Надин нажала на сцепление, вдавила газ и с визгом рванула прочь.
Последнее, что она увидела, был Диг: он стоял в носках под дождем посреди Кэмден-роуд и, приоткрыв рот, смотрел ей вслед, вытянув руки — жест, исполненный изумления.
Глава двадцать девятая
Сквозь перекрестки и светофоры, не сбавляя скорости на поворотах, Надин гнала домой и разговаривала сама с собой, бормотала еле слышно, как сумасшедшая.
Что она натворила? Что с ней происходит? Куда подевались раскованность, спокойствие, доброжелательность, уверенность в себе, которыми она так гордилась последние годы? Неужто, сама того не подозревая, она пребывает в одном малюсеньком шажке от безумия?
Менее чем за неделю Надин бросила хорошего симпатичного парня, потому что не одобрила его выбор кружек; провела целый вечер, названивая Дигу, отлично зная, что его нет дома; затем посреди ночи — в шлепанцах на босу ногу! — отправилась следить за ним; далее — поддавшись глупому порыву, позвонила бывшему ужасному и прекрасному любовнику, с которым не виделась десять лет, и обнаружила, что он превратился в просто ужасного; однако проигнорировав дикий вид Фила и его явную чокнутость, переспала с ним в чужом гараже, хлебнув коктейля из алкоголя и наркотиков; в идиотской панике, вызванной визитом Дилайлы, разбила окно на кухне… А теперь еще вот это — ее выходка у Дига. Она закатила отвратительный скандал в духе Скарлетт О'Хары, разбушевалась, раскричалась и выскочила, прижав ладонь к горлу, как театральная примадонна.
— Господи, — бормотала Надин, — я — законченная психопатка. Наверное, я заслужила Фила. Наверное, мы созданы друг для друга. Шпионили бы друг за другом, а потом обменивались пакостными впечатлениями и видеопленками. — Ее глаза увлажнились. — Я сошла с ума, — всхлипнула Надин, — окончательно рехнулась. И нормальной уже никогда не стану… о боже! — Слезы хлынули ручьем, стоило ей вообразить жизнь с немытой головой, вспышками неуправляемой эксцентричности и длительным «отдыхом» в больничной палате и казенной пижаме.
Диг послал ее! К горлу подступила тошнота. Рассеянным жестом Надин смахнула слезы, пытаясь игнорировать тоненький голосок, звучавший в голове: кончай притворяться, ты сразу поняла, стоило Дилайле объявиться шесть дней назад, поняла, почему ты так ревнуешь, потому что боишься, что она отберет у тебя Дига, которого ты любишь — по-прежнему любишь.
— Чушь! — воскликнула Надин, ударяя ладонями по рулю. — Полная, идиотская, дикая чушь!
Дама в «фиате-уно» и круглой шляпке бросила на нее встревоженный взгляд. Надин откашлялась и взяла себя в руки.
— Чушь — повторила она уже шепотом, едва шевеля губами, и ласково, словно извиняясь, погладила руль.
Как она может быть влюблена в Дига? Конечно, она всегда его любила, но это совсем другое дело. Раньше она никогда его не ревновала. Преспокойно сидела с ним на вечеринках и в ночных клубах, пока он тискал юных девиц с плоскими животами; вместе с ним смаковала подробности каждой его встречи с очередной цветущей, острогрудой малявкой. Однажды в деревне, в каком-то коттедже, они даже спали вчетвером в одной спальне — она с любовником и он с любовницей — и подтрунивали над не слишком искренними попытками каждой пары вести себя потише. И при всем при том зеленоглазого чудища — ревности — и близко не наблюдалось.
— Вы нужны друг другу, — передразнила она хрипловатый голос Дилайлы, — вы должны быть вместе. Ха! — тихонько воскликнула Надин. — Двуличная, пронырливая, скрытная, лживая сука!
— Диг — мой, Дилайла Лилли, — простонала она, в четвертый раз объезжая собственный дом в поисках парковки, — мой Диг, не твой. Заведи себе своего Дига, сука. А моего оставь в покое. Он мой, мой, мой…
Но было уже слишком поздно, она знала, что слишком поздно для нее и Дига. Она больше никогда его не увидит. Все кончено…
От этой мысли она опять разревелась, словно гейзер взметнулся и залил ей все лицо. Дождь стекал по лобовому стеклу, слезы катились по щекам, и она не видела ни черта. Перед глазами плясали, набухали и расплывались оранжевые с белым круги, зубчатые, как шестеренки.
Надин пошла на последний заход в попытке припарковаться неподалеку от дома.
