— Вы же видите, он помечен с обратной стороны «конфиденциально». — Смит-Кемп повернул ящик, и действительно, на задней стенке столь же каллиграфически было начертано: «Лично-конфиденциальные».
Эдуард улыбнулся.
— Даже не помню, когда я в последний раз видел такой. Мне казалось, они давно вымерли.
— Полагаю, в свое время они были полезны. — Смит-Кемп брезгливо оглядел ящик. — Теперь, разумеется, мы их не употребляем. Я намерен в ближайшее время компьютеризировать все наши документы. Тогда нам даже картотека будет не нужна. — У него загорелись глаза. — Кассеты, Эдуард. Пленки. Эффективно, и обеспечивает полную тайну. Я только на днях наводил справки. Оказывается, можно применять код. Очень изящно. Естественно, предварительные расходы очень велики и…
— А ключ от него есть? — перебил Эдуард, которому не хотелось слушать лекцию о последних достижениях современной техники.
Лицо Смит-Кемпа приняло слегка обиженное выражение.
— О да. Он хранился в соответствующей ячейке. Когда был обнаружен ящик, искать ключ не пришлось.
Он положил ключ на стол. Эдуард встал.
— Вряд ли тут может быть что-то хоть сколько-нибудь важное, — сказал он. — Не огорчайтесь. Любого нужного документа я бы хватился много лет назад.
— Возьмете его с собой? — Смит-Кемп посмотрел на ящик с отвращением.
— Пожалуй. Раз уж я здесь, то почему бы и нет?
Смит-Кемп проводил его до лифта. На улице Эдуард направился к своей машине, помахивая ящиком, который держал за металлическую ручку. Солнце сияло, и у него поднялось настроение — по Бери-Корт через Сент-Мэри-Экс и по Хаундсдитчу — старинные названия улиц Сити ему всегда нравились.
Он взглянул на часы и взвесил, заезжать ли на Итон-сквер за справочниками — их можно выписать без всякого труда, но крюк был невелик, и он решил, что заедет.
По Лондону ему пришлось ехать медленно — заторы были везде, куда бы он ни сворачивал, и в нем нарастала досада. Раза два он скашивал глаза на ящик, жалея, что тот отыскался. Из-за него он вспомнил о Жан-Поле, из-за него он вспомнил Алжир.
Эдуард вставил кассету в стереомагнитофон на передней панели. Бетховенские пьесы для фортепьяно «Семь багателей». Эта музыка, которую он так часто слушал прежде, когда был далеко не таким счастливым, как сейчас, успокоила его, как всегда. Он забыл о ящике и слушал рассыпающиеся звуки, плавный переход к каденции.
Он проехал Мэлл и сворачивал на Конститьюшн-хилл, так что Грин-парк был от него справа, когда внезапно увидел ее. Сзади никого не было, и он затормозил так резко, что машина пошла юзом, но он, не отрываясь, следил за темной фигурой на противоположном тротуаре — за женщиной, которая как раз вошла в парк. Полина Симонеску — он был почти уверен: маленькая старушка, вся в черном… и что-то в ее походке, во властном повороте головы… Он выскочил из машины и побежал через улицу, лавируя между автомобилями. Не может быть! Но почему не может? Из Парижа она уехала. Так почему бы не сюда? И живет здесь. Нет никаких причин считать, что она умерла.
Он вбежал в парк, нетерпеливо выглядывая фигурку в черном. Ему хотелось рассказать ей, что произошло с ним, каким оказалось будущее, которое, по ее словам, она увидела в раскинутых картах. Ему хотелось поговорить с ней, удостовериться, что она жива, что у нее все хорошо…
Он остановился. В нескольких шагах от входа аллея разветвлялась. Он никого не увидел и побежал к месту разветвления, поглядел налево, посмотрел направо. С этого места обе дорожки просматривались далеко. Старушки — была ли она Полиной Симонеску или нет — нигде видно не было.
Эдуард в недоумении нахмурился — как он мог упустить ее? Потом, разочарованно пожав плечами, пошел обратно. Пока он перебегал улицу — вот тогда он ее и потерял.
У ворот парка он остановился и обернулся в последний раз. Солнце жгло ему голову, древесные листья шептались и трепетали. Городской шум на мгновение словно замер, и по воздуху, насыщенному выхлопными газами, разлилась тишина.
Эдуард заехал на Итон-сквер и забрал справочники. Когда он уже повернулся, чтобы уйти, его взгляд скользнул по черному ящику, который он оставил на письменном столе. Эдуард нащупал в кармане маленький ключ.
Подчиняясь внезапному порыву, он закрыл дверь, вернулся к столу, взял ящик и открыл его.
Внутри лежал единственный пухлый конверт. Он был обвязан шнурком и запечатан сургучом. На конверте тем же каллиграфическим почерком было написано чернилами, побуревшими от времени: «Миссис Вайолет Крейг, до брака Фортескью».
