Он невольно возвращался мысленно к посланию и не мог понять, почему ему кажется, что он очень хорошо знает автора, так хорошо, что почти услышал вкрадчивый голос, почти увидел змеиную улыбку, но вот только не мог дать себе ответ — кому все это принадлежит?
Кто из его прошлого или настоящего так бесцеремонно ворвался к нему, обволакивая собственной липкой грязью и приглашая стать таким же?
Настроение было безнадежно испорчено.
Дима поднялся, оделся и вышел из дома в ночь.
Ему казалось, что дома все еще присутствует это непонятное, неведомое существо, распространяя по всему помещению гнилостный запах болота и греха, и на минуту ему даже стало страшно…
Лучше он прогуляется немного, решил Дима. Лучше так, может быть, за это время «призраки» исчезнут, оставят его в покое.
Он шел по улице, пытаясь убедить себя в том, что вот еще квартал, и он успокоится и сможет вернуться назад, в теплый дом, в ЕГО дом…
Но каждый раз, когда он останавливался, намереваясь вернуться, его переполняло ощущение, что кто-то следит за ним, смеется над ним, не пускает его назад…
И он шел, не ведая куда, уходя от своего дома все дальше и дальше…
Точно пытался сбежать. От этого темного — в себе…
ГЛАВА 3
Шерри извела тонну косметики, пытаясь «закрасить» синяк. Но он не желал сдаваться. Даже под напором тонального крема…
— Тонального, — усмехнулась Шерри.
Вон он, виден все равно… И ничего не «тонирует». Так, замазывает слегка. И глаз болел, зараза. Как будто у Шерри был ячмень.
Но делать было нечего.
С утра она уже пообещала Тоне, что пойдет на работу. Тем более, что у Пашки поднялась температура, и теперь уж совсем неприлично отказываться от своих слов… Получится, что она, Шерри, человек ненадежный…
С любым другим человеком Шерри бы и не задумывалась, поставила свои интересы выше, а с Тоней — нельзя.
Она особенная.
И ругаться с Тоней нельзя — нет у Шерри подруги лучше…
По радио тихо напевал Стинг.
Пахло кофе.
— Ну и фиг с тобой, — хмуро сказала Шерри своему зеркальному отражению. Лицо «зеркального отражения», после неумеренного употребления косметики, напоминало маску театра кабуки.
Она причесалась и вышла на кухню, уже готовая, благоухающая новыми духами — отказавшись от выбора, Шерри подушилась из всех пяти флакончиков. Получилась, конечно, странная смесь, но Шерри понравилось.
— Доброе утро, — сказала она Тоне. — Могла бы еще поспать — я же иду…
— А Пашка?
Шерри ничего не ответила, налила себе кофе и села напротив.
— Слушай, фингал здорово виден?
Тоня прищурилась и неуверенно покачала головой:
— Нет. Почти и не видно…
— Видно, — вздохнула Шерри, — иначе ты бы сразу сказала. И уверенно…
— Нет, правда, не видно, — принялась убеждать Тоня. И добавила: — Я бы сказала, если б видно было… — И тут же покраснела.
Шерри почему-то от этой Тониной способности легко и быстро краснеть всегда чувствовала нежность к подруге. Но всегда справлялась с желанием поцеловать ее — а теперь не выдержала. Подошла к ней и чмокнула в щеку.
— Что это с тобой? — удивленно спросила Тоня.
— Так, захотелось…
Теперь и Шерри невольно зарделась — так странно выглядел ее поступок, и ей самой стало немного смешно.
Она ведь грубоватая. Все удивляются, что Тоня с ней дружит. Тоня — она как нежный цветок. И Шерри рядом с ней… Она не стала думать об этом, слишком больно было, слишком она сама себе показалась грубой и громоздкой.
Быстро прошла в коридор, чтобы скрыться от Тониного взгляда, схватила сумочку, крикнула с порога «пока!» и захлопнула за собой дверь.
И только в подъезде обнаружила, что из глаз текут слезы.
— Вот еще! — фыркнула она, аккуратно вытирая их. — Не хватало, чтоб у меня косметика вся потекла… Столько стараний пойдет прахом!
Она достала зеркальце, долго и придирчиво рассматривала себя.
Тушь не потекла, слава богу… Но фингал бросался в глаза, бесцеремонно и навязчиво напоминая Шерри о ее незадавшейся жизни и действуя на нее удручающе.
— Ну точно, — пробормотала Шерри, — женщина без косметики раздетая… А я и с косметикой какая-то раздетая… И никакие ухищрения мне не помогут выглядеть нормально.
