Но через два месяца жизни на этой квартире к ней после прогулки заглянула Янушка. Она принесла знаменитый длинный батон, который в Москве называется французским, ветчины и сыра, и они сели ужинать.
— Зачем ты здесь живешь? — удивилась Янушка, оглядев Танину комнатушку. — Здесь очень неудобно!
— Зато в центре, — пояснила Таня.
— В центр можно приезжать по субботам и воскресеньям. А в обычные дни после работы и после занятий все равно некогда уже ходить гулять. — В этом Янушка, как и в большинстве других случаев, оказалась права. Таня послушалась и переехала в кампус. — И не надо тратиться на дорогу, и добираться удобнее! — объясняла Янушка, и Таня должна была с этим согласиться.
Жить в кампусе оказалось намного удобнее и приятнее, чем барахтаться в коммуналке одной. Какие прекрасные кухни и холодильники, прачечные и комнаты отдыха были в их общежитии! Компьютеризированная библиотека, жилые комнаты на одного, максимум на двух человек, как это было непохоже на то, о чем рассказывали студенты, жившие в общежитии института, где Таня училась. Вот чему можно было завидовать белой завистью! Но, прожив в кампусе без малого два года, Таня уже привыкла к такому житью и как-то перестала обращать внимание на удобства. Привыкла относиться к ним как к должному. А герань в суматохе она так и оставила на подоконнике в старой квартирке, и сколько ни всматривалась она сейчас, глядя на свое окно, за серыми жалюзи не было видно, стоит ли еще в комнатке ее любимый цветок.
— Тебя не удивляет, что мы так легко обходимся здесь без мужчин? — как-то во время прогулки по Сене, глядя на счастливую влюбленную парочку, спросила Янушку Таня. Над Парижем моросил тогда легкий теплый дождик, и они укрылись от него в комфортабельном просторном салоне низкого речного теплоходика. На Танин взгляд, теплоходики, курсирующие по Сене, так любимые туристами, внешне очень отличались от московских речных трамвайчиков и назывались тоже неказисто — «мухи». Именно этих «мух» и имела в виду Янушка, когда пыталась подобрать слова для ответа.
— Французские мужчины — как «мухи», поверь! Чем больше народу перевезут, тем им лучше. К тому же они редко надолго попадаются в расставленные сети. Только уж если паутина действительно сплетена слишком тонко… Довольно часто среди них встречаются ипохондрики, но, впрочем, — Янушка задумалась, она всегда старалась быть максимально объективной, — я была знакома близко только с одним настоящим парижанином — художником по профессии, а люди творчества, сама понимаешь… — И Янушка замолчала, нахмурившись, видимо, вспоминая не очень счастливые события своей жизни. — Я его любила… — Она замолчала надолго, потом будто встряхнулась. — Без мужчин мне жить проще! Свободнее! — И уже ни горечи не слышалось больше в голосе Янушки, ни сожаления об утраченной, по-видимому, любви. — Люди зацикливаются часто на чем-то своем, — продолжала она, — кто на несчастной любви, кто на своей бездетности, кто на сексе, кто на бедности, а на самом деле таким образом люди пытаются убежать от нереализованное™. Им кажется, вот выполни сейчас кто-нибудь, пусть хоть Господь Бог, их самое заветное желание, и мир изменится. А в сущности, не меняется ничего и все бесконечно повторяется сначала. Неверный любовник снова бежит к очередной цели, одинокая бездетная женщина, в муках родив, через некоторое время понимает, как трудно иметь детей, а человек, всю жизнь страдающий от неразделенной любви, внезапно получив признание от объекта своих мечтаний, вдруг начинает смертельно скучать. — Янушка улыбнулась. — Тот, кто поймет это, навсегда излечится от одиночества, приобретет вековую мудрость и начнет просто жить!
Таня тогда промолчала. Они вышли на набережную у Лувра, обогнули его, мельком взглянули на Пирамиду, через которую, как всегда, толпами шагали туристы, и пошли пешком к Вандомской площади. Почему-то именно Вандомская площадь с ее «Ритцем» в Москве была для Тани олицетворением настоящего богатства. Ей хотелось здесь жить, хотелось, чтобы ливрейный шофер открывал перед ней дверцу роскошного автомобиля. Еще и теперь, бывая здесь с Янушкой, они смотрели в разные стороны: Таня с любопытством разворачивалась лицом к витринам дорогих магазинов. Правда, последние месяцы смотрела на них уже без вожделения, просто сравнивала, а Янушка разглядывала авангардистские скульптуры, в странном порядке установленные, как казалось Тане, в самых неподходящих для этого местах. У того подъезда «Ритца», откуда отправилась в последний прижизненный путь английская принцесса Диана, часто собиралась небольшая группка зевак.
