— Да, я не взялся бы предсказывать, что с нами будет.
— Я готова ко всему, — сказала она спокойно и твердо.
Квейль поглядел на убегающую под уклон ленту дороги позади и крепче уперся ногами в борт машины, чтобы не вывалиться. Маленький грек, вцепившись в борт, старался заснуть. Квейль вспомнил, как он так же лежал на дне грузовика и пел: «Что мне за дело до других, коль нет им дела до меня», и стал тихонько насвистывать этот мотив.
— А что скажут твои родители? — спросила Елена.
— Они будут удивлены, решат, что я слишком поспешил, и потребуют объяснений.
— Где они живут?
— На острове Мэн. Это остров у шотландских берегов.
— Ты тоже там живешь?
— Да. Но больше не буду. Больше я там жить не хочу.
— У тебя есть братья и сестры?
— Есть две сестры. Одна живет дома. А другая — не знаю, где теперь. Должно быть, в Лондоне.
— Какая там природа, на острове?
— Как здесь. — Он указал на окрестные места. — Холмы и туман.
— А тебе это нравится?
— Нет. Я люблю солнце. Мне нравится в Египте.
— Чем ты занимался до войны?
— Разным.
Ему не хотелось говорить об этом. И они замолчали.
Кончился подъем по узкой дороге, сжатой с двух сторон высокими откосами. Она плавно вилась теперь вокруг пика, составлявшего вершину хребта, похожая на железную дорогу для любителей видов, — и Квейль вспомнил ту, что вела к Лэкси-Глен на острове Мэн.
— Что ты будешь делать, когда мы уедем отсюда? Ведь ты не можешь летать. У тебя еще швы на голове.
Елена сняла пальто и положила ему под голову.
— Я уже могу летать, — возразил он, приподнимая голову. — Если только у нас еще остались самолеты.
— А тебе позволят?
— Позволят ли, нет ли, теперь это, пожалуй, вообще бесполезно.
Он вдруг почувствовал приступ злобы. Нет, он не желает угробиться как раз под занавес. Если бы меня сбили в Ливии, ничего бы не изменилось. Бессмысленная растрата сил, и никакого толку. Нет, это никуда не годится. Каким же образом, черт возьми, можем мы победить? Но зачем об этом раздумывать? Этак совсем запутаешься. Либо ты будешь верить в победу, либо побоишься опять сесть в самолет. К черту все. Но хотелось бы увидеть, как этому положат конец. Это должна бы сделать армия, но армия, кажется, ни на что не способна. Мы всюду опаздываем. У нас ничего нет. Ни черта. Даже самолетов. Мы увеличиваем выпуск, но и они увеличивают, и мы остаемся в хвосте. А при одинаковых силах мы разнесли бы их авиацию в щепы, — это уж будьте покойны. Ведь что было, когда мы потеряли Вэйна? Еще одно звено в этой стычке, и все было бы по-другому. И все мы чувствовали бы себя по-другому. Это еще не скоро будет, — но какой толк от преимущества в воздухе, если армия не на высоте, — а по всему видно, что она не на высоте; хотя эти австралийцы — неплохие ребята, но им тоже скоро надоест отдуваться за всех. Да, все это очень мило, но какой в этом смысл, если не будет полной реорганизации? Реорганизация… Кто же будет ее проводить? Почем я знаю… А что думают наверху? У них там теплые местечки. Только вспомнишь кое-кого из этих субъектов, как они цепляются за свои местечки… цепляются и руками и ногами. Вот в чем загвоздка. Но кого посадить на их место? Кто его знает… Макферсон за рулем — тоже напрасная растрата сил. Да, это общая беда. И в летчики берем неподходящий народ. Тэп вовсе не должен бы летать. Когда-нибудь он поплатится. Он дьявольски неосторожен. До сих пор не могу понять, как он вышел тогда целым из эльбасанской свалки. Машиной-то он владеет, но кидается в схватку очертя голову.
— Интересно, остались ли у нас «Гладиаторы»? — вдруг произнес он вслух.
— Что? — спросила Елена.
— Это самолеты, на которых мы летаем. Будет чудом, если остались.
— На чем ты будешь летать?. Вас посылают бомбить, если нет истребителей?
— Нет. Меня, может быть, перебросят на «Харрикейны». Если только у нас есть «Харрикейны».
— Я не хочу, чтобы ты бомбил, — объявила она.
Он засмеялся.
Грузовик остановился. Они были уже на равнине по другую сторону перевала. Заслышав гул самолетов, Квейль вышел из машины и помог выйти Елене. Маленький грек был уже в пшенице, росшей вдоль дороги. Австралийцы убежали в канаву. Длинный поток автомобилей остановился на месте, и налетающие со стороны солнца самолеты пикировали на равнину.
— Лучше пойдем подальше, — сказал Квейль Елене.
Они побежали по полю, раздвигая упругие колосья, а когда первые бомбы упали на дорогу, — бросились на землю. Подняв голову, Квейль различил по крайней мере шестьдесят бомбардировщиков. Они летели вдоль дороги, а над ними шли истребители: около пятидесяти «Мессершмиттов».
— Охотятся за грузовиками! — крикнул Квейль Елене, когда самолеты сбросили второй бомбовой груз. Когда бомбардировщики были почти у них над головой, он ткнул Елену лицом к земле и сам приник к земле, и в то же мгновение бомбы взорвались меньше чем в ста футах от них, обдав их целым ливнем грязи, и земля задрожала под ними. Он отчаянно вцепился во влажную землю, как в единственную свою опору, чувствуя каждое ее сотрясение среди оглушительного грохота и визга.
— Как близко, — сказала Елена, когда он отпустил ее.
Она вытерла лицо.
— Всегда знаешь, когда они упадут близко. Вот проследи за ними в следующий раз, — ответил он.
— Мне слишком страшно.
— Перестанет быть так страшно, если ты будешь видеть, что происходит.
— А что ты видишь?
— Если ты видела, как бомбы отцепились от самолета, то можешь сказать, не упадут ли они где-нибудь близко от тебя. Правда, ты видишь бомбы только, когда они отделяются от самолета, а когда они приближаются к тебе и уже близко, теряешь их из виду. По примерно рассчитать можно. Всегда лучше знать, что происходит.
— В следующий раз попробую… — сказал она.
С той частью колонны, где шла их машина, ехал сержант военной полиции. Когда Квейль, Елена и маленький грек подходили к своему грузовику, он, сидя на мотоцикле, кричал обоим австралийцам:
— Не трогайтесь, пока передние машины не пройдут долину.
— Да нас разбомбят в порошок, — ответил ему один из австралийцев.
— Если вы подождете, мы немного разрядим колонну. Тут весь день шла бомбежка.
По обе стороны дороги земля была изрыта воронками, а кое-где следы бомб виднелись на обочинах. Целая цепь воронок шла параллельно дороге. Когда опять показались бомбардировщики, Квейль толкнул Елену в одну из этих нор, а маленький грек забрался в другую и оставался там, пока бомбардировщики не скрылись.
К этому времени дорога впереди освободилась, и австралийцы сели в машину. Она тронулась и помчалась по долине, сплошь развороченной бомбами. Потом начался последний подъем перед Афинами.
Чем ближе были Афины, тем больше становилась суматоха и тем острей ощущалась война, оставшаяся, казалось, далеко позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99