— взвыла я. — Он ведь не знает моего номера!
— Как?! — воскликнула Эмма. — Боже, до чего же ты безмозглая!
Мы кинулись к окну. Эмма, опередив меня, закричала что было мочи:
— Эй, вы, я не хотела вас обидеть! Я просто приревновала. У вас обалденная машина, а у моих мужиков даже мотоцикла нет! И за ночник я не сержусь!
Но Джереми то ли не слышал, то ли делал вид, что не слышит ее воплей. Через мгновение желтый «рено» скрылся за углом и пропал из моей жизни. Я была безутешна.
— Как ты могла? — только и спросила я, осуждающе глядя на бывшую лучшую подругу.
— Ничего страшного, — бойко прощебетала Эмма. — Он вернется, вот увидишь. Дом он твой теперь знает.
— Но ведь… — Я замялась. — Он без приглашения не сможет прийти! Это же неприлично.
— Сможет, если захочет, — отрезала Эмма.
— А вдруг не захочет? — простонала я. — Почему он номер моего телефона не попросил? О, Эмма, как ты могла быть такой бессердечной?
— Если он такой обидчивый, то ты мне еще потом спасибо скажешь, — рассудила Эмма, придирчиво осмотрев постель. Затем опустилась на четвереньки и принялась собирать осколки ночника.
— Это просто бессовестно с твоей стороны! — взвыла я и снова плюхнулась на ее кровать, обливаясь горючими слезами.
— Да брось ты, Эли, — уговаривала меня подруга. — Когда вернется домой, он и не вспомнит про мои шуточки. Филип Оллард два года за мной бегал, хотя я и обзывала его Локатором за торчащие уши.
— Тебе тогда было всего двенадцать, — возразила я. — А Оллард покончил жизнь самоубийством.
— Да, и, разумеется, из-за меня! — вскинулась Эмма. — Послушай, Эли, имей же совесть. Считай, что ты только разожгла его любопытство. В конце концов, не сможет ведь он тебя бросить, так и не узнав, чего лишится?
— Он уже узнал, — со вздохом призналась я.
Эмма оторопела.
— Как, ты ему… дала!
Я молча кивнула.
— Черт побери, Эли, ну и дела! С первого раза?
— Он мой старый друг.
Эмма прищурилась.
— Постой-ка, Эли, — спросила она. — Не тот ли это Джереми, о котором мы вчера болтали? В ресторане?
— Тот самый, — ответила я. — Джереми Бакстер.
И вдруг Эмма разразилась смехом.
— Вы ведь дразнили его Прыщавым! — напомнила она, давясь от хохота.
— Ну и что? — с вызовом спросила я. — Сама видишь, сейчас прыщей нет. Да и вообще, Эмма, я просто не понимаю, о чем ты говоришь. Ты все погубила. Разрушила мое счастье. Возможно, я никогда больше его не увижу.
Эмма вздохнула с притворным сочувствием.
— Кто знает, может, это и к лучшему, — сказала она.
— Как бы то ни было, — заявила я, вылезая из постели и облачаясь в халат, — пойду приму ванну.
Запершись в ванной, я едва успела погрузиться в теплую воду с душистой пеной, как зазвонил телефон. Вдруг случилось невозможное и звонят мне? Торопясь выскочить, я поскользнулась и пребольно подвернула лодыжку.
— Приветик! Как дела? — услышала я кокетливый голос Эммы из гостиной.
Проклятие, не могла я сразу сообразить, что звонят ей! Волоча ногу словно подстреленная птица, я уже вернулась в ванную, когда услышала оклик Эммы:
— Эли, тебя мужчина просит!
С колотящимся сердцем я рванулась к телефону. Все-таки Джереми сумел узнать мой номер! Ну да, должно быть, догадался заглянуть в справочник.
— Алло! — выкрикнула я, запыхавшись.
— Привет, дочурка, — услышала я голос папы. Звучал он несколько удивленно. — Мама попросила меня позвонить тебе. Ты не забыла, что сегодня воскресенье и мы ждем тебя к обеду?
— Что? — возмутилась я. — Разве я обещала прийти? — Конечно, я прекрасно помнила, что обещала, но настроение было настолько гнусным, что мне хотелось повредничать.
— Разумеется, обещала, — сказал папа. — Так по крайней мере твоя мать говорит, а она, сама знаешь, никогда не ошибается. Кстати, и бабушка приедет. Хочешь, я за тобой заеду после того, как привезу ее? Тогда у тебя будет лишний час, чтобы собраться.
Сердце мое оборвалось. День, который начинался столь многообещающе, был безнадежно загублен. Воскресный обед с бабусей! Только этого мне не хватало.
— Хорошо, папа, через час я буду готова, — покорно сказала я.
Ладно, так хоть мне не придется весь день торчать дома и тупо пялиться на телефон в ожидании, пока он зазвонит. Однако к тому времени, когда я закончила разговор с папой, Эмма уже забралась в мою ванну.