— Что они тут стоят, на что смотрят? — удивлялась Янушка. Таню заботило другое.
— Ну есть же музеи современного искусства, — с возмущением говорила она, — ну и пусть бы всю эту современную красоту ставили там! А здесь, рядом с колонной Наполеона, весь этот модерн выглядит как на корове седло! Все равно что у нас на Красной площади поставить эти обрубки!
Янушка с Таней была не согласна.
— Каждый век, каждая эпоха стремятся донести до человечества свои плоды. Поэтому и здесь, и в Тюильри тоже поставлены современные скульптуры.
— Это решение скорее политическое. Таким образом французы стремятся показать, какие они демократы. Мол, вот, пожалуйста, никакое искусство нам не чуждо!
— Вы, русские, помешаны на политике, — заметила Янушка.
— И правда, — расхохоталась Татьяна, — хотя в Москве за мной этого недостатка не замечалось! Но послушай… — Тане в последнее время все время приходилось искать ответ на один мучивший ее вопрос. — Ты не скучаешь по своей Чехии?
Янушка задумалась.
— Скучаю, конечно, но тебе этого не понять. У вас большая страна, вам не скучно! Если хочется, можно поехать работать в Сибирь, или на Дальний Восток, или на Крайний Север, или на Юг. А моя страна очень маленькая. Хоть и очень красивая. Работы для меня мало, а я хочу что-то еще сделать в жизни, кроме как родить детей, выйдя замуж. Ведь я жила не в столице, а в маленьком городке. А у нас для женщины всего несколько путей. Главный путь — замуж. Еще можно работать в магазине. Быть парикмахером уже сложнее, большая конкуренция; косметологов тоже много. Врачи у нас почти все мужчины. Можно еще, правда, учить детей в школе. Вот если у меня ничего не получится, я пойду в школу, буду преподавать биологию. Но жить в нашем маленьком городе — все равно что прожить всю жизнь в одном доме с одними и теми же соседями и даже не стремиться увидеть соседнюю улицу.
— А я тоже хотела бы замуж, — призналась Таня. — Но не для того, чтобы рожать детей, а для того, чтобы быть независимой в средствах и делать что хочу!
— Вон мадам Гийяр и делает что хочет, — заметила Янушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Зачем ты здесь живешь? — удивилась Янушка, оглядев Танину комнатушку. — Здесь очень неудобно!
— Зато в центре, — пояснила Таня.
— В центр можно приезжать по субботам и воскресеньям. А в обычные дни после работы и после занятий все равно некогда уже ходить гулять. — В этом Янушка, как и в большинстве других случаев, оказалась права. Таня послушалась и переехала в кампус. — И не надо тратиться на дорогу, и добираться удобнее! — объясняла Янушка, и Таня должна была с этим согласиться.
Жить в кампусе оказалось намного удобнее и приятнее, чем барахтаться в коммуналке одной. Какие прекрасные кухни и холодильники, прачечные и комнаты отдыха были в их общежитии! Компьютеризированная библиотека, жилые комнаты на одного, максимум на двух человек, как это было непохоже на то, о чем рассказывали студенты, жившие в общежитии института, где Таня училась. Вот чему можно было завидовать белой завистью! Но, прожив в кампусе без малого два года, Таня уже привыкла к такому житью и как-то перестала обращать внимание на удобства. Привыкла относиться к ним как к должному. А герань в суматохе она так и оставила на подоконнике в старой квартирке, и сколько ни всматривалась она сейчас, глядя на свое окно, за серыми жалюзи не было видно, стоит ли еще в комнатке ее любимый цветок.
— Тебя не удивляет, что мы так легко обходимся здесь без мужчин? — как-то во время прогулки по Сене, глядя на счастливую влюбленную парочку, спросила Янушку Таня. Над Парижем моросил тогда легкий теплый дождик, и они укрылись от него в комфортабельном просторном салоне низкого речного теплоходика. На Танин взгляд, теплоходики, курсирующие по Сене, так любимые туристами, внешне очень отличались от московских речных трамвайчиков и назывались тоже неказисто — «мухи». Именно этих «мух» и имела в виду Янушка, когда пыталась подобрать слова для ответа.
