Знание диалектов позволило профессору выявить еще больше армянских корней и влияний. В западной Болгарии многие общеупотребительные слова — армянского происхождения, включая одно из самых распространенных: andach — лес. На сербской границе есть гора, называемая Вартаник Чемернек — по-армянски «Вартаник живет» — в честь армянского героя, жившего в пятом веке. У профессора была смелая гипотеза по поводу Василя Левского, величайшего национального героя Болгарии.
— Он был павликианского происхождения.
— Откуда вы знаете?
— Он был родом из района, заселенного павликианами, здесь, к северу от Пловдива, и одно из его десяти тайных имен было армянским. И он знал армянский — тот диалект, на котором говорили павликиане.
— Боюсь, что болгары не поблагодарят вас за это.
— Возможно. Но то же самое касается и богомилов. Ученые здесь любят говорить: «Посмотрите, как они повлияли на Западную Европу!» Но никогда не говорят, как на них самих повлияли армяне.
Даже в девятнадцатом столетии в Болгарии было сто сорок тысяч армян, несмотря на то что многие из павликиан растворились в основном населении. К тому времени армяне стали врачами, ювелирами, архитекторами, камнетесами и, как всегда, купцами.
Армянские купцы путешествовали на огромные расстояния: в Персию и Польшу, Стамбул и Амстердам. В Пловдиве я нашел дом старого армянского купца, где на первом этаже стены комнат были расписаны сценами его торговых приключений: мост в Венеции, Стокгольм, Лиссабон, Александрийский маяк. Фамилия купца была Хинтлиан, что предполагает источник более отдаленный, индийский или индостанский. Ни один народ не прокладывал торговые пути так далеко, как армяне. Добрую тысячу лет они отправлялись в торговые путешествия через Балканы. Но если средние века стали эпохой армянских камнетесов, работавших на самом высоком уровне в Польше, Леванте, мавританской Испании, сельджукской Турции, то уже семнадцатое и восемнадцатое столетия стали, по-видимому, апогеем армянского купца.
Именно тогда армяне имели исключительное право на торговлю с Россией, тогда они подчинили себе польские и украинские торговые отношения с Персией (где пользовались полной монополией на торговлю шелком), тогда армянские суда бороздили Индийский океан, тогда армяне играли важную роль в придворной жизни крупнейших империй эпохи: Оттоманской, Арабско-сефевидской и Могольской. К этому времени они были вхожи к эфиопскому и бирманскому тронам, им был дарован беспошлинный проезд на судах Ист-Индской компании (которая была так заинтересована в благосклонности армян, что соглашалась на строительство церкви везде, где их насчитывалось более сорока). Когда в 1707 году католические миссионеры ступили на Тибетское плато, они обнаружили там пятерых хорошо устроившихся армянских купцов. Армяне проникали во внутренние территории Китая со времен монгольских ханов. Еще до Марко Поло Вильям Ребрукский, прибыв ко двору великого хана, обнаружил там армянина, который пешком прошел из Иерусалима четыре тысячи миль. Армяне бывали в Калькутте еще до того, как она стала центром торговли. А в семнадцатом веке жемчужины, скупавшиеся армянами на Яве, продавались армянами в Амстердаме.
Армянские караваны славились своим аскетизмом. Хотя исфаганские купцы, например, жили в сказочной роскоши, во время торговых путешествий они держались крайне скромно. Они отказывались от копченой говядины и сухарей и довольствовались пойманной в реках рыбой. Если до них доходил слух, что по пустыне движется другой армянский караван, они были готовы идти два или три дня, чтобы встретить его; тогда накрывались столы с вином пением и беседами. Но потом снова — пустынный горизонт да ноги бредущих верблюдов, их снова ожидали ночи в пустых комнатах на постоялых дворах. Когда наконец они приезжали в Рим или в Геную, они покупали безделушки — зеркала или эмаль — для обмена по дороге домой. Они могли провести в путешествии два и более года, и если им не удавалось окупить расходы, они от стыда просто не возвращались домой.
Французский путешественник Турнефор описывает в своих воспоминаниях, как армянин совершал в Арзруме торговую сделку. Сначала обе стороны клали на стол свои мешки с деньгами, вид которых «позволял им быстрее поладить». Затем демонстрировались один за другим различные товары. Последовавший за этим шумный спор сменился небольшой потасовкой. И когда непосвященному зрителю казалось, что они уже «готовы были перерезать друг другу глотку», купцы перешли к крепкому рукопожатию. После того как соглашение было достигнуто, вся группа — покупатель, продавец, носильщик, посредник — разразилась громоподобным хохотом. Существует часто цитируемая восточная поговорка о том, что один еврей стоит трех греков, но один армянин стоит трех евреев. Армяне занимались торговлей так же, как и всем остальным: с особой, страстной сосредоточенностью. Тот же самый беспокойный дух, который заставлял их углубленно изучать математику, создавать хачкары, воздвигать церковный купол на квадратном основании, теперь, в изгнании, заставлял их проходить тысячи миль по земле Азии, прокладывая новые торговые пути. Ими двигало бесстрашное любопытство.
Профессор Селян наклонился вперед в своем кресле. Он энергично жестикулировал, рассказывая, как возле Софии на месте старой павликианской церкви было построено предприятие по выработке ядерного топлива — предприятие, ставшее одним из самых страшных концентрационных лагерей коммунистической эпохи. Это место называлось Белин, бывший Бели Павликиан.
— Когда я закончу работу в университете, я проведу остаток дней среди этих вещей. — Профессор взмахом руки указал на рабочий беспорядок вокруг себя: на полу стопки книг с массой сведений, карты, содержащие ключ к истинному пониманию истории и ее обманчивых трюизмов.
Таня Марковска, которая несколько дней сдавала мне комнату в центре Софии, была тучная, добрая старая дама с неровными зубами и в рыжем парике. Она любила литературу и была окружена множеством переплетенных в кожу томов: Достоевский, Толстой, Байрон, Пруст, Дюма… Правда, мне ни разу не удалось застать ее за чтением.
Много лет назад Таня Марковска овдовела: ее муж исчез во время одной из «чисток». С тех пор окружающий мир стал для нее источником невообразимого ужаса. Она никогда не выходила из дома. Солнечный свет пробивался в ее комнату сквозь тонкий ажур занавесок померкшим и слабым. Она проживала свою жизнь через жизни других. Входя в ее сумрачную квартиру, я обычно ждал, пока ярко-рыжая голова хозяйки не мелькнет у моей двери.
— Значит, вы вернулись, месье? На улице очень холодно, да? Вы заболеете!
А когда я выходил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81