Истинный Служитель Добра, а не просто церкви. Тяжелый недуг унес его от нас. Долг доброносцев почтить его прах при погребении, но, к сожалению, мое появление там выдаст наше тайное общество с головой, ибо до того меня в Мовьере не видели и мое присутствие там будет истолковано как принадлежность вместе с покойным к одному сообществу, нетрудно будет догадаться, тайному… со всеми вытекающими отсюда последствиями, которые не замедлит низринуть на доброносцев враг Добра кардинал Мазарини.
— Я понял вас, ваша светлость. Долг доброносцев смогут отдать от их имени те люди, которые знали кюре при жизни в Мовьере, будучи там людьми не новыми.
— Именно так, брат мой. И с таким поручением от имени нашего тайного общества я и пришел к вам.
— Я тотчас отправлюсь в Мовьер, где найду еще одного члена нашего общества.
— Николя Лебре? Я рассчитывал на это. Мой дар, который я вручу вам, вы передадите тем беднякам, которым всегда помогал на правах кюре наш Вершитель Добра.
И вот по дороге вдоль извилистой Сены, затененной купами деревьев, ехал в родной Мовьер Савиньон Сирано де Бержерак. Когда-то в противоположном направлении проезжал здесь в Париж, чтобы завоевать его, удачливый герой, мечтавший о мушкетерском плаще, ныне состоящий при малолетнем короле капитаном отряда мушкетеров.
В том месте, где в детстве Савиньон и Кола ловили рыбу и за ними наблюдал будущий мушкетер, теперь через Сену был переброшен мост, и Сирано мог проехать по нему прямо в деревню Мовьер, не заезжая в поместье, прежде принадлежавшее его отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Сирано уже готов был броситься к ней, овладеть ее маленькими ладонями, как всегда делал на Солярии, но она уже по-французски и совсем другим тоном добавила:
— Вот не гадала, что вы можете по-эллински. Меня обучал так капеллан в Новой Испании, когда мой покойный отец дон Альварес де Гарсиа дель Пополо Валенсе был там вице-королем.
Надменный тон, каким это было сказано, и упоминание имени Гарсиа неприятно напомнили Бержераку не вице-короля, а разгромленного под Аррасом испанского генерала и тяжелое свое ранение в лицо.
Ах, если бы услышать теперь так ожидаемые «гекзаметром размеренные строки», какими любила говорить Эльда! Но… вместо них Лаура холодно заметила:
— Какие пышно возвышенные стихи у этих греков. Уж лучше Вергилий. — И она, к величайшему удивлению Сирано, прочитала стихи великого поэта на великолепной латыни, и это совершенно убило Сирано.
Эльда не могла знать латинского языка!
К ужасу своему, Сирано понял, что, не найдя Эльду на Земле, он все же не потерял влечения к непонятной, загадочной Лауре.
Но ему хотелось теперь увидеть ее такой, какой она была вчера, и он сказал:
— Ваш танец с кастаньетами поистине достоин королей.
Лаура загадочно усмехнулась.
Через гостиную прошла омерзительная старуха, поджавши запавшие губы.
— Как вы терпите, баронесса, подле себя такое уродство? — не выдержал Сирано.
— Ах, это Марта из Пфальца! Я ей речью обязана, — непонятно сказала Лаура и приложила палец к губам. Потом ответила гостю: — Танец? Вчера имелось другое настроение.
Она говорила не только с акцентом, но и не совсем правильно.
Они помолчали.
В гостиную вошел мрачный капуцин и остановился у двери.
— Это мой духовник, отец Витторио. Пора идти молиться за упокой души мужа.
— Когда же, баронесса, будет у вас другое настроение?
Лаура пожала плечами:
— Не знаю, может быть, всегда не будет. Или никогда.
Сирано, покраснев от стыда перед самим собой, встал:
— Сожалею, сударыня, что, неверно поняв вас вчера, так некстати явился сюда явно не вовремя.
— Нет, отчего же, — вдруг переменилась Лаура. — Вы нужны так же, как и ваш толстячок, и особенно его светлость герцог д'Ашперон. Надо помогать сделать мой салон модным в Париже.
Теперь Сирано побледнел. Так вот зачем он нужен капризной красавице, к несчастью, так похожей на его мечту!
— Я позову вас, господин поэт, как только закончу туалет своего особняка. Позову вас, и непременно не одного, — утешила она его, словно он только и мечтал видеть ее при посторонних!
Или все это тонко рассчитанное кокетство?
Как бы то ни было, но Сирано возвращался в замок д'Ашперона совершенно расстроенный. Он готов был рвать на себе камзол, где на груди хранился ненужный сонет, а в него была вложена частичка его самого!