— Французские мужчины — как «мухи», поверь! Чем больше народу перевезут, тем им лучше. К тому же они редко надолго попадаются в расставленные сети. Только уж если паутина действительно сплетена слишком тонко… Довольно часто среди них встречаются ипохондрики, но, впрочем, — Янушка задумалась, она всегда старалась быть максимально объективной, — я была знакома близко только с одним настоящим парижанином — художником по профессии, а люди творчества, сама понимаешь… — И Янушка замолчала, нахмурившись, видимо, вспоминая не очень счастливые события своей жизни. — Я его любила… — Она замолчала надолго, потом будто встряхнулась. — Без мужчин мне жить проще! Свободнее! — И уже ни горечи не слышалось больше в голосе Янушки, ни сожаления об утраченной, по-видимому, любви. — Люди зацикливаются часто на чем-то своем, — продолжала она, — кто на несчастной любви, кто на своей бездетности, кто на сексе, кто на бедности, а на самом деле таким образом люди пытаются убежать от нереализованное™. Им кажется, вот выполни сейчас кто-нибудь, пусть хоть Господь Бог, их самое заветное желание, и мир изменится. А в сущности, не меняется ничего и все бесконечно повторяется сначала. Неверный любовник снова бежит к очередной цели, одинокая бездетная женщина, в муках родив, через некоторое время понимает, как трудно иметь детей, а человек, всю жизнь страдающий от неразделенной любви, внезапно получив признание от объекта своих мечтаний, вдруг начинает смертельно скучать. — Янушка улыбнулась. — Тот, кто поймет это, навсегда излечится от одиночества, приобретет вековую мудрость и начнет просто жить!
Таня тогда промолчала. Они вышли на набережную у Лувра, обогнули его, мельком взглянули на Пирамиду, через которую, как всегда, толпами шагали туристы, и пошли пешком к Вандомской площади. Почему-то именно Вандомская площадь с ее «Ритцем» в Москве была для Тани олицетворением настоящего богатства. Ей хотелось здесь жить, хотелось, чтобы ливрейный шофер открывал перед ней дверцу роскошного автомобиля. Еще и теперь, бывая здесь с Янушкой, они смотрели в разные стороны: Таня с любопытством разворачивалась лицом к витринам дорогих магазинов. Правда, последние месяцы смотрела на них уже без вожделения, просто сравнивала, а Янушка разглядывала авангардистские скульптуры, в странном порядке установленные, как казалось Тане, в самых неподходящих для этого местах. У того подъезда «Ритца», откуда отправилась в последний прижизненный путь английская принцесса Диана, часто собиралась небольшая группка зевак.
— Что они тут стоят, на что смотрят? — удивлялась Янушка. Таню заботило другое.
— Ну есть же музеи современного искусства, — с возмущением говорила она, — ну и пусть бы всю эту современную красоту ставили там! А здесь, рядом с колонной Наполеона, весь этот модерн выглядит как на корове седло! Все равно что у нас на Красной площади поставить эти обрубки!
Янушка с Таней была не согласна.
— Каждый век, каждая эпоха стремятся донести до человечества свои плоды. Поэтому и здесь, и в Тюильри тоже поставлены современные скульптуры.
— Это решение скорее политическое. Таким образом французы стремятся показать, какие они демократы. Мол, вот, пожалуйста, никакое искусство нам не чуждо!
— Вы, русские, помешаны на политике, — заметила Янушка.
— И правда, — расхохоталась Татьяна, — хотя в Москве за мной этого недостатка не замечалось! Но послушай… — Тане в последнее время все время приходилось искать ответ на один мучивший ее вопрос. — Ты не скучаешь по своей Чехии?
Янушка задумалась.
— Скучаю, конечно, но тебе этого не понять. У вас большая страна, вам не скучно! Если хочется, можно поехать работать в Сибирь, или на Дальний Восток, или на Крайний Север, или на Юг. А моя страна очень маленькая. Хоть и очень красивая. Работы для меня мало, а я хочу что-то еще сделать в жизни, кроме как родить детей, выйдя замуж. Ведь я жила не в столице, а в маленьком городке. А у нас для женщины всего несколько путей. Главный путь — замуж. Еще можно работать в магазине. Быть парикмахером уже сложнее, большая конкуренция; косметологов тоже много. Врачи у нас почти все мужчины. Можно еще, правда, учить детей в школе. Вот если у меня ничего не получится, я пойду в школу, буду преподавать биологию. Но жить в нашем маленьком городе — все равно что прожить всю жизнь в одном доме с одними и теми же соседями и даже не стремиться увидеть соседнюю улицу.
— А я тоже хотела бы замуж, — призналась Таня. — Но не для того, чтобы рожать детей, а для того, чтобы быть независимой в средствах и делать что хочу!
— Вон мадам Гийяр и делает что хочет, — заметила Янушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149