В иные времена и при иных обстоятельствах их любовь окрепла бы. Инга с улыбкой смотрела на трех малышей – Джэсмин, Руфь и Азу. За ними будущее; только время и Господь Бог знают, что из них получится. «Что-нибудь да получится, – подумала она. – Об этом-то я как раз могу не беспокоиться. Это у них в генах».
Слезы выступили у нее на глазах, когда мысли снова вернулись к Сенде: жаль, что она не может присоединиться к празднику и ощутить на себе эту любовь. Впрочем, ее дух, может быть, невидимо витает где-то здесь. Инга очень надеялась на то, что это так и есть.
– Инга! – Дэлия склонилась над ней. – Ты, случайно, не плачешь?
Инга подняла голову, и ее васильковые глаза заблестели.
– Ты меня слишком хорошо знаешь, Дэлия, чтобы задавать такие вопросы, – возмущенно сказала она.
Дэлия с чувством поцеловала ее в щеку.
– Солнце уже садится, мы тут собрались немного погулять по пляжу. Ну? – Она ждала ответа. – Ты идешь или нет?
– Минутку, минутку, – забормотала Инга, отворачиваясь и жалея о том, что не может остаться одна и вытереть слезы незаметно для всех.
Ота осталась в доме, чтобы зажечь свечи на именинном пироге к их возвращению, а остальные босиком побрели по пляжу, стараясь не спешить, чтобы Инга, Шмария и пожилая чета Аль-Амиров смогли поспевать за ними. Впереди бежал Хэппи, пес Инги, который время от времени с лаем плескался в воде или грыз выброшенные на берег куски дерева. В море виднелась огромная яхта, удалявшаяся навстречу золотисто-красному закату. Сисси говорила что-то Руфи и показывала на нее пальцем, а в это время малыш Аза тянул ее за юбку, требуя внимания к себе.
От этой сцены у Инги стало тепло на душе. Она напоминала произведение живописи, выполненное в мягкой манере, – картину, изображавшую мать и ее детей. Загорелая Сисси была в стиле раннего Пикассо. Ее темно-коричневая кожа свидетельствовала о многих часах, проведенных под палящим солнцем на археологических раскопках. В своей работе по поиску ископаемых древностей она была близка к международному признанию – недавно ей удалось обнаружить остатки доселе неизвестного древнего поселения в Самарии.
Инга перевела взгляд на Ари. За последние три года муж Сисси стал солиднее – он уже не тот худой подвижный израильтянин, что раньше, по-прежнему очень красив. Это был уже не юноша, а взрослый мужчина, знающий себе цену. Он упорно делал себе карьеру в израильском парламенте.
Впереди шагали Дэлия и Наджиб. Его рука обвивала ее шею, а Дэлия обнимала его за талию, их босые ноги поднимали соленые пенистые брызги. Другой рукой Наджиб поддерживал Джэсмин, сидевшую у него на плечах, держась за его волосы. Инга с удовлетворением кивнула: Дэлия и Наджиб хорошо подходят друг другу. Для того чтобы карьера каждого из них и связанное с этим долгое отсутствие не мешали их семейным отношениям, они сделали умную вещь – поселились в Лондоне на два месяца – то есть на срок съемки натурных сцен в ее последнем фильме. Это был брак ответственных, любящих и уважающих друг друга людей.
В небесах отражались разливы расплавленного золота, качавшиеся на зеленых волнах. Кружевные пенистые гребешки завивались, мчались вперед и исчезали, ударяясь о пологий берег с глубоким вздохом. Инга кивнула собственным мыслям. «Вот так и в жизни, – подумала она. – Все мы – волны. Мы появляемся там, далеко, за горизонтом, а затем движемся по жизни сами по себе».
Слыша обрывки доносившихся до нее разговоров и крики чаек над головой, она улыбалась. На мгновение времена смешались, и прошлое встало рядом с настоящим. Эти дюны вполне могут быть снежными сугробами, за которыми прячутся сказочные дворцы. Пески… снега… океаны и границы… все на свете одно и то же.
Странно, что ей понадобилось столько лет, чтобы убедиться в этом.
Отдельные эпизоды прошлого начали постепенно подергиваться дымкой и уже меньше волновали ее, чем тогда, в те времена, когда все это было реальностью. Воспоминания. Они буквально роились в ее мозгу. Шмария – такой молодой и необузданный; Сенда, попавшаяся в сети, расставленные князем Вацлавом, поставленная перед выбором: спасти Шмарию и потерять его или дать ему погибнуть и все равно потерять его. Пожертвовавшая своими корнями и своей религией ради сцены. Затем – Женева… Нью-Йорк… Голливуд. Головокружительный успех Тамары, трагическая потеря Луиса и, наконец, счастливое возвращение к своим корням и в лоно своей религии – ко всему тому, чем пожертвовала ее мать. И вот теперь Дэлия – такая непоколебимая в своих убеждениях и, одновременно, готовая нарушить все правила и пересечь все границы, для того чтобы выйти за человека, которого любит. Инга покачала головой. Прошло столько лет, и воспоминания больше не отзывались болью: время и редкие моменты счастья приглушили их.