Настроение у нее совсем испортилось, и к автобусной остановке она подошла хмурая, погруженная в собственные несчастья, в темных очках, как в забрале, потому что никакого солнца в помине не было, а собирался пойти дождь…
Какая-то бомжиха с радостным и бессмысленным лицом, пьяная уже с утра, распевала во всю глотку песню Шевчука «Что такое осень», и Шерри невольно посмотрела на нее — детский плащик, детские движения, детский бессмысленный взгляд… Она уже собиралась пожалеть эту неуклюжую пьяненькую певицу без слуха и голоса, но бомжиха остановилась, уставилась на Шерри и радостно завопила:
— Вот дура! Солнышка нету — а она в очках!
И засмеялась пронзительным, неприятным смехом.
Настроение у Шерри теперь испортилось окончательно, она отвернулась поспешно, как будто для нее было в самом деле важно мнение этой забулдыжки.
Так и стояла, пряча лицо, стараясь не обращать внимания на идиотский смех, пока не подошел автобус…
«Томительное ожиданье закончится, и что увидишь ты?»
«Я увижу пустую реальность», — усмехнулся он. Захлопнув книгу, отбросил ее подальше. Вытянулся в кресле, закрыл глаза, пытаясь сфокусировать внимание на образе.
Белль дама…
Рядом валялись журналы — целой кучей, и там было очень много «белль дам», одна другой краше и — одна другой наполненнее пустотой…
Эта наполненность пустотой раздражала Диму тем больше, чем безнадежнее становилось окружающее его пространство. Оно теперь было заполнено гламурными красотками, их глаза были пусты, как и содержание журналов… Из чего сделаны эти девочки? Из глупеньких мыслей и представлений мужчин о любви и сексе…
Они так стараются быть глупыми и сексуальными, они так напряженно морщат узкие лобики, чтобы придумать новую позу, привлекающую внимание…
Они — позволяющие сделать из себя новую породу, Белль самочка, вместо Белль дама…
А он, Дмитрий Воронов, хочет увидеть в них тайну. Загадку. И в то же время — логическую завершенность образа, ту самую, нежную и ясную, простоту…
Он душу хочет увидеть!
Какая глупость, право…
Он невольно усмехнулся.
И вспомнил ту девушку, из автобуса…
«Если бы я был вправе, я нарисовал бы ее… Одетую в шубку, без головного убора, выбежавшую на улицу, задохнувшуюся от мороза…»
Вслед за…
Он невольно рассмеялся и покраснел невольно — вслед за ним. Ну, не за кучерявеньким же бонвиваном с пухлыми щеками?
Впрочем, они ведь больше никогда не встретятся. А мечтать можно о чем угодно. Мечты имеют право быть смелыми и решительными, в отличие от самого мечтателя…
И он волен придумывать ее, наделяя качествами души, которых может и не быть, но… Как Пигмалион создавать Галатею в воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Кто из его прошлого или настоящего так бесцеремонно ворвался к нему, обволакивая собственной липкой грязью и приглашая стать таким же?
Настроение было безнадежно испорчено.
Дима поднялся, оделся и вышел из дома в ночь.
Ему казалось, что дома все еще присутствует это непонятное, неведомое существо, распространяя по всему помещению гнилостный запах болота и греха, и на минуту ему даже стало страшно…
Лучше он прогуляется немного, решил Дима. Лучше так, может быть, за это время «призраки» исчезнут, оставят его в покое.
Он шел по улице, пытаясь убедить себя в том, что вот еще квартал, и он успокоится и сможет вернуться назад, в теплый дом, в ЕГО дом…
Но каждый раз, когда он останавливался, намереваясь вернуться, его переполняло ощущение, что кто-то следит за ним, смеется над ним, не пускает его назад…
И он шел, не ведая куда, уходя от своего дома все дальше и дальше…
Точно пытался сбежать. От этого темного — в себе…
ГЛАВА 3
Шерри извела тонну косметики, пытаясь «закрасить» синяк. Но он не желал сдаваться. Даже под напором тонального крема…
— Тонального, — усмехнулась Шерри.
Вон он, виден все равно… И ничего не «тонирует». Так, замазывает слегка. И глаз болел, зараза. Как будто у Шерри был ячмень.
Но делать было нечего.
С утра она уже пообещала Тоне, что пойдет на работу. Тем более, что у Пашки поднялась температура, и теперь уж совсем неприлично отказываться от своих слов… Получится, что она, Шерри, человек ненадежный…
С любым другим человеком Шерри бы и не задумывалась, поставила свои интересы выше, а с Тоней — нельзя.
Она особенная.
И ругаться с Тоней нельзя — нет у Шерри подруги лучше…
По радио тихо напевал Стинг.
Пахло кофе.
— Ну и фиг с тобой, — хмуро сказала Шерри своему зеркальному отражению. Лицо «зеркального отражения», после неумеренного употребления косметики, напоминало маску театра кабуки.
Она причесалась и вышла на кухню, уже готовая, благоухающая новыми духами — отказавшись от выбора, Шерри подушилась из всех пяти флакончиков. Получилась, конечно, странная смесь, но Шерри понравилось.