— И почему я живу в этом проклятом городе? — бормотала она. — Не могу даже машину поставить рядом с собственным домом. Каждый раз мучаюсь… — Она бросила бешеный взгляд направо, налево, выискивая сквозь намокшие от слез ресницы пространство, щель, или водителя, собирающегося уезжать, или хоть что-нибудь…
И вдруг увидела: кто-то заводил машину буквально в двадцати футах от ее подъезда. На мгновение она воспряла духом, рванула вперед и затормозила чуть ли не впритык к багажнику выезжавшей машины. Агрессивность завладела Надин, она готова была биться за место под солнцем в параноидальном страхе, что ее могут опередить и занять стоянку. Слезы, затуманившие глаза, и дождь, лихорадочно стучавший по лобовому стеклу, помешали ей заметить худую согбенную фигуру впереди. Человек, ступивший на проезжую часть, словно вырос из-под земли, и его существование она осознала, лишь когда хрустнуло колено, ударившись о бампер ее машины.
— Черт! — Надин резко отпустила руль и зажала рот руками.
Что же это делается! Она дернула за ручной тормоз, едва не вырвав его с мясом, и стала торопливо выбираться из машины, ее руки тряслись, дверная ручка дребезжала и скрипела, но не поддавалась.
— Господи, выпусти же меня отсюда!
Внезапно она припомнила, что по привычке заперлась изнутри, дабы отвадить автомобильных воров, и наконец распахнула дверцу. Проезжавшая мимо машина вильнула в сторону и громко, заунывно просигналила. Сумка Надин упала и содержимое вывалилось на черный мокрый асфальт. Она перепрыгнула через барахло и бросилась к капоту.
— О боже, боже, боже!
У капота лежал худой, кожа да кости, малый в потрепанной одежонке, лежал не шевелясь, неестественно вывернув конечности.
— Нет, нет, нет, — тихонько поскуливала Надин. — Я убила человека, взяла и убила.
Она присела на корточки рядом с пострадавшим и нагнулась, чтобы разглядеть его лицо.
— Привет, — робко начала она, острожно трогая его за плечо. — Привет, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? Привет… привет… — Человек оставался неподвижен. В голове Надин промелькнуло чередой: травмопункт, искусственное дыхание, «Его нельзя трогать!», реанимация, «Остановка сердца! Разряд!.. Бесполезно!» Хоть бы кто-нибудь вызвал скорую, с тоской подумала она. Дождь заливал лицо. Страх и растерянность парализовали Надин.
Она медленно обернулась к пустынной улице и закричала во весь голос:
— Помогите… пожалуйста!
Человек пошевелился слегка и застонал.
— Так вы живы! Слава богу! — слезы облегчения покатились по щекам Надин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Последнее, что она увидела, был Диг: он стоял в носках под дождем посреди Кэмден-роуд и, приоткрыв рот, смотрел ей вслед, вытянув руки — жест, исполненный изумления.
Глава двадцать девятая
Сквозь перекрестки и светофоры, не сбавляя скорости на поворотах, Надин гнала домой и разговаривала сама с собой, бормотала еле слышно, как сумасшедшая.
Что она натворила? Что с ней происходит? Куда подевались раскованность, спокойствие, доброжелательность, уверенность в себе, которыми она так гордилась последние годы? Неужто, сама того не подозревая, она пребывает в одном малюсеньком шажке от безумия?
Менее чем за неделю Надин бросила хорошего симпатичного парня, потому что не одобрила его выбор кружек; провела целый вечер, названивая Дигу, отлично зная, что его нет дома; затем посреди ночи — в шлепанцах на босу ногу! — отправилась следить за ним; далее — поддавшись глупому порыву, позвонила бывшему ужасному и прекрасному любовнику, с которым не виделась десять лет, и обнаружила, что он превратился в просто ужасного; однако проигнорировав дикий вид Фила и его явную чокнутость, переспала с ним в чужом гараже, хлебнув коктейля из алкоголя и наркотиков; в идиотской панике, вызванной визитом Дилайлы, разбила окно на кухне… А теперь еще вот это — ее выходка у Дига. Она закатила отвратительный скандал в духе Скарлетт О'Хары, разбушевалась, раскричалась и выскочила, прижав ладонь к горлу, как театральная примадонна.
— Господи, — бормотала Надин, — я — законченная психопатка. Наверное, я заслужила Фила. Наверное, мы созданы друг для друга. Шпионили бы друг за другом, а потом обменивались пакостными впечатлениями и видеопленками. — Ее глаза увлажнились. — Я сошла с ума, — всхлипнула Надин, — окончательно рехнулась. И нормальной уже никогда не стану… о боже! — Слезы хлынули ручьем, стоило ей вообразить жизнь с немытой головой, вспышками неуправляемой эксцентричности и длительным «отдыхом» в больничной палате и казенной пижаме.
Диг послал ее! К горлу подступила тошнота. Рассеянным жестом Надин смахнула слезы, пытаясь игнорировать тоненький голосок, звучавший в голове: кончай притворяться, ты сразу поняла, стоило Дилайле объявиться шесть дней назад, поняла, почему ты так ревнуешь, потому что боишься, что она отберет у тебя Дига, которого ты любишь — по-прежнему любишь.