Жизнь продолжалась.
Новые поколения волн совершали свой путь к берегу.
– С днем рождения тебя, дорогая Инга.
Свет в кухне погас и Ота гордо внесла торт, на котором трепетало пламя девяноста тоненьких свечей. И снова времена смешались в воображении Инги. Этот торт похож на одну из люстр в княжеском дворце, подумалось ей. Целые коридоры были увешаны такими, похожими на перевернутые ярусные торты, люстрами…
Голос Тамары прервал ее воспоминания.
– Ты будешь задувать свечи? Инга сурово посмотрела на нее.
– Тамара, дай мне посмотреть, как они горят, ладно? Как ты думаешь, сколько раз мне еще придется смотреть на именинный торт? – Она расплылась в улыбке и под громкие крики и аплодисменты нагнулась над тортом и стала задувать свечи. В этом ей помогали все, кроме Дэлии.
Свечки было погасли, однако через мгновение вспыхнули вновь, разгоревшись ярче прежнего. Дэлия прикрыла рот ладонью, стараясь подавить вырвавшийся у нее смешок.
В смущении все придвинулись поближе к торту и стали дуть. Свечи погасли. А затем весело разгорелись опять.
Дэлия так хохотала, что даже прослезилась.
Остальные стали дуть в третий раз, и к этому времени они уже все прямо-таки выли от смеха. Прошло целых пять минут, пока бурное веселье поутихло.
Когда смех умолк, перешли к шампанскому. «Дом Периньон» было разлито по высоким бокалам и вручено каждому персонально – настоящий ритуал. Правда, пожилая чета Аль-Амиров, будучи строгими последователями мусульманских обычаев, получила бокалы с яблочным соком и минеральной водой.
Наджиб отодвинул стул, встал и поднял бокал.
– Я хочу предложить тост, – объявил он и обратил взгляд на Ингу, которая попыталась скрыть удовольствие, строго посмотрев на него, – за эту замечательную женщину, приемную бабушку и благодетельницу нашего семейства, не будь которой, мы бы не собрались сегодня за этим столом… – Он еще выше поднял бокал. – За Ингу Мейер, самого замечательного человека среди нас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Слезы выступили у нее на глазах, когда мысли снова вернулись к Сенде: жаль, что она не может присоединиться к празднику и ощутить на себе эту любовь. Впрочем, ее дух, может быть, невидимо витает где-то здесь. Инга очень надеялась на то, что это так и есть.
– Инга! – Дэлия склонилась над ней. – Ты, случайно, не плачешь?
Инга подняла голову, и ее васильковые глаза заблестели.
– Ты меня слишком хорошо знаешь, Дэлия, чтобы задавать такие вопросы, – возмущенно сказала она.
Дэлия с чувством поцеловала ее в щеку.
– Солнце уже садится, мы тут собрались немного погулять по пляжу. Ну? – Она ждала ответа. – Ты идешь или нет?
– Минутку, минутку, – забормотала Инга, отворачиваясь и жалея о том, что не может остаться одна и вытереть слезы незаметно для всех.
Ота осталась в доме, чтобы зажечь свечи на именинном пироге к их возвращению, а остальные босиком побрели по пляжу, стараясь не спешить, чтобы Инга, Шмария и пожилая чета Аль-Амиров смогли поспевать за ними. Впереди бежал Хэппи, пес Инги, который время от времени с лаем плескался в воде или грыз выброшенные на берег куски дерева. В море виднелась огромная яхта, удалявшаяся навстречу золотисто-красному закату. Сисси говорила что-то Руфи и показывала на нее пальцем, а в это время малыш Аза тянул ее за юбку, требуя внимания к себе.
От этой сцены у Инги стало тепло на душе. Она напоминала произведение живописи, выполненное в мягкой манере, – картину, изображавшую мать и ее детей. Загорелая Сисси была в стиле раннего Пикассо. Ее темно-коричневая кожа свидетельствовала о многих часах, проведенных под палящим солнцем на археологических раскопках. В своей работе по поиску ископаемых древностей она была близка к международному признанию – недавно ей удалось обнаружить остатки доселе неизвестного древнего поселения в Самарии.
Инга перевела взгляд на Ари. За последние три года муж Сисси стал солиднее – он уже не тот худой подвижный израильтянин, что раньше, по-прежнему очень красив. Это был уже не юноша, а взрослый мужчина, знающий себе цену. Он упорно делал себе карьеру в израильском парламенте.