Зачем не Эльду, не Лауру-пламя, а Лауру-холод встретил он сегодня себе на беду! Уезжая, он ничего не видел вокруг.
Упав в отведенной ему комнате на кровать, зарывшись лицом в подушку, разметав по ней волосы, бедный Сирано скрежетал зубами, стараясь найти в себе силы побороть гложущее его чувство, на которое он не имел права, дав клятву доброносцам, и которое никому не было нужно!
Искрометный испанский танец с кастаньетами едва ли мог исполняться светской дамой при дворе католического короля. Недаром она так усмехнулась. Разве что в дикой Новой Испании?
И Сирано снова и снова вспоминал танцовщицу, обжигавшую зрителей как румянцем, так и движением, грациозную, вкрадчивую и неистовую. Лучше бы никогда не видеть ее, не искать в ней благородную Эльду с ее ласковостью и мудростью. Но Лаура, заслоняя собой образ Эльды, стояла перед его глазами.
Если он мог видеть в горячечном бреду во всех деталях межзвездное путешествие, зримо ощущать инопланетную обстановку, полюбить чутких, справедливых соляриев, то как ему теперь избавиться от нового наваждения, уже не в бреду, не во сне, а наяву?
Видно, не напрасно он, так жаждавший любви, писал когда-то в своем давнем сонете:
Хочу сраженным быть не сталью, А приоткрытою вуалью.
Она танцевала без мантильи… Он не обнажил клинка…
И поэтическая мысль ожгла Сирано.
Вскочив с кровати, он бросился к столу, сломал одно гусиное перо, схватил другое и стал писать сам собой родившийся сонет.
КИНЖАЛ ЛЮБВИ
Брильянтами сверкают ножны,
Сияют звезды и кресты.
Казалось бы, ослепнуть можно
От переливной красоты.
Объятьем жарким с лаской нежной
Ладонь сжимает рукоять.
В резьбе на кости белоснежной
Могу ли счастье угадать?
Но вместо радости страданья
Сулит стальное острие.
Им раненный, плачу вам дань я
И сердце отдаю свое!
Меня к себе ты позови
И обнажи кинжал любви!
Едва закончил Сирано свое творение, как раздался стук в дверь. И в комнате вновь появился герцог д'Ашперон.
Заметив свежую рукопись стихов, он спросил:
— Новый памфлет против Мазарини?
Смущенный Сирано вскочил со стула, предлагая его герцогу.
— О нет, ваша светлость. Это дань настроению.
— К сожалению, — продолжал герцог, опускаясь на предложенный стул, — я вынужден испортить вам его, явясь сюда гонцом вестей печальных.
Сирано насторожился.
— Скончался наш великий Вершитель Добра, который с детства знал вас в Мовьере, — объявил герцог.
— Как? Возможно ли? Наш кюре?
— Да, брат мой, он, скромный приходской священник, но Истинный Служитель Добра, а не просто церкви. Тяжелый недуг унес его от нас. Долг доброносцев почтить его прах при погребении, но, к сожалению, мое появление там выдаст наше тайное общество с головой, ибо до того меня в Мовьере не видели и мое присутствие там будет истолковано как принадлежность вместе с покойным к одному сообществу, нетрудно будет догадаться, тайному… со всеми вытекающими отсюда последствиями, которые не замедлит низринуть на доброносцев враг Добра кардинал Мазарини.
— Я понял вас, ваша светлость. Долг доброносцев смогут отдать от их имени те люди, которые знали кюре при жизни в Мовьере, будучи там людьми не новыми.
— Именно так, брат мой. И с таким поручением от имени нашего тайного общества я и пришел к вам.
— Я тотчас отправлюсь в Мовьер, где найду еще одного члена нашего общества.
— Николя Лебре? Я рассчитывал на это. Мой дар, который я вручу вам, вы передадите тем беднякам, которым всегда помогал на правах кюре наш Вершитель Добра.
И вот по дороге вдоль извилистой Сены, затененной купами деревьев, ехал в родной Мовьер Савиньон Сирано де Бержерак. Когда-то в противоположном направлении проезжал здесь в Париж, чтобы завоевать его, удачливый герой, мечтавший о мушкетерском плаще, ныне состоящий при малолетнем короле капитаном отряда мушкетеров.
В том месте, где в детстве Савиньон и Кола ловили рыбу и за ними наблюдал будущий мушкетер, теперь через Сену был переброшен мост, и Сирано мог проехать по нему прямо в деревню Мовьер, не заезжая в поместье, прежде принадлежавшее его отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173