— Головастики?
— Ты забыла биологию? Женские яйцеклетки… мужские…
— Уайет Ремингтон! — вспыхнула она.
— Это неотъемлемая часть любви, — объяснил он. — И мы же не имели возможности испробовать ее по-настоящему. Я люблю тебя, Таллула, и…
— Головастики, — тупо повторила Таллула, прижимая руку к животу.
Закрыв глаза, она увидела стайку рыбок, направляющихся к теплому темному логову…
Уайет надавил на задергавшуюся под чьими-то ударами дверь. Послышался голос Перл:
— Уайет-Себастьян, это ты?
— Уходи, сестричка, — отрезал он. — Я ухаживаю за своей возлюбленной в единственном закутке дома, который вы нам оставили. Как я жду того часа, когда вы уедете отсюда!
За дверью зазвучал женский смех, и Таллула пылающим лицом уткнулась в шею Уайету.
— Неудобно как, — пробормотала она, а он, проведя рукой по ее спине, поцеловал ее в лоб.
— Ты разрешаешь мне сбегать в кафе и попросить Норма испечь вишневый пирог с маринованным укропом? — соблазнительно улыбнулся Уайет. — Если ты запрешь дверь своей спальни, я заберусь в окно по дереву и доставлю тебе десерт.
Отпрянув от него, Таллула зажгла в кладовке свет. Уайет был распален до предела. Сняв с его плеча розовый шелковый платок, Таллула повязала его на шею Уайету и расправила концы на груди.
— Не могу поверить, что мы вот так стоим в кладовке и целуемся. Да еще разговариваем при этом о голо… о биологических основах зачатия.
— Привыкай, — покровительственным тоном произнес Уайет, выводя ее из кладовки с видом провинциального эсквайра, прогуливающегося с невестой. Грациозным движением он закинул конец платка на плечо.
Сестры ждали их затаив дыхание, со слезами на глазах.
— Братишка-то наш взрослеет, — заметила Джейд, рассматривая розовый платок. — Рот до ушей, прямо крокодил, готовый слопать бедную девочку.
— Он очень мил, Джейд, не приставай к нему, — мягко возразила Дора Белль.
— Братишка, утром мы уезжаем. Но еще до того, как выпадет первый снег, мы вернемся, чтобы снова проведать вас, — весело прощебетала Руби Мей, и сестры, обступив Таллулу, принялись тискать ее.
— Хвала Господу, — пробормотал Уайет и удалился.
Через несколько минут он попросил Таллулу выйти на крыльцо, чтобы перемолвиться парой слов. Там он преподнес ей вишневый пирог с маринованным укропом и получил в благодарность сладкий страстный поцелуй.
— Как только мои родственнички уедут, мне захочется чего-либо посущественнее. Боюсь, я просто жутко изголодался по тебе, любимая, — прошептал Уайет, прижимая Таллулу к себе.
— Меренги получились какие-то пресные, — недовольно заявила на следующее утро Таллула.
Положив Уайету второй кусок пирога с черникой, она вдруг тихо всхлипнула, не обращая внимания на любопытные взгляды посетителей кафе.
— Лук, — объяснила она, вытирая глаза.
Уайет оторвался от размышлений о том, как хорошо будет обнимать их ребенка, нянчить его и просыпаться в три утра для кормления. Взглянув на полнеющую грудь Таллулы, обтянутую футболкой, он решил, что ей наверняка тоже придется просыпаться.
Он боялся за Таллулу. Страх зародился в то мгновение, когда сегодня утром машина с сестрами отъехала от дома. Таллула, сонно зевнув, смахнула с глаз слезы, затем расплакалась. И теперь у нее всегда глаза на мокром месте.
Уайет осторожно привлек Таллулу к себе, и она проплакала минут пять. Затем, всхлипнув, вдруг оттолкнула его.
— Молчи. Мне понравились твои родственники, хотя сам ты просто негодяй. Удивительно, почему сестры так любят тебя. Ты прекрасно понимаешь: сейчас у меня эмоциональный срыв — наверное, критический возраст… В моем доме кипела ключом жизнь, а теперь стало так тихо… Ты выгнал их в семь утра!
Ее глаза сверкнули за забрызганными стеклами. Таллула поправила очки.
— И твой дурацкий взгляд, мол, «все о'кей», меня просто бесит. Ты прибрал к своим рукам кафе, и постоянные клиенты теперь требуют двойные чизбургеры. Ты повсюду все перечинил, и мне не нравится, что везде все в порядке. Иногда я не могу заснуть, а порой сплю как убитая. И все из-за тебя, — мрачно закончила она и вышла из дома, хлопнув дверью перед носом Уайета.
Но не успел он провести рукой по волосам, как Таллула вновь открыла дверь и бросилась в его объятия. После чего сразу же зевнула, упав головой к нему на плечо.
— Я устала.
Уайет отнес ее наверх, в спальню. Таллула сразу же заснула. Он лег рядом с ней и скоро тоже заснул.
Через час Таллула проснулась и умчалась на работу, переживая, что совсем заспалась.
Уайет, не зная, как приноровиться к этой новой стороне любимой женщины, не сразу пошел в кафе. Осторожно заказав кофе и пирог, он сел в углу, стараясь ничем не вывести из себя Таллулу. Теперь перед ним всегда лежал вожделенный второй кусок пирога.
Разглядывая чернику, Уайет гадал, стоит ли ему выражать счастье и веселье, когда Таллула радом… или же лучше подождать и посмотреть, в какую сторону подует ветер.
Проходящий мимо Норм проворчал:
— Сделай же что-нибудь, Уайет. Таллула не находит себе места. Ты не чувствуешь запаха лука?
Но Таллула уже выходила из кафе с удочкой в руке.
— Вернусь после обеда, — беззаботно бросила она, проходя мимо Норма и Уайета. — Сейчас самый клев. Меня ждет моя крупная.
Уайет, взглянув на второй кусок пирога, решил, что Таллула важнее.
Он нашел ее на берегу речки. Усевшись на пень, он взял в рот травинку и тут же пригнулся, уклоняясь от просвистевшей мимо уха блесны.
Иметь ребенка, держать его на руках, кормить его и менять ему пеленки — что может быть прекраснее этого? Глядя, как Таллула отчаянно машет удочкой, сшибая сосновые шишки, Уайет думал, сколько он пропустил в жизни Фоллен. Мишель отняла у него дочь, когда у той еще не начали резаться зубки. Он не видел, как она сделала первый шаг, не слышал, как произнесла первое слово.
Уайет глубоко вздохнул. Его грудь сдавили муки прошлого и радость от сознания, что Таллула носит под сердцем новую жизнь.
Две женщины — и третья, Миракл, — тесно переплелись в его жизни, и Уайет понимал, что должен поступать очень осторожно. Потеря любой из этих женщин будет равносильна тому, что у него вырвут частицу сердца…
Уайет закрыл глаза, предаваясь размышлениям о Таллуле, об их ребенке…
Вдруг она обернулась, и все внутри у него оборвалось. Подобное он уже испытал много лет назад, незадолго до того, как мать Фоллен сбежала от него…
— Знаешь, Уайет… я все думаю о твоих словах насчет «головастиков». По-моему, их надо сдать на анализ. И если у меня какая-то странная и таинственная болезнь…
Уайет попытался сделать вдох, наполнить легкие воздухом, а Таллула, отвернувшись, снова продолжала борьбу с шишками и рогозом. Весь мир, наполненный пробивающимися сквозь листву лучами солнца, вдруг замер, точно дождевая капля, застывшая на острие меча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37