Я который год ей втолковываю, что, изображая из себя святые мощи, она Чарли при себе не удержит, ежели тому гульнуть взбредет в голову, ну да… впрочем, мое ли это дело!
Пожав округлыми плечами, Пегги вернулась к сути дела, — к самой аппетитной из сплетен.
— Пока Натали подкрепляла силы, она обронила к слову, будто Магнус Джералдсон давеча заезжал на ранчо и проверял у всех алиби.
«К слову обронила», как же! Катберт не без оснований подозревал, что Пегги извлекала информацию из Натали с той же безжалостной напористостью, с какой Торквемада, испанский инквизитор, добывал признания у беспомощных узников.
Карие глаза официантки задумчиво сощурились.
— Юджина Донована я не первый год знаю. Мы с Юфимией, помнится, еще девчонками на него заглядывались, — до того, как он женился на этой вздорной вертихвостке, которая в один прекрасный день сбежала с полюбовником, бросив мужа и младенца-сына. Юджин — человек суровый и черствый, и притом одержим гордыней, Чарли у него — единственный свет в окошке. Он в мальчике души не чает.
Катберт не стал уточнять, что «мальчик» давным-давно превратился в мужчину, более чем способного самостоятельно принимать решения и отвечать за собственные поступки.
— Достаточно суровый и черствый, чтобы перед всем городом осрамить и ославить девятнадцатилетнюю девчонку, которая, видите ли, сыночку его не пара, — да что там, просто-напросто выжить бедняжку с насиженных мест? — осведомился он.
— Вроде того, — нехотя подтвердила Пегги.
— Достаточно суровый и черствый, чтобы подстроить ее гибель, когда десять лет спустя она возвратилась, ставя тем самым под угрозу семейное счастье его сына?
Пегги задумчиво поводила по клеенчатой скатерти толстым мясистым пальцем. Но вот, наконец, официантка подняла взгляд — и карие глаза ее были непривычно серьезны.
— Найдутся в здешних местах люди, которые с этим бы согласились.
Катберт подался вперед. Кружка с пивом, отставленная в сторону, оказалась напрочь забыта.
— А вы? Что вы сами думаете?
— А я думаю, что теперь буду спать спокойнее, — раз уж поставила новехонький засов на двери номера моей постоялицы по имени Джиллиан Брайтон. — Серьезная озабоченность в ее лице сменилась многозначительной ухмылкой. — Вот подумала, вам это будет небезынтересно, раз уж вы к нашей гостье так прониклись. Кстати, что вы там вдвоем делали столько времени среди развалин?
Джиллиан уже обеспечила жителей Санто-Беньо пищей для сплетен по меньшей мере на десятилетие. И Катберт отнюдь не собирался баловать местных новой порцией.
— Грозу пережидали.
Пегги окинула собеседника пристальным взглядом, отмечая спутанные волосы, — Катберт так и не удосужился их расчесать, — покрасневшие от недосыпания глаза, расстегнутый ворот рубашки. Карие глаза понимающе блеснули.
— Ну, если вы так утверждаете…
Тяжело приподнявшись со стула, Пегги порылась в объемистом кармане. На стол со звоном полетел ключ от номера: металлический брусочек, прикрепленный к кусочку пластика.
— Тут давеча заезжал Джереми Багряное Облако, попросил Юфимию переселить вас в номер одиннадцатый. Старик, кажется, вбил себе в голову, будто вы хотите быть поближе к Джиллиан. Ну, то есть совсем близко. Мы уж и вещички ваши перетащили.
Катберт зажал ключ в кулаке.
— Спасибо.
— Номер одиннадцатый, он смежный с двенадцатым. — Изобразив нейтрально-вежливую улыбку, Пегги направилась к кухне, и уже от порога обронила: — Дверь с обеих сторон запирается, учтите.
12
Смыв с себя дневную грязь и наконец-то почувствовав себя человеком, — после восхитительно-долгого горячего душа! — Джиллиан завернулась в одно из жалких мотельных полотенец, надежно подоткнув уголки под грудью. Тесная ванная комната была полна пара; зеркало мгновенно затуманилось. Медленно и задумчиво она протерла пальцем «окошечко», включила кран и взялась за зубную щетку.
