ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Нужен ли я этому миру? – теперь уже навзрыд вопрошал, обнимая Строчковского за плечи, писатель-соцреалист М. М. Зыков.
– Честно? – искренне переспрашивал его Мотя.
– Только честно.
– Нет.
– Нужен ли мне этот мир?
– Честно?
– Честно.
– Нет.
– Эх, на том и порешим! – бьет кулаком по столу запьяневший М. М.
Дальнейший разговор запомнился мне какими-то обрывками.
– Злые языки после смерти Окуджавы в Париже говорили, что он поехал во Францию развеяться, а вышло – развеять свой прах. Такой большой человек – и такая маленькая смерть.
– …Солженицын шагнул из-за океана в Россию, да оступился и попал ногой прямо в дерьмо. С тех пор и ходит в кирзовых сапогах…
– Набоков как писатель никогда не существовал. Он – ловкая мистификация русских эмигрантов и французских масонов. Перечитайте его книги – это творчество человека, которого на самом деле никогда не было.
– Бродский искусно препарировал русскую поэзию. Он умертвил ее, затем расчленил, потом вновь сшил разъятые части. Она осталась прежней, но стала мертвой. Бродский – поэт-вурдалак, некрофил, «нежить». О мертвых – либо ничего, либо… очень ничего!
– Иван Барков – это скандал длиной в 250 лет. Он лишил русскую поэзию девственности…
И т. д., и т. п., и пр., и пр., и пр.
Потом пошли фирменные коктейли. Каждый старался удивить остальных участников застолья умением делать что-либо необыкновенное. От банальной «Отвертки» и «Кровавой Мери» перешли к «Северному сиянию» с «Белыми медведями». А закончили все-таки классическим коктейлем российской театральной богемы. Если вы о нем не слыхали – сейчас я расскажу рецепт. Называется он «СС-150» («СС» – инициалы знаменитого конферансье Смирнова-Сокольского, которому молва приписывает изобретение этого коктейля). «Налейте, пожалуйста, 25 граммов водки в чистый фужер… Спасибо. Теперь туда же еще 50 граммов водки… Спасибо. А теперь туда же еще 75 граммов водки… Спасибо… И упаси вас Бог что-либо туда добавить!»
Короче, мы нарезались в «Тяжелой Лире» так, что, когда водка уже не лезла через горло, стали закапывать ее пипетками друг другу в глаза. Так и просидели с пипетками наперевес до самого закрытия. В начале третьего ночи в кафушке притушили свет, ненавязчиво намекая нам, что уже и завсегдатаям пора выметаться вон.
– Да, блядь, – с искренней грустью констатировал, споткнувшись на выходе из кафе-бара, классик соцреализма М. М. Зыков.
– Широка русская душа, а отступать в ней некуда.
– Широка душа в потемках, но и опасна в узких местах! – а это, похоже, уже запредельным голосом, из прекрасного далека промычал Строчковский.
После мы с М. М. Зыковым сидели молча в пойманной Строчковский же тачке, а он продолжал свой бесконечный монолог:
– С похмелья я всегда туго соображаю. А уж работаю – извините, радуйтесь, что хоть так. А ведь никто, Глеб, не радуется. Наоборот, говорят, что еще один такой «праздник жизни» – и они меня опять уволят. Опять, ха! Я думаю, все это от того, что у них нет чувства юмора. Пральна я грю, Михал Михалыч? Тогда б все эти суки были бы добрее. Ты же знашь, Хглеб, ваще-та я пью мало. Редко…
– …но метко, – вставляю я и удивляюсь, что еще что-то могу сообразить. – Двумя пол-литрами в одну глотку попасть можешь.
– Не в этом дело-о-о, – продолжает Мотя. – У нас ведь такая работа. Без выпивки – никак. Так сказать, естественная смазка для мозгов. Чтоб не скрипели и не тормозили.
– Мы же с тобой газетчики, разгребатели грязи, – пьяно поддакиваю я Моте.
– Я бы сказал даже – собиратели… – оказывается, М. М. тоже еще не окончательно ушел в точку.
– Все это полное дерьмо, – минут через десять общего молчания о чем-то вспоминаю я. – И знаешь, я все-таки лелею свою заветную мечту, что когда-нибудь уйду из газеты и стану профес-си… ональным литератором.
– Каким, каким? – видимо, задетый за живое, встрепенулся Михалыч. – «Анальным» писателем? Хочешь пойти по моим стопам?
– Кому ты, бля, нужен? – окончательно проснулся М. М. Зыков и уже активно брызгал слюной через железные вставные зубы. – Ну, допустим, талант у тебя, может быть, и есть. Но сегодня, чтобы издаваться, нужен не большой талант, а большие деньги. «Нас порождает Дух, но жизнь дает нам буква…» Буква «хуй», например…
– Какой сегодня длинный день, – устало сказал Строчковский, когда мы, выгрузив у подъезда девятиэтажного дома «макет классика соцреализма М. М. Зыкова», поехали дальше.
– Это не день длинный, Мотя, это мы стали короткие , – также устало возразил я ему и уронил голову себе под ноги.
А ночью мне снились горные козлы. Только они были очень маленькие. Они сидели на высоких деревьях и свистели, как птицы.
СДЕЛАЙ ВСТАВКУ! (Ред .)
ВНИМАНИЕ, ВСТАВЛЯЮ!
– Как поживают твои кошмары? Все так же спят с тобой вместе? – ковыряет меня своими глазами Семен.
– Сплю один я, а они как раз бодрствуют, – отзываюсь я мрачно и зеваю. Мы сидим в маленьком артистическом баре при местном театре оперетты. Кофе здесь, как ни странно, варят отличный. А вот Сэм говорит, что лучший кофе – это портер, а лучший портер – это водка.
– Дак, может быть, все дело в том, что ты спишь один? – продолжает как бы иронизировать Семен, выуживая ненадолго из пивной кружки поплавки своих глаз. Вот пьянь пучеглазая!
– Ладно, не дуйся. Я просто кое-что разузнал о твоем кошмаре. Дело в том, что… Ты не поверишь, но Одноногий Монах действительно существовал. Это реальное историческое лицо. Другое дело, как он пришел в твои сны, если ты уверяешь, что раньше никогда о нем ничего не слышал? Я почти уверен, что где-то в далеком детстве твои родители, бабушка там или тетя рассказали эту легенду, а ты ее потом забыл. Вот и все. А теперь этот Одноногий тебе снится. Ну, как там у Фрейда? Детские страхи, неврозы, прапамять, архетипы, черт их дери?
Я отпил из чашки остывший кофе и, волнуясь, смахнул в нее пепел сигареты.
– Вот дьявол! – неожиданно меня охватило раздражение. – Кофе испортил.
– Ну так пойди и купи себе еще…
– Да я не об этом! Какое детство, какая чертова бабушка! Хорошо, что ты не знаешь моих родителей! В детстве я засыпал под михалковского Дядю Степу-великана и просыпался под михалковский же гимн Советского Союза! Я ненавидел поэзию до десятого класса, пока не стал читать самиздат! Нет, детская версия исключена…
– Как ты считаешь, Сэм, безумие заразно? – спросил я, вернувшись от стойки с чашкой кофе и кружкой светлого пива для него.
– Почти уверен, что безумием можно заразиться, как насморком…
– Тогда я знаю, кто меня заразил моим кошмаром.
– Ты это серьезно?
– Вполне. И сегодня я отправляюсь на охоту. На ведьм. Не желаешь принять участие?
– Допустим, у мертвой лошади свои сны , – вдруг каким-то металлическим голосом сказал Семен и ошалело посмотрел на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67