Впереди шагали Дэлия и Наджиб. Его рука обвивала ее шею, а Дэлия обнимала его за талию, их босые ноги поднимали соленые пенистые брызги. Другой рукой Наджиб поддерживал Джэсмин, сидевшую у него на плечах, держась за его волосы. Инга с удовлетворением кивнула: Дэлия и Наджиб хорошо подходят друг другу. Для того чтобы карьера каждого из них и связанное с этим долгое отсутствие не мешали их семейным отношениям, они сделали умную вещь – поселились в Лондоне на два месяца – то есть на срок съемки натурных сцен в ее последнем фильме. Это был брак ответственных, любящих и уважающих друг друга людей.
В небесах отражались разливы расплавленного золота, качавшиеся на зеленых волнах. Кружевные пенистые гребешки завивались, мчались вперед и исчезали, ударяясь о пологий берег с глубоким вздохом. Инга кивнула собственным мыслям. «Вот так и в жизни, – подумала она. – Все мы – волны. Мы появляемся там, далеко, за горизонтом, а затем движемся по жизни сами по себе».
Слыша обрывки доносившихся до нее разговоров и крики чаек над головой, она улыбалась. На мгновение времена смешались, и прошлое встало рядом с настоящим. Эти дюны вполне могут быть снежными сугробами, за которыми прячутся сказочные дворцы. Пески… снега… океаны и границы… все на свете одно и то же.
Странно, что ей понадобилось столько лет, чтобы убедиться в этом.
Отдельные эпизоды прошлого начали постепенно подергиваться дымкой и уже меньше волновали ее, чем тогда, в те времена, когда все это было реальностью. Воспоминания. Они буквально роились в ее мозгу. Шмария – такой молодой и необузданный; Сенда, попавшаяся в сети, расставленные князем Вацлавом, поставленная перед выбором: спасти Шмарию и потерять его или дать ему погибнуть и все равно потерять его. Пожертвовавшая своими корнями и своей религией ради сцены. Затем – Женева… Нью-Йорк… Голливуд. Головокружительный успех Тамары, трагическая потеря Луиса и, наконец, счастливое возвращение к своим корням и в лоно своей религии – ко всему тому, чем пожертвовала ее мать. И вот теперь Дэлия – такая непоколебимая в своих убеждениях и, одновременно, готовая нарушить все правила и пересечь все границы, для того чтобы выйти за человека, которого любит. Инга покачала головой. Прошло столько лет, и воспоминания больше не отзывались болью: время и редкие моменты счастья приглушили их.
Жизнь продолжалась.
Новые поколения волн совершали свой путь к берегу.
– С днем рождения тебя, дорогая Инга.
Свет в кухне погас и Ота гордо внесла торт, на котором трепетало пламя девяноста тоненьких свечей. И снова времена смешались в воображении Инги. Этот торт похож на одну из люстр в княжеском дворце, подумалось ей. Целые коридоры были увешаны такими, похожими на перевернутые ярусные торты, люстрами…
Голос Тамары прервал ее воспоминания.
– Ты будешь задувать свечи? Инга сурово посмотрела на нее.
– Тамара, дай мне посмотреть, как они горят, ладно? Как ты думаешь, сколько раз мне еще придется смотреть на именинный торт? – Она расплылась в улыбке и под громкие крики и аплодисменты нагнулась над тортом и стала задувать свечи. В этом ей помогали все, кроме Дэлии.
Свечки было погасли, однако через мгновение вспыхнули вновь, разгоревшись ярче прежнего. Дэлия прикрыла рот ладонью, стараясь подавить вырвавшийся у нее смешок.
В смущении все придвинулись поближе к торту и стали дуть. Свечи погасли. А затем весело разгорелись опять.
Дэлия так хохотала, что даже прослезилась.
Остальные стали дуть в третий раз, и к этому времени они уже все прямо-таки выли от смеха. Прошло целых пять минут, пока бурное веселье поутихло.
Когда смех умолк, перешли к шампанскому. «Дом Периньон» было разлито по высоким бокалам и вручено каждому персонально – настоящий ритуал. Правда, пожилая чета Аль-Амиров, будучи строгими последователями мусульманских обычаев, получила бокалы с яблочным соком и минеральной водой.
Наджиб отодвинул стул, встал и поднял бокал.
– Я хочу предложить тост, – объявил он и обратил взгляд на Ингу, которая попыталась скрыть удовольствие, строго посмотрев на него, – за эту замечательную женщину, приемную бабушку и благодетельницу нашего семейства, не будь которой, мы бы не собрались сегодня за этим столом… – Он еще выше поднял бокал. – За Ингу Мейер, самого замечательного человека среди нас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115