— Я думала, ты будешь полчаса трепаться, и не хотела, чтобы вода остыла, — сказала она поливая волосы моим кондиционером. — Надеюсь, Эли, ты не против? Между прочим, Эшли меня в ресторан пригласил. Он сегодня не работает.
Вот так всегда. Поразительно, насколько призрачная граница отделяет порой понятие закадычной подруги от люто ненавидимой соперницы.
— А у меня сегодня праздничный обед с бабушкой, — горестно поведала я.
— Ничего, держи хвост морковкой, — попыталась подбодрить меня Эмма. — Еще чуть-чуть потерпи, и она упомянет тебя в завещании.
— Слабое утешение, — со вздохом сказала я. — Насколько мне известно, все свое состояние она завещала нашей семейной псине Бандиту.
Глава 18
Бандит чинно восседал на переднем сиденье отцовской машины. Пушистик, разглядев его из окна моей спальни, выразил свое негодование громким мяуканьем. На заднем же сиденье расположилась бабушка, натянувшая на себя очередное безумное одеяние в стиле Барбары Картленд.
— Не смогла устоять перед этой прелестью, — прошамкала бабушка, любовно оглаживая расшитый бисером корсаж. — Розовое мне очень к лицу! И я спросила себя: а в чем дело? Дурацкий пастушок, которого подарил мне твой отец, давно меня бесил. Я его загнала, а на вырученные средства приобрела себе это чудо!
— Какой еще пастушок? — шепотом спросила я оша.
— Старинная статуэтка, — печально ответил он. — Уникальное произведение искусства. Мейсенский фарфор.
— А на оставшиеся деньги, — продолжила бабушка, — я еще подарок любимому ребеночку купила.
«Это кому, интересно? — подумала я. — Джейн, Джо или мне?» Увы, оказалось, что вредная старушенция имела в виду Бандита.
— Он очень подходит к его шерсти, не так ли? — спросила меня бабуся.
Бандит позволил мне полюбоваться новым ошейником, а в награду лизнул меня в щеку, уничтожив половину слоя безумно дорогой тональной пудры.
На серебряном медальоне выгравировали его имя. А серебро было от Тиффани. Я быстро подсчитала, что ошейник чертовой дворняги стоил, должно быть, больше моего обручального кольца.
— Да, бабушка, очень красиво, — сказала я с мученической улыбкой. — И очень ему идет. — А сама подумала, что папа, наверное, уже вынашивал замысел заложить драгоценный ошейник, как только бабушка вернется в дом для престарелых. Всегда ведь можно сказать, что во время прогулки ошейник незаметно соскользнул с маленькой головки Бандита.
Воскресный обед изначально был обречен стать для меня пыткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Как?! — воскликнула Эмма. — Боже, до чего же ты безмозглая!
Мы кинулись к окну. Эмма, опередив меня, закричала что было мочи:
— Эй, вы, я не хотела вас обидеть! Я просто приревновала. У вас обалденная машина, а у моих мужиков даже мотоцикла нет! И за ночник я не сержусь!
Но Джереми то ли не слышал, то ли делал вид, что не слышит ее воплей. Через мгновение желтый «рено» скрылся за углом и пропал из моей жизни. Я была безутешна.
— Как ты могла? — только и спросила я, осуждающе глядя на бывшую лучшую подругу.
— Ничего страшного, — бойко прощебетала Эмма. — Он вернется, вот увидишь. Дом он твой теперь знает.
— Но ведь… — Я замялась. — Он без приглашения не сможет прийти! Это же неприлично.
— Сможет, если захочет, — отрезала Эмма.
— А вдруг не захочет? — простонала я. — Почему он номер моего телефона не попросил? О, Эмма, как ты могла быть такой бессердечной?
— Если он такой обидчивый, то ты мне еще потом спасибо скажешь, — рассудила Эмма, придирчиво осмотрев постель. Затем опустилась на четвереньки и принялась собирать осколки ночника.
— Это просто бессовестно с твоей стороны! — взвыла я и снова плюхнулась на ее кровать, обливаясь горючими слезами.
— Да брось ты, Эли, — уговаривала меня подруга. — Когда вернется домой, он и не вспомнит про мои шуточки. Филип Оллард два года за мной бегал, хотя я и обзывала его Локатором за торчащие уши.
— Тебе тогда было всего двенадцать, — возразила я. — А Оллард покончил жизнь самоубийством.
— Да, и, разумеется, из-за меня! — вскинулась Эмма. — Послушай, Эли, имей же совесть. Считай, что ты только разожгла его любопытство. В конце концов, не сможет ведь он тебя бросить, так и не узнав, чего лишится?
— Он уже узнал, — со вздохом призналась я.
Эмма оторопела.
— Как, ты ему… дала!
Я молча кивнула.
— Черт побери, Эли, ну и дела! С первого раза?
— Он мой старый друг.
Эмма прищурилась.
— Постой-ка, Эли, — спросила она. — Не тот ли это Джереми, о котором мы вчера болтали? В ресторане?
— Тот самый, — ответила я. — Джереми Бакстер.
И вдруг Эмма разразилась смехом.
— Вы ведь дразнили его Прыщавым! — напомнила она, давясь от хохота.