— Доброе утро, — сказала она Тоне. — Могла бы еще поспать — я же иду…
— А Пашка?
Шерри ничего не ответила, налила себе кофе и села напротив.
— Слушай, фингал здорово виден?
Тоня прищурилась и неуверенно покачала головой:
— Нет. Почти и не видно…
— Видно, — вздохнула Шерри, — иначе ты бы сразу сказала. И уверенно…
— Нет, правда, не видно, — принялась убеждать Тоня. И добавила: — Я бы сказала, если б видно было… — И тут же покраснела.
Шерри почему-то от этой Тониной способности легко и быстро краснеть всегда чувствовала нежность к подруге. Но всегда справлялась с желанием поцеловать ее — а теперь не выдержала. Подошла к ней и чмокнула в щеку.
— Что это с тобой? — удивленно спросила Тоня.
— Так, захотелось…
Теперь и Шерри невольно зарделась — так странно выглядел ее поступок, и ей самой стало немного смешно.
Она ведь грубоватая. Все удивляются, что Тоня с ней дружит. Тоня — она как нежный цветок. И Шерри рядом с ней… Она не стала думать об этом, слишком больно было, слишком она сама себе показалась грубой и громоздкой.
Быстро прошла в коридор, чтобы скрыться от Тониного взгляда, схватила сумочку, крикнула с порога «пока!» и захлопнула за собой дверь.
И только в подъезде обнаружила, что из глаз текут слезы.
— Вот еще! — фыркнула она, аккуратно вытирая их. — Не хватало, чтоб у меня косметика вся потекла… Столько стараний пойдет прахом!
Она достала зеркальце, долго и придирчиво рассматривала себя.
Тушь не потекла, слава богу… Но фингал бросался в глаза, бесцеремонно и навязчиво напоминая Шерри о ее незадавшейся жизни и действуя на нее удручающе.
— Ну точно, — пробормотала Шерри, — женщина без косметики раздетая… А я и с косметикой какая-то раздетая… И никакие ухищрения мне не помогут выглядеть нормально.
Настроение у нее совсем испортилось, и к автобусной остановке она подошла хмурая, погруженная в собственные несчастья, в темных очках, как в забрале, потому что никакого солнца в помине не было, а собирался пойти дождь…
Какая-то бомжиха с радостным и бессмысленным лицом, пьяная уже с утра, распевала во всю глотку песню Шевчука «Что такое осень», и Шерри невольно посмотрела на нее — детский плащик, детские движения, детский бессмысленный взгляд… Она уже собиралась пожалеть эту неуклюжую пьяненькую певицу без слуха и голоса, но бомжиха остановилась, уставилась на Шерри и радостно завопила:
— Вот дура! Солнышка нету — а она в очках!
И засмеялась пронзительным, неприятным смехом.
Настроение у Шерри теперь испортилось окончательно, она отвернулась поспешно, как будто для нее было в самом деле важно мнение этой забулдыжки.
Так и стояла, пряча лицо, стараясь не обращать внимания на идиотский смех, пока не подошел автобус…
«Томительное ожиданье закончится, и что увидишь ты?»
«Я увижу пустую реальность», — усмехнулся он. Захлопнув книгу, отбросил ее подальше. Вытянулся в кресле, закрыл глаза, пытаясь сфокусировать внимание на образе.
Белль дама…
Рядом валялись журналы — целой кучей, и там было очень много «белль дам», одна другой краше и — одна другой наполненнее пустотой…
Эта наполненность пустотой раздражала Диму тем больше, чем безнадежнее становилось окружающее его пространство. Оно теперь было заполнено гламурными красотками, их глаза были пусты, как и содержание журналов… Из чего сделаны эти девочки? Из глупеньких мыслей и представлений мужчин о любви и сексе…
Они так стараются быть глупыми и сексуальными, они так напряженно морщат узкие лобики, чтобы придумать новую позу, привлекающую внимание…
Они — позволяющие сделать из себя новую породу, Белль самочка, вместо Белль дама…
А он, Дмитрий Воронов, хочет увидеть в них тайну. Загадку. И в то же время — логическую завершенность образа, ту самую, нежную и ясную, простоту…
Он душу хочет увидеть!
Какая глупость, право…
Он невольно усмехнулся.
И вспомнил ту девушку, из автобуса…
«Если бы я был вправе, я нарисовал бы ее… Одетую в шубку, без головного убора, выбежавшую на улицу, задохнувшуюся от мороза…»
Вслед за…
Он невольно рассмеялся и покраснел невольно — вслед за ним. Ну, не за кучерявеньким же бонвиваном с пухлыми щеками?
Впрочем, они ведь больше никогда не встретятся. А мечтать можно о чем угодно. Мечты имеют право быть смелыми и решительными, в отличие от самого мечтателя…
И он волен придумывать ее, наделяя качествами души, которых может и не быть, но… Как Пигмалион создавать Галатею в воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69