Сэму всегда доставляло истинное удовольствие окружать ее нежной заботой, и пятнадцать лет их брака прошли безмятежно и счастливо. Она забеременела, когда ей было тридцать пять, что явилось неожиданностью для них обоих. И сразу вся его жизнь пошла кувырком: каждый новый день приносил новые неприятности, все вокруг раздражало, валилось из рук, установленный порядок вещей нарушался.
Он криво усмехнулся, вспоминая, как разительно переменилась с тех пор его жизнь. Когда Сэм оглядывался назад, ему казалось, что тот период разлада был своеобразным предвестником странных событий, произошедших в последующие несколько лет. Кто бы мог подумать, что самая что ни на есть прозаическая поездка в Чикаго на конференцию по делам страхования явится поворотным пунктом в его жизни, началом пути в пропасть хаоса. Теперь он понимал, что новый брак сделал его совершенно другим человеком, иначе воспринимающим окружающий мир и ощущающим свою связь с этим миром. С тех пор на его долю выпало столько лжи, коварства и боли, сколько хватило бы, пожалуй, жизни на три. Но тогда… Через шесть месяцев после того, как Луиза с удивлением обнаружила, что она в положении, и еще через сорок два часа изнуряющих и мучительных усилий на свет появилось беспомощное и хрупкое существо — дочь. Он сразу же безумно полюбил это маленькое чудо, весившее всего четыре фунта и семь унций. Сэм дал ей имя Линна Фейт. Луиза так никогда и не поправилась после тяжелых родов. Они больше никогда уже не спали вместе. Постепенно это отдалило их друг от друга, и Сэм тихо и незаметно замкнулся, ушел в себя.
На следующий год после рождения Линны, весной, у Луизы случился жестокий сердечный приступ, а в тридцать девять лет Сэм оказался вдовцом с маленьким ребенком на руках. Горе подкосило его, он спотыкался, когда шел за гробом. Луизу похоронили на ее родине, неподалеку от Форта Уэйн в Индиане.
В начале апреля, когда жизнь еще не вошла в свою привычную колею, Сэм встретил Алис Файе, женщину, перевернувшую всю его жизнь. Никогда еще он не был так сильно охвачен огнем страсти. Она была нужна ему больше всего на свете. И у него имелось то единственное средство, с помощью которого только он и мог заполучить ее — деньги. Они обручились через два месяца, и сумасшедшая карусель страсти, от которой захватывало дух, вихрем закружила его. Сэм не желал думать о том, что она просто вступила с ним в выгодную сделку, продав свою молодость — ей тогда было двадцать два — и красоту за богатство. Все же остальное, включая и его маленькую дочь, не имело для нее ровным счетом никакого значения.
С того самого момента жизнь Сэма превратилась в какой-то ад. Каждый день обрушивал на него ливень страха, что счастье может вдруг разбиться. Ни одна живая душа не знает, чего стоило ему пережить то время сомнений и тревог. Первого сентября того же года он торжественно вошел в городскую церковь, чтобы заключить брак с Алис Файе Маршалл. И вот теперь замуж выходит его дочь. Жизнь завершила свой полный круг.
Глава 2
Прошлые обещания…
Около двух часов ночи в ярко-зеленой спальне своей матери с обитыми ярко-зеленым шелком стенами и такого же цвета раздвинутыми портьерами, подвязанными шелковыми шнурками, на широкой кровати с наброшенным на нее пляжным полотенцем лежала Джолин Лоуэлл и, уставившись вверх, рассматривала ярко-зеленый шелковый балдахин.
— Маделин Лоуэлл никак не может быть моей матерью, — лениво сказала она. — Я ненавижу зеленое.
Вчера ее родители улетели в Лондон. Для ее отца, доктора, это был первый свободный день после четырех недель непрерывной работы. Лежа на полотенце, которое она подстелила, чтобы не запачкать перины потом обнаженного тела, Джолин взглянула на массивные часы, стоявшие на ночном столике. Они показывали лондонское время. На них было две минуты восьмого. У них там утро. Уже в четвертый раз за последние два часа зазвонил телефон, и на этот раз она подняла трубку.
— Доброе утро, мама. Ой, привет, па… — она откатилась от такого же голого и потного, как и она сама, Паркера Боумонта, сдвинув колени и сосредоточившись на том, что говорил отец. — Правда?
После обеда я все время была дома. Я немного поплавала, — она с усмешкой посмотрела на Паркера, — а потом принимала душ. Должно быть, я просто не слышала звонка.
Он соскользнул с кровати и направился на кухню. Она проследила благодарным взглядом за его удалявшейся фигурой со вздрагивающими на ходу крепкими ягодицами и переключила внимание на рокочущий голос отца, спрашивавшего, что бы она хотела получить в подарок на день рождения.
