Элий направился к дверям. Уже на пороге обернулся. Похожая на Марцию красавица лежала на животе там, где прежде сидел Элий, и покачивала крошечными розовыми ножками. Точно так же любила лежать Марция. Элий провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение, и вышел. Рыжая куртизанка захохотала.
— Митти, ты проиграла, он не клюнул на твои прелести!
— Заткнись, Клепа! — огрызнулась миниатюрная красотка, наполняя свой бокал вином. — Еще мгновение, и он бы остался. Ты слышала: у него жена беременна, а женщины в таком состоянии не особенно любят пускать мужнин меч в свою вагину.
— При чем здесь это?! Просто ты не умеешь соблазнять мужчин, — огрызнулась рыжая Клепа.
Малышка уже собиралась вцепиться рыжей в волосы, и Юнию Веру пришлось их разнимать.
— Тише, девочки, вы обе неотразимы. Просто моего друга зовут Гай Элий Мессий Деций. И этим все сказано.
— Разве он не может изменить жене? — удивились все восемь красоток. Юний Вер задумался.
— Может, — ответил он наконец. — Только для этого нужно еще что-то, кроме похоти.
Юний Вер не лгал, когда говорил Элию, что спит г со всеми восемью красотками. Это была правда. После перерождения в колодце с ним стали твориться
странные вещи. Прежде он казался себе тупицей, ко— торый способен лишь гневаться и приходить в ярость.
Всюду он чувствовал себя чужим, и чтобы сделаться чуть-чуть человечнее, заимствовал эмоции у Элия, будто крал одежду. Он обряжался в чужие чувства, и начинало казаться, что он тоже испытывает жалость и нежность, сострадание, обиду и боль.
На мгновение, правда, жалость прорвалась и затопила его. Это случилось после облучения ураном из шкатулки Фабии.
Потом собственная боль его изувеченного перерождающегося тела заслонила все прежние чувства. Он жил только болью, своим отчаянием и предчувствием чего-то, что страшило его, как людей страшит смерть. Он отправился к Колодцу Нереиды и погрузился в его ледяную воду. Тогда в нем все замерло, чувства заледенели. Но он мог мыслить. Там, в колодце, он окончательно уверился, что он не человек. Иначе почему уран прожег егоело и вызвал метаморфозы? Это открытие не удивило и не ужаснуло его. Он ждал и думал. Думал и ждал.
Но вот он испил живой человечьей крови и переродился. В первые мгновения он не чувствовал в себе перемен. Он казался себе прежним. Быть может, чуточку другим. Как человек, надевший новые башмаки, которые ему жмут. Выяснилось, что башмаки жали изрядно. Когда он увидел кота под колесами авто и услышал его предсмертный вопль, ему показалось, что весь мир зовет его на помощь. Та загадка жизни и смерти, которую он не мог решить, потешая людей на арене, вдруг открылась ему в вопле беспомощного животного, кричащего человеческим голосом. И вся штука была в том, чтобы этот вопль услышать. Ведь другие остались глухи. Даже Элий не слышал крика.
Даже Элий…
В ту ночь Юний Вер долго бродил по улицам поселка. Что-то его тревожило. Бок не болел, но внутри было муторно. Он подходил к окнам, прижимался лбом к ставням, тоска его переполняла. Он хотел проникнуть в каждый дом, испытать чувства, что испытывали обитатели жилища, сидя в триклинии за столом.
Утром он кинулся обнимать своего спасителя и друга так, что у того затрещали ребра. Потом расплакался. Летиция гладила его по голове и жалела немного по-детски, будто большую куклу, потому что сама еще не была матерью и не умела жалеть по-настоящему. Она немного играла, подражая взрослым. Но и за это неумелое сочувствие Вер был благодарен.
Они пошли на похороны Магны. Вер долго гладил волосы девушки, ее густо запудренное почерневшее лицо, и сердце его разрывалось. Потом он взглянул на стоявшую рядом женщину в трауре и понял, что испытывает в этот миг ее чувства. Он ужаснулся. С похорон он не пошел на поминальную трапезу, а убежал в горы. Сидел на скале, смотрел вниз и пытался понять, что же случилось. Его невидимая когорта расселась на уступах у него за спиной. Они незлобливо переругивались и ждали. Они привыкли ждать.
К утру он спустился назад, в деревню. И тут обнаружилось, что чувства Вера несколько притупились. И хотя он продолжал испытывать чужую боль и отчаяние, чужую нежность и чужую любовь, чувства больше не захлестывали его, как накануне. Он просто понимал их, как обычный человек понимает знакомую речь.
На следующий день Ганс повез их в своем авто в Кельн. Элий с Летицией сидели напротив Вера. Всю дорогу Вер говорил юной женщине комплименты и предлагал Элию присоединиться. Но тот лишь улыбался сквозь зубы. Царапины на плечах и голове уже не болели. Но вот ноги после ледяной воды колодца ломило невыносимо. Элию хотелось скрипеть зубами, а не хвалить цвет лица или прическу Летиции. И Юний Вер ощутил эту боль, грызущую изуродованные ноги, и желание немедленно вколоть дозу морфия, и вспомнил — за Элия — решение не прибегать к морфию, а перетерпеть боль. Он испытывал отчаяние молодого и сильного человека, осужденного вечно маяться со своим увечьем, и почти нечеловечью решимость недуг перебороть. Он посоветовал Элию заснуть и будто невзначай махнул ладонью перед его лицом. И тот забылся легким сном, в котором боль начала постепенно стихать, и Элию стало сниться что-то веселое, забытое, из детства, еще до войны, отчего Элий улыбнулся во сне. Голова его склонилась Летиции на грудь, а Летти, перебирая пряди его волос, вдруг расплакалась, запоздало осознав, что могла потерять его там, в колодце, и испугалась, и все всхлипывала, не в силах справиться с собою. Юний Вер не мешал ей плакать. Он смотрел на проплывающие мимо холмы, на золото умирающих виноградников, на серебристые скошенные поля, на белые домики под красными черепичными крышами, на осеннее, прозрачное, как хрусткий лед на лужах, небо, и его охватывало невероятное счастье. Счастье, что он пребывает на земле в человечьем обличье. И от счастья этого хотелось подняться в воздух и лететь вслед за машиной, раскинув руки пологом и оберегая друга, который подарил ему душу, и женщину, чьи чувства он слышит, как слышит лепет листвы и шорох гравия под шинами авто. И Вер поднялся в воздух и поплыл над машиной, приветствуя взмахом руки каких-то крестьян в повозке, что ехали им навстречу. И те смотрели на него с изумлением и хлопали в ладоши, почему-то приняв его за заезжего актера, и, сложив руки козырьком, пытались разглядеть серебрящуюся в солнечных лучах тонкую нить, что связывала летуна с машиной, и прозрачный дельтаплан, что удерживал его в воздухе. Но ничего этого им разглядеть не удавалось.
Он просто летел, как другие поют, рисуют, сочиняют стихи. Легко, без усилий. В этот момент он осознал, как мало может сделать. Он не мог даже спасти кота. Не нашел нужных слов для безутешной матери Магны. Но он поможет Элию, если тот попросит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108