– Госпожа Айко, – начала она, – должна признаться, что очень благодарна вам за то, что вы поругали Минеко. Это то, что ей требуется, чтобы стать настоящей танцовщицей. От ее имени я смиренно прошу вас позволить Минеко продолжать учиться под вашим руководством.
И делегация семьи Ивасаки снова поклонилась. Мое сердце колотилось в груди, и я никак не могла понять, что же происходит. Потом меня осенило. Старшая учительница снова испытала меня. Использовала отомэ, чтобы подтолкнуть меня вперед. Она хотела, чтобы я осознала, что самым важным было продолжать танцевать.
Один выговор ничего не значил в свете того, что можно было достичь или того, что я могла потерять. Мое высокомерие и чувство превосходства не имели права на существование. В этот момент что-то изменилось, и я увидела картину целиком. Я почувствовала ответственность за то, что делала. Я стала танцовщицей.
Не знаю, что сказала мама Масако маме Сакагучи, когда позвонила ей, но своим красноречивым смирением мама Сакагучи также преподала мне урок. Она показывала мне, как действуют в различных ситуациях профессионалы – не импульсивно, а с выгодой для обеих сторон. Конечно, я видела множество примеров и раньше, но только тогда действительно все поняла. Я была горда тем, как профессионально мама Сакагучи разрешила ситуацию. Старшая учительница сделала мне выговор, но настоящий урок я получила у мамы Сакагучи.
Мне еще предстояло пройти долгий путь, прежде чем я повзрослею, но я знала, что, когда это случится, я хочу быть такой же, как эти женщины. Старшая учительница поблагодарила маму за приезд и, в сопровождении остальных, проводила ее к выходу, чтобы попрощаться.
Перед тем как сесть в машину, мама Сакагучи наклонилась ко мне и прошептала на ухо:
– Мине-тян, работай прилежно.
– Да, я обещаю.
Вернувшись домой, я собрала у себя в комнате все зеркала, которые нашла в окия, и расставила их около стен так, чтобы видеть себя со всех сторон. И начала танцевать. С того момента я занималась, как сумасшедшая. Я переодевалась в одежду для танцев, как только возвращалась в окия по ночам, и занималась до тех пор, пока глаза не начинали слипаться. Иногда я спала всего по часу в сутки.
Я относилась к себе настолько критично, насколько могла. Старалась проанализировать каждый аспект своих движений, усовершенствовать каждый жест. Но чего-то не хватало. Элемента экспрессивности. Я долго думала об этом. В чем же дело? И поняла: проблема была эмоциональной, а не физической.
Вся беда была в том, что я никогда не влюблялась. В моем танце не хватало глубоких чувств, которые могут прийти только после получения романтического опыта. Как я могу изобразить настоящую любовь, если я ее сама никогда не испытывала?
Осознание проблемы меня напугало, потому что, когда бы я ни думала о физической любви, я всегда вспоминала своего племянника, пытавшегося меня изнасиловать, и меня охватывал холод. Я боялась, что со мной что-то не так. Что я настолько уничтожена, что никогда уже не смогу завести нормальные отношения. Однако это было не единственным препятствием, стоящим между мной и интимной жизнью. Было что-то еще. Более глубокое и коварное.
Я не любила людей. Не любила ни тогда, когда была маленькой, ни сейчас. Мое отвращение к людям мешало мне как в профессиональной, так и личной жизни. Это было самым большим моим недостатком, учитывая, что я стала манко. У меня не было выбора – я должна была делать вид, что мне нравятся все.
Я сама себе казалась странной – молодая женщина, так много работавшая, чтобы доставить всем удовольствие, и совершенно не желавшая подпускать кого-либо слишком близко.
Отношения полов – это всегда немного мистика, это смущает многих подростков, но у меня возникла настоящая проблема. Я так мало знала о мужчинах и мальчиках, что даже не представляла, как изображать любовь и теплоту. Мне необходимо было демонстрировать всем дружелюбие, но, если я оказывалась слишком любезной, клиент мог ошибочно предположить, что я в нем заинтересована. Мне это было не нужно. С годами я научилась держаться золотой середины: доставить мужчине удовольствие и в то же время не подпустить его близко. Но вначале, когда я еще не знала как себя вести, я наделала много ошибок.
Однажды клиент, очень богатый молодой человек, сказал мне следующее:
– Я уезжаю учиться за границу. И хочу, чтобы ты поехала со мной. Возражения есть?
Я была в шоке. Он объявил о своих планах так, будто все уже было решено. Я не знала, что сказать.
Мужчины, знакомые с Гион Кобу, понимают неписаные правила и редко их нарушают. Но иногда некоторые наивные клиенты, как тот паренек, неправильно истолковывали мою доброту. У меня не оставалось выбора, кроме как говорить с ним начистоту. Объяснять, что я всего лишь выполняла свою работу и, несмотря на то, что он мне нравится, я не хотела создать впечатление, что хочу поддерживать с ним иные отношения.
В другой раз молодой клиент принес мне дорогую куклу со своей родины. Он так хотел сделать мне подарок, что не мог дождаться следующего озашики, принес ее в окия и постучался в дверь.
Это было абсолютным нарушением этикета, но мне стало жаль его. Я была поражена тем, что он оказался настолько наивным, решив, что имеет право прийти ко мне домой. Однако я постаралась быть вежливой.
– Большое спасибо, – сказала я, – но я не очень люблю кукол. Пожалуйста, подарите ее кому-нибудь другому, кто обрадуется этому подарку.
Вскоре среди моих постоянных клиентов распространилась сплетня, что я терпеть не могу кукол.
Однажды я была в Токио по делам, когда мой клиент привел меня в очень дорогой фирменный магазин.
– Заказывай все, что захочешь, – сказал он. Я редко принимала подарки от клиентов, так что отказалась и сказала, что мне нравится просто смотреть вокруг. Увидев часы, которые мне понравились, я нечаянно пробормотала себе под нос: «Красивые часы». На следующий день он передал эти часы мне в гостиницу. Я немедленно вернула их. Это стало мне хорошим уроком: никогда нельзя терять самоконтроль.
Все эти инциденты случились, когда мне было пятнадцать-шестнадцать лет, и являются доказательством моей незрелости и неопытности. Они показывали, сколькому еще мне надо было учиться.
Иногда моя наивность приводила к настоящим трагедиям.
В первый Новый год после того, как я стала манко, меня пригласили на Хатцугама (первая чайная церемония года) в Чайной школе Урасен-ке, главном оплоте традиций в Японии. Считалось честью быть приглашенной туда, и я прекрасно держалась перед группой посетителей, в составе которой оказалось много видных людей.
Гейко изучает чайную церемонию, чтобы постичь грациозность и изящество, но мы также должны быть готовы проводить церемонию на публике, в период Мияко Одори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68