— Привезите мне из Шотландии кашемировую шаль, самую большую, из верблюжьей шерсти, — проинструктировала Джолин отца и, скорчив недовольную гримасу, добавила: — И скажи маме, пусть она, ради Бога, не покупает мне ничего зеленого.
— Мама купила тебе чудесную брошку с ониксом…
— Терпеть не могу оникса и брошек тоже не выношу. Вы готовы пообещать мне все, что угодно, лишь бы не приезжать домой к моему дню рождения, — обвиняющим тоном произнесла она.
— Что ж, кашемировая шаль, так кашемировая шаль, — сказал отец. — Не клади трубку. С тобой хочет поговорить мама.
— Папа, я… — Джолин заскрежетала зубами и стала нетерпеливо отвечать на массу вопросов, беспокоивших ее любящую родительницу.
Куда интереснее было наблюдать за развязной походкой Паркера, неторопливо входившего в спальню с двумя баночками пива.
— Скажи папе, что вчера я разговаривала с Джиллиан, — перебила Джолин мать. — Между прочим, если вы подыскиваете что-то и ей на день рождения, то, напомню, она ведь любит оникс, и… Да, она приедет. Без опозданий… Да, у меня все в порядке.
Джолин взяла одну из открытых баночек пива.
— Это просто здорово — немножко пожить одной для разнообразия.
Она повернула голову и осторожно поцеловала Паркера, вполуха слушая наставления матери.
— Обещаю, — сказала она. — Ну, пока. Дай мне папу, я хочу с ним попрощаться.
И через секунду:
— Папочка, обнимаю и целую тебя много раз. Не забудь, если будете покупать зеленое, то только изумруды. Пока.
«Папочка, обнимаю и целую тебя много раз», — передразнил Паркер.
Ни для кого не было секретом, что Джолин была любимицей в семье Лоуэллов, и она постоянно пользовалась снисходительным отношением отца, потакавшего всем ее капризам. Паркер никогда не слышал, чтобы доктор Лоуэлл в чем-либо отказывал Джолин. Для нее в его лексиконе не существовало слова «нет». Отношения же с матерью были у Джолин отнюдь не сердечными, но не было в них и открытой враждебности.
— Что ты пообещала родителям? — спросил Паркер, потягивая пиво.
Джолин рассмеялась:
— Быть паинькой.
— Ну, с этим все в порядке, — он лениво вытянулся рядом с ней на кровати и поцеловал пахнущими пивом губами, требовавшими продолжения прерванной любовной игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Он криво усмехнулся, вспоминая, как разительно переменилась с тех пор его жизнь. Когда Сэм оглядывался назад, ему казалось, что тот период разлада был своеобразным предвестником странных событий, произошедших в последующие несколько лет. Кто бы мог подумать, что самая что ни на есть прозаическая поездка в Чикаго на конференцию по делам страхования явится поворотным пунктом в его жизни, началом пути в пропасть хаоса. Теперь он понимал, что новый брак сделал его совершенно другим человеком, иначе воспринимающим окружающий мир и ощущающим свою связь с этим миром. С тех пор на его долю выпало столько лжи, коварства и боли, сколько хватило бы, пожалуй, жизни на три. Но тогда… Через шесть месяцев после того, как Луиза с удивлением обнаружила, что она в положении, и еще через сорок два часа изнуряющих и мучительных усилий на свет появилось беспомощное и хрупкое существо — дочь. Он сразу же безумно полюбил это маленькое чудо, весившее всего четыре фунта и семь унций. Сэм дал ей имя Линна Фейт. Луиза так никогда и не поправилась после тяжелых родов. Они больше никогда уже не спали вместе. Постепенно это отдалило их друг от друга, и Сэм тихо и незаметно замкнулся, ушел в себя.
На следующий год после рождения Линны, весной, у Луизы случился жестокий сердечный приступ, а в тридцать девять лет Сэм оказался вдовцом с маленьким ребенком на руках. Горе подкосило его, он спотыкался, когда шел за гробом. Луизу похоронили на ее родине, неподалеку от Форта Уэйн в Индиане.
В начале апреля, когда жизнь еще не вошла в свою привычную колею, Сэм встретил Алис Файе, женщину, перевернувшую всю его жизнь. Никогда еще он не был так сильно охвачен огнем страсти. Она была нужна ему больше всего на свете. И у него имелось то единственное средство, с помощью которого только он и мог заполучить ее — деньги. Они обручились через два месяца, и сумасшедшая карусель страсти, от которой захватывало дух, вихрем закружила его. Сэм не желал думать о том, что она просто вступила с ним в выгодную сделку, продав свою молодость — ей тогда было двадцать два — и красоту за богатство. Все же остальное, включая и его маленькую дочь, не имело для нее ровным счетом никакого значения.
