Желтые окошечки светились так миролюбиво, будто приглашали зайти обогреться у камина. Такие домики любят покупать или снимать в глуши люди состоятельные, наезжая сюда по три-четыре раза в год, чтобы вдали от цивилизации насладиться чистым, вкусным воздухом и звенящей тишиной. Перед беглецами лежали покрытый валунами берег озера и само озеро, абсолютно неподвижное. Идиллическая картинка.
После спертого, но все же теплого воздуха фургона холод осенней ночи показался особенно пронизывающим. Все начали дрожать. Надя нашла в фургоне шерстяное одеяло, и они с Галей накрылись им, тесно прижавшись друг к другу.
– Мы здесь переночуем? – спросила Надя.
– Сначала мы искупаемся, – сказал Гамаюнов.
– Это Колодин все устроил, – не спрашивая, а утверждая, заявил Стен. – Я получил предупреждение, но слишком поздно.
– Да, Колодин, – кивнул Гамаюнов. – Но теперь он нам не опасен. К счастью.
Гуськом, очень тихо они спустились к озеру. Гамаюнов кивнул Базу, и тот послушно шагнул в воду и ушел вглубь с головой прямо в одежде. Когда он выбрался на берег, с него лило ручьями. Гамаюнов положил ладонь на голову. И тотчас вода с База перестала течь, а сам он сделался блестящим, будто покрытым сталью или льдом. Затем наступил черед Грега. И так по очереди все двенадцать окунались в озеро и, очутившись на берегу, одевались в прозрачные, сверкающие доспехи, покрывающие все тело. Один лишь Остряков замешкался, никак не желая лезть в воду, и орал дурным голосом:
– Нет, ни за что, лучше убейте меня…
Но его просьбу оставили без внимания. Баз зажал ему рот и, как Остряков ни вырывался, окунул его с головой. На берег Остряка-Шарпа вытаскивали уже вдвоем, поскольку тот находился в полуобморочном состоянии.
– Где же свобода выбора… Я спрашиваю: где ваша хваленая свобода выбора…
Когда Стен погрузился в ледяную воду озера, то подумал, что точно умрет и теперь у него не хватит силы выбраться обратно. Но силы хватило. А когда доспехи покрыли его тело, одежда мгновенно высохла. Но все равно Стена продолжала бить дрожь.
– Теперь вы защищены, – сказал Гамаюнов. Меснер вынул из кобуры “беретту”, проверил магазин.
Проклятый когтистый зверь не давал Стену ни к чему надолго прилепиться мыслями. У него не было даже сил, чтобы разувериться. Но и для веры сил тоже не было. Он принял доспехи как данность, только и всего.
И тут Меснер поднял “беретту” и дважды выстрелил ему в грудь.
Пули опрокинули Алексея на траву. Грудь, туда, где попали пули, нестерпимо жгло. Выдержали доспехи или нет? Он не мог понять.
Стен, попытался подняться, но ноги его подкосились, и он вновь осел на землю. Боли он больше не чувствовал, но сквозь пулевые отверстия в прозрачной броне сочилась кровь… настоящая кровь, его собственная.
Меснер развернулся и выстрелил Грегу в живот.
Стен закричал и в ужасе повернулся к Гамаюнову. Тот стоял, не двигаясь, и ничем не выражая свои чувства. А Меснер по очереди стрелял в ребят, и они валились на землю. Стен вновь попытался встать. Но смог проползти по траве лишь несколько шагов. Ему казалось, что сердце остановилось и больше не бьется. Но он кричал. Ни Меснер, ни Гамаюнов не обращали на его крики внимания. И друзья не обращали. Как во сне: кричишь, а тебя не слышат. Но сам-то он различал собственный голос. Почему же другие были глухи? Кажется, одна Галя услышала и бросилась бежать. Но тут же пуля ударила ей точнехонько под левую лопатку, Галя подпрыгнула по-заячьи, взвизгнула и рухнула на траву. Гамаюнов предостерегающе поднял руку и впервые за время расстрела подал голос:
– В область сердца не стреляй.
Стен несколько секунд смотрел на убийцу, потом уронил голову на землю. Он по-прежнему не слышал ударов своего сердца. Неужели он убит и видит, как мертвец? Он услышал приближающиеся шаги и почувствовал, как пальцы Гамаюнова коснулись его плеча.
– Ну, чего ты лежишь? – спросил Гамаюнов. – Вставай!
И Стен поднялся. А его чудо-доспехи изо льда остались лежать. Но теперь это были уже не доспехи, а точная копия его тела. Он, Стен, абсолютно нагой, лежал на траве, а в груди его чернело два отверстия. И рана на щеке сочилась кровью. Стен бессмысленно тронул пальцами грудь и нащупал на теле две царапины. Одна кровоточила довольно сильно. А Гамаюнов уже подошел к Гале, и она тоже поднялась, всхлипывая и причитая, еще не понимая, что произошло.
Так Гамаюнов шел от одного “убитого” к другому.
Доспехи, как хитиновые панцири, свалились с них и остались лежать на земле, точные копии своих хозяев, обрызганные настоящей кровью, с застывшими гримасами боли и ужаса на лицах.
– Зачем вы это сделали? – ошарашенно спросил Баз у Гамаюнова.
– Утром тела найдут на берегу. Они будут опознаны и похоронены. Решат, что погибли именно вы. Даже на вскрытии никто не заметит подмены.
Двенадцать обнаженных мертвых тел. Стен поморщился, представив аршинные заголовки.
– Не могли предупредить, что ли… – захныкала Галя.
– Извини, Галочка, но ваша смерть должна выглядеть натурально. Теперь эти искусственные тела будут существовать без вас, но только до тех пор, пока их не похоронят. Как только их засыплют землей, они вновь станут водой. Будем надеяться, что никому в голову не придет делать эксгумацию. Иначе обнаружатся пустые гробы. Эта мнимая смерть может спасти ваши жизни в будущем.
– Добавьте им еще нашу память, – попросила Надя.
– Невозможно, – сухо сказал Гамаюнов. – Лучше возьмите у Меснера аптечку и примите пару таблеток. Да не забудьте заклеить пластырем царапины, а то, не дай Бог, нагноятся. – После стольких смертей особенно приятно было говорить о царапинах. – Поторопитесь. Мы уезжаем.
– Мы поедем в фургоне? – спросила Галя.
– В машине поедет только Меснер. Мы поплывем по воде.
И они в самом деле увидели лодку на берегу. Алексей мог поклясться, что в то время, когда они купались, обретая неуязвимость, лодки на этом месте не было. Но Стен не стал ни о чем спрашивать. Вместе с другими он столкнул лодку в воду, и они покинули берег, на котором разыгрался спектакль.
Поначалу они плыли молча. Лодка бесшумно и очень быстро скользила по воде, хотя никто не потрудился взяться за весла. Каждый в глубине души знал, что никакой лодки не существует, но боялся даже про себя отчетливо сформулировать эту мысль и тем самым уничтожить лодку. Да, это была лишь иллюзия. Но фантом уносил их все дальше и дальше, берег уже скрылся из виду. Двенадцать учеников и их учитель. Но если вдуматься, то и сам учитель был всего лишь иллюзией, пусть и материальной. Он сказал, чего ждет от них, и научил, что надо делать. Но лишь в конкретном бытовом, жизненном смысле. Самого главного он им так и не поведал. Разумеется, он хотел, чтобы местоимение “он” писалось с большой буквы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115