Под конвертом лежала фотография, которой содержимое ящика исчерпывалось. Кабинетный портрет. С фотографии на Эдуарда смотрело лицо молодой женщины — давно им забытое лицо, которого он не видел, о котором он не вспоминал более тридцати лет. Лицо прирожденной жертвы. На ней была кокетливая шляпка. Ее лицо улыбалось…
— Спрятать ничего нельзя. В конце концов все выплывает на поверхность.
Тэд, казалось, черпал из этого факта большое удовлетворение. Откинувшись на чехол с узором из цветов, он улыбался и выжидающе посматривал на Элен.
— Он тебе не рассказывал, верно? — негромко сказал Тэд. — Ничего не говорил тебе про «Партекс» и «Сферу», про деньги, финансировавшие наши картины, про Саймона Шера? Да, ничего. Я так и знал.
Элен в нерешительности молчала. У нее было большое искушение солгать, сказать, что, разумеется, Эдуард ей все рассказал. Давным-давно. Однако вряд ли у нее хватит выдержки, и Тэд сразу поймет, что она говорит неправду. И Элен отвела глаза.
— Нет, — сказала она, наконец. — Нет. Эдуард мне не говорил.
Тэд промолчал и продолжал смотреть на нее так, словно считал, что в этот момент никакие его слова не повредят Эдуарду так сильно, как ее собственные чувства. Элен ощущала его злорадство, его торжество и напряжение его воли. Воля эта точно засасывала ее через разделяющее их пространство — засасывала куда-то, где властвовал Тэд. Ей нужны были силы, чтобы сопротивляться, а в эту минуту она ощущала себя совсем слабой, потому что его разоблачения ошеломили ее. Все эти годы — и Эдуард ничего не сказал! Молчание это казалось ей необъяснимым. Так долго хранить в секрете от нее то, что так близко касалось их обоих… Он ей не доверял? Как он мог так лгать?
Она так неколебимо верила Эдуарду, так твердо знала, что между ними нет и не может быть лжи, что такое открытие больно ее ранило, И испугало. Пока ее мысли метались, ища объяснения, стараясь понять, распахнулись десятки дверей других подозрений. Если он обманул ее тут, где еще была ложь?
Отгоняя эти мысли, презирая себя за них, она медленно повернулась к Тэду и пристально посмотрела на него. Какие у нее основания доверять ему?
— Как ты узнал? — спросила она холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Эдуард улыбнулся.
— Даже не помню, когда я в последний раз видел такой. Мне казалось, они давно вымерли.
— Полагаю, в свое время они были полезны. — Смит-Кемп брезгливо оглядел ящик. — Теперь, разумеется, мы их не употребляем. Я намерен в ближайшее время компьютеризировать все наши документы. Тогда нам даже картотека будет не нужна. — У него загорелись глаза. — Кассеты, Эдуард. Пленки. Эффективно, и обеспечивает полную тайну. Я только на днях наводил справки. Оказывается, можно применять код. Очень изящно. Естественно, предварительные расходы очень велики и…
— А ключ от него есть? — перебил Эдуард, которому не хотелось слушать лекцию о последних достижениях современной техники.
Лицо Смит-Кемпа приняло слегка обиженное выражение.
— О да. Он хранился в соответствующей ячейке. Когда был обнаружен ящик, искать ключ не пришлось.
Он положил ключ на стол. Эдуард встал.
— Вряд ли тут может быть что-то хоть сколько-нибудь важное, — сказал он. — Не огорчайтесь. Любого нужного документа я бы хватился много лет назад.
— Возьмете его с собой? — Смит-Кемп посмотрел на ящик с отвращением.
— Пожалуй. Раз уж я здесь, то почему бы и нет?
Смит-Кемп проводил его до лифта. На улице Эдуард направился к своей машине, помахивая ящиком, который держал за металлическую ручку. Солнце сияло, и у него поднялось настроение — по Бери-Корт через Сент-Мэри-Экс и по Хаундсдитчу — старинные названия улиц Сити ему всегда нравились.
Он взглянул на часы и взвесил, заезжать ли на Итон-сквер за справочниками — их можно выписать без всякого труда, но крюк был невелик, и он решил, что заедет.
По Лондону ему пришлось ехать медленно — заторы были везде, куда бы он ни сворачивал, и в нем нарастала досада. Раза два он скашивал глаза на ящик, жалея, что тот отыскался. Из-за него он вспомнил о Жан-Поле, из-за него он вспомнил Алжир.
Эдуард вставил кассету в стереомагнитофон на передней панели. Бетховенские пьесы для фортепьяно «Семь багателей». Эта музыка, которую он так часто слушал прежде, когда был далеко не таким счастливым, как сейчас, успокоила его, как всегда. Он забыл о ящике и слушал рассыпающиеся звуки, плавный переход к каденции.