С того самого момента жизнь Сэма превратилась в какой-то ад. Каждый день обрушивал на него ливень страха, что счастье может вдруг разбиться. Ни одна живая душа не знает, чего стоило ему пережить то время сомнений и тревог. Первого сентября того же года он торжественно вошел в городскую церковь, чтобы заключить брак с Алис Файе Маршалл. И вот теперь замуж выходит его дочь. Жизнь завершила свой полный круг.
Глава 2
Прошлые обещания…
Около двух часов ночи в ярко-зеленой спальне своей матери с обитыми ярко-зеленым шелком стенами и такого же цвета раздвинутыми портьерами, подвязанными шелковыми шнурками, на широкой кровати с наброшенным на нее пляжным полотенцем лежала Джолин Лоуэлл и, уставившись вверх, рассматривала ярко-зеленый шелковый балдахин.
— Маделин Лоуэлл никак не может быть моей матерью, — лениво сказала она. — Я ненавижу зеленое.
Вчера ее родители улетели в Лондон. Для ее отца, доктора, это был первый свободный день после четырех недель непрерывной работы. Лежа на полотенце, которое она подстелила, чтобы не запачкать перины потом обнаженного тела, Джолин взглянула на массивные часы, стоявшие на ночном столике. Они показывали лондонское время. На них было две минуты восьмого. У них там утро. Уже в четвертый раз за последние два часа зазвонил телефон, и на этот раз она подняла трубку.
— Доброе утро, мама. Ой, привет, па… — она откатилась от такого же голого и потного, как и она сама, Паркера Боумонта, сдвинув колени и сосредоточившись на том, что говорил отец. — Правда?
После обеда я все время была дома. Я немного поплавала, — она с усмешкой посмотрела на Паркера, — а потом принимала душ. Должно быть, я просто не слышала звонка.
Он соскользнул с кровати и направился на кухню. Она проследила благодарным взглядом за его удалявшейся фигурой со вздрагивающими на ходу крепкими ягодицами и переключила внимание на рокочущий голос отца, спрашивавшего, что бы она хотела получить в подарок на день рождения.
— Привезите мне из Шотландии кашемировую шаль, самую большую, из верблюжьей шерсти, — проинструктировала Джолин отца и, скорчив недовольную гримасу, добавила: — И скажи маме, пусть она, ради Бога, не покупает мне ничего зеленого.
— Мама купила тебе чудесную брошку с ониксом…
— Терпеть не могу оникса и брошек тоже не выношу. Вы готовы пообещать мне все, что угодно, лишь бы не приезжать домой к моему дню рождения, — обвиняющим тоном произнесла она.
— Что ж, кашемировая шаль, так кашемировая шаль, — сказал отец. — Не клади трубку. С тобой хочет поговорить мама.
— Папа, я… — Джолин заскрежетала зубами и стала нетерпеливо отвечать на массу вопросов, беспокоивших ее любящую родительницу.
Куда интереснее было наблюдать за развязной походкой Паркера, неторопливо входившего в спальню с двумя баночками пива.
— Скажи папе, что вчера я разговаривала с Джиллиан, — перебила Джолин мать. — Между прочим, если вы подыскиваете что-то и ей на день рождения, то, напомню, она ведь любит оникс, и… Да, она приедет. Без опозданий… Да, у меня все в порядке.
Джолин взяла одну из открытых баночек пива.
— Это просто здорово — немножко пожить одной для разнообразия.
Она повернула голову и осторожно поцеловала Паркера, вполуха слушая наставления матери.
— Обещаю, — сказала она. — Ну, пока. Дай мне папу, я хочу с ним попрощаться.
И через секунду:
— Папочка, обнимаю и целую тебя много раз. Не забудь, если будете покупать зеленое, то только изумруды. Пока.
«Папочка, обнимаю и целую тебя много раз», — передразнил Паркер.
Ни для кого не было секретом, что Джолин была любимицей в семье Лоуэллов, и она постоянно пользовалась снисходительным отношением отца, потакавшего всем ее капризам. Паркер никогда не слышал, чтобы доктор Лоуэлл в чем-либо отказывал Джолин. Для нее в его лексиконе не существовало слова «нет». Отношения же с матерью были у Джолин отнюдь не сердечными, но не было в них и открытой враждебности.
— Что ты пообещала родителям? — спросил Паркер, потягивая пиво.
Джолин рассмеялась:
— Быть паинькой.
— Ну, с этим все в порядке, — он лениво вытянулся рядом с ней на кровати и поцеловал пахнущими пивом губами, требовавшими продолжения прерванной любовной игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113