— Ну и что? — с вызовом спросила я. — Сама видишь, сейчас прыщей нет. Да и вообще, Эмма, я просто не понимаю, о чем ты говоришь. Ты все погубила. Разрушила мое счастье. Возможно, я никогда больше его не увижу.
Эмма вздохнула с притворным сочувствием.
— Кто знает, может, это и к лучшему, — сказала она.
— Как бы то ни было, — заявила я, вылезая из постели и облачаясь в халат, — пойду приму ванну.
Запершись в ванной, я едва успела погрузиться в теплую воду с душистой пеной, как зазвонил телефон. Вдруг случилось невозможное и звонят мне? Торопясь выскочить, я поскользнулась и пребольно подвернула лодыжку.
— Приветик! Как дела? — услышала я кокетливый голос Эммы из гостиной.
Проклятие, не могла я сразу сообразить, что звонят ей! Волоча ногу словно подстреленная птица, я уже вернулась в ванную, когда услышала оклик Эммы:
— Эли, тебя мужчина просит!
С колотящимся сердцем я рванулась к телефону. Все-таки Джереми сумел узнать мой номер! Ну да, должно быть, догадался заглянуть в справочник.
— Алло! — выкрикнула я, запыхавшись.
— Привет, дочурка, — услышала я голос папы. Звучал он несколько удивленно. — Мама попросила меня позвонить тебе. Ты не забыла, что сегодня воскресенье и мы ждем тебя к обеду?
— Что? — возмутилась я. — Разве я обещала прийти? — Конечно, я прекрасно помнила, что обещала, но настроение было настолько гнусным, что мне хотелось повредничать.
— Разумеется, обещала, — сказал папа. — Так по крайней мере твоя мать говорит, а она, сама знаешь, никогда не ошибается. Кстати, и бабушка приедет. Хочешь, я за тобой заеду после того, как привезу ее? Тогда у тебя будет лишний час, чтобы собраться.
Сердце мое оборвалось. День, который начинался столь многообещающе, был безнадежно загублен. Воскресный обед с бабусей! Только этого мне не хватало.
— Хорошо, папа, через час я буду готова, — покорно сказала я.
Ладно, так хоть мне не придется весь день торчать дома и тупо пялиться на телефон в ожидании, пока он зазвонит. Однако к тому времени, когда я закончила разговор с папой, Эмма уже забралась в мою ванну.
— Я думала, ты будешь полчаса трепаться, и не хотела, чтобы вода остыла, — сказала она поливая волосы моим кондиционером. — Надеюсь, Эли, ты не против? Между прочим, Эшли меня в ресторан пригласил. Он сегодня не работает.
Вот так всегда. Поразительно, насколько призрачная граница отделяет порой понятие закадычной подруги от люто ненавидимой соперницы.
— А у меня сегодня праздничный обед с бабушкой, — горестно поведала я.
— Ничего, держи хвост морковкой, — попыталась подбодрить меня Эмма. — Еще чуть-чуть потерпи, и она упомянет тебя в завещании.
— Слабое утешение, — со вздохом сказала я. — Насколько мне известно, все свое состояние она завещала нашей семейной псине Бандиту.
Глава 18
Бандит чинно восседал на переднем сиденье отцовской машины. Пушистик, разглядев его из окна моей спальни, выразил свое негодование громким мяуканьем. На заднем же сиденье расположилась бабушка, натянувшая на себя очередное безумное одеяние в стиле Барбары Картленд.
— Не смогла устоять перед этой прелестью, — прошамкала бабушка, любовно оглаживая расшитый бисером корсаж. — Розовое мне очень к лицу! И я спросила себя: а в чем дело? Дурацкий пастушок, которого подарил мне твой отец, давно меня бесил. Я его загнала, а на вырученные средства приобрела себе это чудо!
— Какой еще пастушок? — шепотом спросила я оша.
— Старинная статуэтка, — печально ответил он. — Уникальное произведение искусства. Мейсенский фарфор.
— А на оставшиеся деньги, — продолжила бабушка, — я еще подарок любимому ребеночку купила.
«Это кому, интересно? — подумала я. — Джейн, Джо или мне?» Увы, оказалось, что вредная старушенция имела в виду Бандита.
— Он очень подходит к его шерсти, не так ли? — спросила меня бабуся.
Бандит позволил мне полюбоваться новым ошейником, а в награду лизнул меня в щеку, уничтожив половину слоя безумно дорогой тональной пудры.
На серебряном медальоне выгравировали его имя. А серебро было от Тиффани. Я быстро подсчитала, что ошейник чертовой дворняги стоил, должно быть, больше моего обручального кольца.
— Да, бабушка, очень красиво, — сказала я с мученической улыбкой. — И очень ему идет. — А сама подумала, что папа, наверное, уже вынашивал замысел заложить драгоценный ошейник, как только бабушка вернется в дом для престарелых. Всегда ведь можно сказать, что во время прогулки ошейник незаметно соскользнул с маленькой головки Бандита.
Воскресный обед изначально был обречен стать для меня пыткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89