Он проехал Мэлл и сворачивал на Конститьюшн-хилл, так что Грин-парк был от него справа, когда внезапно увидел ее. Сзади никого не было, и он затормозил так резко, что машина пошла юзом, но он, не отрываясь, следил за темной фигурой на противоположном тротуаре — за женщиной, которая как раз вошла в парк. Полина Симонеску — он был почти уверен: маленькая старушка, вся в черном… и что-то в ее походке, во властном повороте головы… Он выскочил из машины и побежал через улицу, лавируя между автомобилями. Не может быть! Но почему не может? Из Парижа она уехала. Так почему бы не сюда? И живет здесь. Нет никаких причин считать, что она умерла.
Он вбежал в парк, нетерпеливо выглядывая фигурку в черном. Ему хотелось рассказать ей, что произошло с ним, каким оказалось будущее, которое, по ее словам, она увидела в раскинутых картах. Ему хотелось поговорить с ней, удостовериться, что она жива, что у нее все хорошо…
Он остановился. В нескольких шагах от входа аллея разветвлялась. Он никого не увидел и побежал к месту разветвления, поглядел налево, посмотрел направо. С этого места обе дорожки просматривались далеко. Старушки — была ли она Полиной Симонеску или нет — нигде видно не было.
Эдуард в недоумении нахмурился — как он мог упустить ее? Потом, разочарованно пожав плечами, пошел обратно. Пока он перебегал улицу — вот тогда он ее и потерял.
У ворот парка он остановился и обернулся в последний раз. Солнце жгло ему голову, древесные листья шептались и трепетали. Городской шум на мгновение словно замер, и по воздуху, насыщенному выхлопными газами, разлилась тишина.
Эдуард заехал на Итон-сквер и забрал справочники. Когда он уже повернулся, чтобы уйти, его взгляд скользнул по черному ящику, который он оставил на письменном столе. Эдуард нащупал в кармане маленький ключ.
Подчиняясь внезапному порыву, он закрыл дверь, вернулся к столу, взял ящик и открыл его.
Внутри лежал единственный пухлый конверт. Он был обвязан шнурком и запечатан сургучом. На конверте тем же каллиграфическим почерком было написано чернилами, побуревшими от времени: «Миссис Вайолет Крейг, до брака Фортескью».
Под конвертом лежала фотография, которой содержимое ящика исчерпывалось. Кабинетный портрет. С фотографии на Эдуарда смотрело лицо молодой женщины — давно им забытое лицо, которого он не видел, о котором он не вспоминал более тридцати лет. Лицо прирожденной жертвы. На ней была кокетливая шляпка. Ее лицо улыбалось…
— Спрятать ничего нельзя. В конце концов все выплывает на поверхность.
Тэд, казалось, черпал из этого факта большое удовлетворение. Откинувшись на чехол с узором из цветов, он улыбался и выжидающе посматривал на Элен.
— Он тебе не рассказывал, верно? — негромко сказал Тэд. — Ничего не говорил тебе про «Партекс» и «Сферу», про деньги, финансировавшие наши картины, про Саймона Шера? Да, ничего. Я так и знал.
Элен в нерешительности молчала. У нее было большое искушение солгать, сказать, что, разумеется, Эдуард ей все рассказал. Давным-давно. Однако вряд ли у нее хватит выдержки, и Тэд сразу поймет, что она говорит неправду. И Элен отвела глаза.
— Нет, — сказала она, наконец. — Нет. Эдуард мне не говорил.
Тэд промолчал и продолжал смотреть на нее так, словно считал, что в этот момент никакие его слова не повредят Эдуарду так сильно, как ее собственные чувства. Элен ощущала его злорадство, его торжество и напряжение его воли. Воля эта точно засасывала ее через разделяющее их пространство — засасывала куда-то, где властвовал Тэд. Ей нужны были силы, чтобы сопротивляться, а в эту минуту она ощущала себя совсем слабой, потому что его разоблачения ошеломили ее. Все эти годы — и Эдуард ничего не сказал! Молчание это казалось ей необъяснимым. Так долго хранить в секрете от нее то, что так близко касалось их обоих… Он ей не доверял? Как он мог так лгать?
Она так неколебимо верила Эдуарду, так твердо знала, что между ними нет и не может быть лжи, что такое открытие больно ее ранило, И испугало. Пока ее мысли метались, ища объяснения, стараясь понять, распахнулись десятки дверей других подозрений. Если он обманул ее тут, где еще была ложь?
Отгоняя эти мысли, презирая себя за них, она медленно повернулась к Тэду и пристально посмотрела на него. Какие у нее основания доверять ему?
— Как ты узнал? — спросила она холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80