Через два часа Дигбыл дома.
Мысли вихрем проносились в его мозгу, пока он трясся в поезде, в метро, потом на автобусе. Голова трещала и кружилась, словно он катался в парке на самых рискованных аттракционах. Диг был испуган, возбужден и испытывал легкую тошноту одновременно.
До сих пор самым тяжелым испытанием в жизни Дига была его вечно ломавшаяся машина, или ссора с Надин, или обиженная матушка, которую он забыл поздравить с Днем Матери. Сегодня его вынудили переосмыслить всю жизнь, прошлое, представление о самом себе.
Диг мерил шагами квартиру в ожидании Дилайлы, и ему чудилось, что он стал выше ростом, раздался в плечах. Руки стали крепче, а ноги бугристее. Он чувствовал себя старше, таким же, как те взрослые люди, которых он видел сегодня утром в десятом часу утра.
Поначалу, поддавшись инстинктивному порыву, он решил ни о чем не расспрашивать Дилайлу. Если он с ума сходил от шока, то ей было во сто крат хуже. Он ведь подглядел один из самых интимных моментов ее жизни. Видел, как она плачет, уткнувшись в мех зайца. Он залез туда, куда не имел права соваться. Дигу было стыдно. Пережившей травму Дилайле не хватало только его назойливого любопытства, расспросов, перетягивания одеяла на себя — будто то, что случилось, прежде всего его драма.
Но день клонился к вечеру, небо темнело, в мозгу Дига теснилось столько жгучих вопросов, что ему казалось, голова вот-вот лопнет, — и его настроение изменилось. Он рассердился. Дилайла повела себя неправильно. Не важно, является эта красивая девочка его дочерью или нет, не важно, является он ее отцом или нет, но Дилайла должна была посвятить его в свои проблемы. Она должна была сказать, зачем приехала в Лондон. Она обращалась с ним, как с ребенком, не способным справиться со взрослой реальностью. Что, одернул он себя, во многих отношениях справедливо. Но тем не менее она нашла для него применение, не так ли? Он ведь оказался достаточно взрослым, чтобы владеть недвижимостью, где она поселилась, заплатить наличными за диван, на котором она спала, и достаточно ответственным, чтобы приглядывать за ее драгоценным псом.
Расстроенный, снедаемый нетерпением, нараставшим с каждой минутой, он пытался дозвониться Надин. Снова и снова. Никогда прежде ему так настоятельно не требовалось с ней переговорить, услышать ее голос, жизнерадостный и успокаивающий, голос лучшего друга. Плевал он на безобразие, которое она учинила вчера вечером. Ему хотелось ее видеть. Но где была Надин, когда он так в ней нуждался? Не дома, это уж точно. Отсутствие Надин в столь серьезный момент лишь усугубило бьющую через край панику, и услыхав, как в замке поворачивают ключ, Диг вскочил с дивана и бросился навстречу Дилайле; благоразумие окончательно его покинуло. Ему уже было безразлично, готова ли Дилайла к разговору о светловолосой девочке из Суррея, и он уже не стыдился своего обмана и виртуозной слежки. Теперь Дига заботило лишь одно: получить ответы на свои вопросы.
И из всех возможных зачинов к столь судьбоносной беседе, он выбрал самый нелепый и несуразный:
— Итак, куда делся заяц?!
Дилайла схватилась за сердце:
— Боже, Диг, со мной чуть инфаркт не случился.
Она повесила дубленку на вешалку и щелкнула дверным замком.
Дигби, спрыгнув с дивана, стремглав полетел к хозяйке. Диг прислонился к косяку и сложил руки на груди:
— Что ты сделала с зайцем?
Дилайла бросила на него испытующий взгляд и, слегка нахмурившись, переспросила:
— С каким зайцем? — она сняла солнцезащитные очки и кинула их на стол.
— Ты знаешь, с каким. С большим зайцем. — Диг развел руками, демонстрируя размеры игрушки. — С зайцем, у которого очень длинные уши.
Дилайла недоуменно смотрела на него:
— Прости, Диг, ты меня совсем запутал.
Она двинулась на кухню, Диг за ней.
— Ты увезла его с собой сегодня утром.
Дилайла замерла на секунду, потом развернулась лицом к Дигу.
— А! — с деланным облегчением воскликнула она. — С тем зайцем!
— Да, что сталось с тем зайцем.
— Я его… подарила. Маленькой девочке. В Суррее. Сегодня у нее был день рождения. — Она открыла холодильник, достала банку маринованного лука, нервно открутила крышку и сунула луковицу размером с мандарин в рот. — М-м, — промычала она с набитым ртом, — вкусно. — Диг не верил свои глазам. — А почему ты спрашиваешь? — нахмурилась Дилайла. — Струйка уксуса потекла по ее подбородку, она вытерла ее рукой.
Диг с удивлением отметил, что этот жест не зажег в нем даже малой искорки желания. Более того, ему стало едва ли не противно.
— Он ей понравился?
— А?
— Маленькой девочке. Из Суррея. Заяц ей понравился?
Дилайла ссутулилась:
— Да, наверное.
— Хороший был заяц.
— Да, — Дилайла с тревогой смотрела на Дига, — верно. — Она сунула еще одну луковицу в рот, подхватила банку и вышла из кухни.
Диг прислонился к кухонному столу и закрыл лицо руками. Отлично, подумал он, лучше не бывает. Я и впрямь искусный дипломат. Ловко управился с щекотливой проблемой! «Хороший был заяц», черт бы его побрал. Надо же быть таким идиотом!
Но как, скажите на милость, вести себя в подобной ситуации? Диг определенно не ведал правил, регулирующих поведение человека, который внезапно обнаруживает, что в ранней молодости стал отцом, а мать ребенка и поныне держит его в блаженном неведении, беззастенчиво пользуясь при этом его квартирой со всеми удобствами и его добрым нравом.
Диг предполагал, что, услыхав о зайце, Дилайла сразу все поймет, догадается о слежке и о том, что ее видели рыдающей в заячий мех, а за этим последует откровенная беседа, которая расставит все по местам. Но в результате Дилайла, похоже, подумала, что он рехнулся.
Надо начинать все сначала.
— Дилайла, — сурово заговорил Диг, появляясь в гостиной, — я знаю о Софи.
От волнения у него комок подступил к горлу, и на последнем слоге голос дрогнул. Более драматичного заявления он в жизни своей не делал. Диг вдруг почувствовал себя актером, играющим в мыльной опере. Дожидаясь ответа, он не знал, куда девать руки.
Дилайла подняла голову. Она расстегивала молнии на черных замшевых сапожках. Машинально сбросив один сапожок, она удивленно разглядывала Дига:
— Что? — Софи. Я знаю о Софи. — Ему почудилось, что он разучился управлять своими руками, плетьми висевшими по бокам. Пришлось сложить их на груди.
— О какой Софи? О черт, это начинало походить на беседу о зайце. Диг подошел к дивану и сел рядом с Дилайлой. Повернулся к ней, заглянул в покрасневшие глаза и вдруг расслабился. Он больше не играл в мыльной опере.
— Я следил за тобой сегодня. До самого Суррея. Наблюдал. Я все видел. — Дилайла застыла с сапогом в руке. — Я видел эту девочку. Видел Софи. Она красивая…
Дилайла аккуратно поставила сапожок на пол, сложила руки на коленях, глядя прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87