Ужин начинался. Бесчисленные маленькие столики были уже заняты. Центральный стол блистал под люстрой искусственным огнем серебра и разноцветных хрустальных ваз, наполненных цветами, увядавшими под теплым дыханием ночи. Появился принц д'Асполи в костюме великого инквизитора, неся большой сверток пергамента, припечатанный гербами «Совета Десяти». За ними шли Фоскарини и Барбариджо; Фаскарини держал корону, а Барбариджо — морскую вогнутую раковину резного перламутра, символизировавшую мистическое обручение леди Уайнхем с Адриатикой. Голубоватый свет освещал высокий трон со ступеньками, усыпанными черным ирисом и белыми розами. На троне сидела Диана, против нее стоял принц в красном шелковом одеянии между коленопреклоненных пажей. Д'Асполи прочел юмористическую формулу посвящения на трех языках, прерываемую радостными криками «браво» и «виват». Шум покрывал завывания молодых американцев под управлением Джимми; они одновременно выкрикивали «ра-ра», вынесенное из колледжа Роттенбрайна и свистели с силой пришедших в экстаз грузчиков. Джаз-банд наигрывал национальные гимны в ритме фокстротов и шимми. Вокруг стола заволновались. Коломбины и Кармен, Арлекины и Миньоны, стоявшие на стульях, спустились на паркет. Прежде чем был подан замороженный бульон, великий инквизитор взобрался на стол и громко объявил:
— Господа и дамы, мы сейчас посвятим в догарессы наипрекраснейшую из очаровательных дам, леди Уайнхем, представительницу шотландской грации на берегах Адриатики. Мы ждем от нее только одного: чтобы она указала дожа, который разделит с ней в эту ночь скипетр ее всемогущества, под звуки музыки и песен. Лягушки из известной басни требовали короля, гости догарессы требуют дожа. Со всех сторон завыли;
— Дожа! Дожа!.. Да!.. Так!.. Ура… ура… Тогда леди Диана, слегка побледнев, поднялась и заявила:
— Я исполню ваше желание, дорогие друзья, за десертом и дам жемчужине лагуны достойного преемника владельцев Дворца Дожей… За десертом, только за десертом!..
Ей хотелось оттянуть время. Некоторые протестовали, другие согласились. Появление лакеев с блюдами успокоило гостей, и ужин начался.
Леди Диана, сидя между принцем д'Асполи и красавцем Фоскари, ела очень мало. Несмотря на поздний час, она все еще ждала появления того, кого ей хотелось короновать дожем перед изумленной Венецией; этот сюрприз, который должен был вызвать сенсацию, был в ее вкусе. Эта женщина, которая когда-то на благотворительном вечере, полуобнаженная, танцевала в ритме языческой музыки, чтобы разжечь gentry, находила теперь какое-то особое наслаждение в том, чтобы вызвать шум, объявив имя своего избранника.
Но придет ли Ручини? Налево от Дианы сидел византийский император; Диана украдкой посмотрела на его браслет с часами и увидела, что было без четверти час. Ее горло сжалось, и она не в состоянии была притронуться к подаваемым блюдам. Десерт тянулся бесконечно долго, и каждая проходящая минута приближала ее к жестокому разочарованию. Она не верила больше в появление Ручини на балу. А все-таки? Разве нельзя было ожидать всего от этого таинственного человека?
За мороженым у Дианы хватило храбрости объявить гостям, что она все еще не сделала выбора, и, так как ей хочется продлить эффект сюрприза, она изберет дожа только в два часа ночи. Снова протестовали, шутили, комментарии терялись в шуме разговоров. Два репортера приблизились к леди Диане, дружески шепча ей на ухо, что она затягивает посылку отчета о вечере. Леди Диана оставалась непреклонной, не считаясь даже с требованиями информации.
Оркестры сразу грянули, заглушая шум звуками «уанстепа». Все поднялись из-за стола, чтобы снова приняться за танцы. Леди Диана, окруженная Джимми и его молодыми друзьями, нервно улыбалась их избитым остротам. Вдруг появился Эдвард и почтительно кивнул ей головой. Она поспешила к нему, и они отошли в более спокойный угол, где он подал ей на подносе голубой конверт с надписью в левой углу:
«лично».
— Миледи извинит меня за беспокойство. Этот конверт только что принесли, и я полагал, что хорошо сделаю…
— Давайте скорее.
С бьющимся сердцем леди Диана направилась к себе, распечатала конверт и прочла следующие строчки:
«Сударыня!
Я знаю, что вы ждете сегодня на бал графа Ручини. К сожалению, должен сообщить вам, что он не сможет присутствовать. В случае, если бы вы пожелали узнать причину его отсутствия, потрудитесь покинуть на полчаса ваших гостей и последовать за подателем этого письма.
Уважающий вас…»
Подпись была неразборчива. Леди Диана перечитала два раза. Письмо было написано на прекрасном английском языке, но почерк был не англичанина. Странный, правильный почерк, тонкий, острый, напоминающий вычурные рукописи XV столетия. Как бы там ни было, леди Диана не колебалась. Она позвала Эмму, закуталась в черный плащ и последовала за подателем письма, который оказался механиком «Беатриче». Не говоря ни слова, он помог Диане спуститься в лодку, которую направил сквозь строй причаленных гондол, и поплыл по направлению к улице Святого Луки. Через несколько минут они были у дома Саккарди. Леди Диана узнала его по описанию Джимми.
— Куда вы меня ведете? — спросила леди Диана.
— Я ничего не знаю, синьора, — ответил механик, представлявший собой образчик скромности.
Он помог своей пассажирке подняться по лестнице без перил, обвивавшей фасад черного дома, и позвонил. Маленькая старушка открыла дверь и, не проявляя ни малейшего удивления, попросила леди Диану подняться этажом выше. Остановившись в темном коридоре, она постучала в дверь.
— Войдите, — ответили оттуда.
Старушка открыла дверь, и леди Диана вошла. В комнате находился мужчина в черной сутане, с продолговатым загорелым лицом, с синим выбритым подбородком, с неестественно блестящими глазами под густыми ресницами. Он поднялся и грациозно поклонился. Это был высокий мужчина, с благородной осанкой, величественный, несмотря на свою худобу. На его левой руке, тонкой и хрупкой руке прелата, блестел аметистовый перстень. Патер спросил:
— Я имею честь говорить с леди Уайнхем?
— Да, сударь!.. Кто вы такой?
Человек в черном предложил своей гостье соломенный стул и, важно стоя перед ней, как черная тень, подавляя ее своей величиной, представился:
— Антонио де Сала, монах ордена иезуитов.
Глава 7
Комната патера де Сала в доме Саккарди была еще банальнее, чем остальные. На пустом комоде черного полированного дерева возвышалось серебряное распятие на пьедестале из черного дерева, меж двух пустых канделябров. Единственная лампа, спускавшаяся с потолка, безжалостно освещала холодную и неприветливую комнату.
Синие глаза леди Дианы впились в черные зрачки иезуита, и она решительно заговорила первая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44