— Чушь! — воскликнула Надин, ударяя ладонями по рулю. — Полная, идиотская, дикая чушь!
Дама в «фиате-уно» и круглой шляпке бросила на нее встревоженный взгляд. Надин откашлялась и взяла себя в руки.
— Чушь — повторила она уже шепотом, едва шевеля губами, и ласково, словно извиняясь, погладила руль.
Как она может быть влюблена в Дига? Конечно, она всегда его любила, но это совсем другое дело. Раньше она никогда его не ревновала. Преспокойно сидела с ним на вечеринках и в ночных клубах, пока он тискал юных девиц с плоскими животами; вместе с ним смаковала подробности каждой его встречи с очередной цветущей, острогрудой малявкой. Однажды в деревне, в каком-то коттедже, они даже спали вчетвером в одной спальне — она с любовником и он с любовницей — и подтрунивали над не слишком искренними попытками каждой пары вести себя потише. И при всем при том зеленоглазого чудища — ревности — и близко не наблюдалось.
— Вы нужны друг другу, — передразнила она хрипловатый голос Дилайлы, — вы должны быть вместе. Ха! — тихонько воскликнула Надин. — Двуличная, пронырливая, скрытная, лживая сука!
— Диг — мой, Дилайла Лилли, — простонала она, в четвертый раз объезжая собственный дом в поисках парковки, — мой Диг, не твой. Заведи себе своего Дига, сука. А моего оставь в покое. Он мой, мой, мой…
Но было уже слишком поздно, она знала, что слишком поздно для нее и Дига. Она больше никогда его не увидит. Все кончено…
От этой мысли она опять разревелась, словно гейзер взметнулся и залил ей все лицо. Дождь стекал по лобовому стеклу, слезы катились по щекам, и она не видела ни черта. Перед глазами плясали, набухали и расплывались оранжевые с белым круги, зубчатые, как шестеренки.
Надин пошла на последний заход в попытке припарковаться неподалеку от дома.
— И почему я живу в этом проклятом городе? — бормотала она. — Не могу даже машину поставить рядом с собственным домом. Каждый раз мучаюсь… — Она бросила бешеный взгляд направо, налево, выискивая сквозь намокшие от слез ресницы пространство, щель, или водителя, собирающегося уезжать, или хоть что-нибудь…
И вдруг увидела: кто-то заводил машину буквально в двадцати футах от ее подъезда. На мгновение она воспряла духом, рванула вперед и затормозила чуть ли не впритык к багажнику выезжавшей машины. Агрессивность завладела Надин, она готова была биться за место под солнцем в параноидальном страхе, что ее могут опередить и занять стоянку. Слезы, затуманившие глаза, и дождь, лихорадочно стучавший по лобовому стеклу, помешали ей заметить худую согбенную фигуру впереди. Человек, ступивший на проезжую часть, словно вырос из-под земли, и его существование она осознала, лишь когда хрустнуло колено, ударившись о бампер ее машины.
— Черт! — Надин резко отпустила руль и зажала рот руками.
Что же это делается! Она дернула за ручной тормоз, едва не вырвав его с мясом, и стала торопливо выбираться из машины, ее руки тряслись, дверная ручка дребезжала и скрипела, но не поддавалась.
— Господи, выпусти же меня отсюда!
Внезапно она припомнила, что по привычке заперлась изнутри, дабы отвадить автомобильных воров, и наконец распахнула дверцу. Проезжавшая мимо машина вильнула в сторону и громко, заунывно просигналила. Сумка Надин упала и содержимое вывалилось на черный мокрый асфальт. Она перепрыгнула через барахло и бросилась к капоту.
— О боже, боже, боже!
У капота лежал худой, кожа да кости, малый в потрепанной одежонке, лежал не шевелясь, неестественно вывернув конечности.
— Нет, нет, нет, — тихонько поскуливала Надин. — Я убила человека, взяла и убила.
Она присела на корточки рядом с пострадавшим и нагнулась, чтобы разглядеть его лицо.
— Привет, — робко начала она, острожно трогая его за плечо. — Привет, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? Привет… привет… — Человек оставался неподвижен. В голове Надин промелькнуло чередой: травмопункт, искусственное дыхание, «Его нельзя трогать!», реанимация, «Остановка сердца! Разряд!.. Бесполезно!» Хоть бы кто-нибудь вызвал скорую, с тоской подумала она. Дождь заливал лицо. Страх и растерянность парализовали Надин.
Она медленно обернулась к пустынной улице и закричала во весь голос:
— Помогите… пожалуйста!
Человек пошевелился слегка и застонал.
— Так вы живы! Слава богу! — слезы облегчения покатились по щекам Надин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87