Здесь, одна-одинешенька в пустом номере мотеля, где тишину нарушал только шум воды, а за окном царило ночное безмолвие, Джиллиан вновь оказалась во власти сомнений и страхов, — тех самых, что терзали ее и мучили на протяжении всего обратного пути в город, да только тогда, при свете дня, молодая женщина не давала им воли. Может, и впрямь пора уносить ноги? Может, стоит свернуть съемки, поставить крест на своей мечте, и возвращаться в Хьюстон, пока жива? Если подозрения Катберта небезосновательны и катастрофа на дороге вдоль каньона и впрямь подстроена…
Все тело ее била крупная дрожь. Минуту-другую руки ее тряслись так сильно, что Джиллиан не могла толком выдавить пасту из тюбика. Из затуманенного, расчерченного потеками воды зеркала на молодую женщину глядело ее отражение, — перекошенное, искаженное страхом…
Что за жалкая, отвратительная картина!
«Однажды ты уже сбежала из Санто-Беньо, поджав хвост, девочка моя. Еще не хватало убегать всю жизнь! — Молодая женщина воинственно выпятила вперед подбородок. — Юджин Донован — крепкий орешек, но ты покрепче будешь».
Куда как покрепче! После того, как Джиллиан часами наблюдала за медленной агонией отца, она бы справилась с дюжиной таких, как Юджин Донован. Что ей это семейство и все его мыслимые и немыслимые пакости!
В ушах ее все еще звенел этот строгий наказ самой себе, когда, спустя несколько секунд, Джиллиан вышла из ванной комнаты, задрапированная в полотенце. Если бы не ее угрюмая решимость, слабый, еле слышный щелчок замка в смежной двери наверняка перепугал бы молодую женщину до полусмерти и погнал в ночь за помощью. Но сейчас этот тихий воровской звук и осторожный поворот шарообразной ручки пробудили в Джиллиан бешеную ярость.
— Ах ты, мерзавец! — прошипела документалистка сквозь зубы. Под тонкой тканью полотенца сердце ее колотилось, точно тяжелый молот. — На сей раз ты не войдешь так просто… и не выйдешь… Синяки и шишки тебе, считай, что обеспечены!
Неслышно ступая босыми ногами по ворсистому зеленому ковру, Джиллиан метнулась в другой конец комнаты, где у стены громоздилось тяжелое оборудование. Пальцы ее решительно сомкнулись на массивном раздвижном штативе. Молодой женщиной владел битвенный азарт: пульс участился, щеки разгорелись, глаза воинственно сверкали.
Перехватив штатив поудобнее, Джиллиан нанесла несколько пробных ударов по воздуху, привыкая к весу и балансировке. Секунда-другая — и она уже у двери. Нападение — лучшая защита, как помнила молодая женщина по бесчисленным фильмам с Джоном Уэйном в главной роли, — они с отцом пересмотрели их великое множество!
Встав так, чтобы дверь, открывшись, оказалась между нею и врагом, Джиллиан одной рукою занесла над головою штатив, а второй потянулась к задвижке. Рывок — и задвижка скользнула в паз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Пожав округлыми плечами, Пегги вернулась к сути дела, — к самой аппетитной из сплетен.
— Пока Натали подкрепляла силы, она обронила к слову, будто Магнус Джералдсон давеча заезжал на ранчо и проверял у всех алиби.
«К слову обронила», как же! Катберт не без оснований подозревал, что Пегги извлекала информацию из Натали с той же безжалостной напористостью, с какой Торквемада, испанский инквизитор, добывал признания у беспомощных узников.
Карие глаза официантки задумчиво сощурились.
— Юджина Донована я не первый год знаю. Мы с Юфимией, помнится, еще девчонками на него заглядывались, — до того, как он женился на этой вздорной вертихвостке, которая в один прекрасный день сбежала с полюбовником, бросив мужа и младенца-сына. Юджин — человек суровый и черствый, и притом одержим гордыней, Чарли у него — единственный свет в окошке. Он в мальчике души не чает.
Катберт не стал уточнять, что «мальчик» давным-давно превратился в мужчину, более чем способного самостоятельно принимать решения и отвечать за собственные поступки.
— Достаточно суровый и черствый, чтобы перед всем городом осрамить и ославить девятнадцатилетнюю девчонку, которая, видите ли, сыночку его не пара, — да что там, просто-напросто выжить бедняжку с насиженных мест? — осведомился он.
— Вроде того, — нехотя подтвердила Пегги.
— Достаточно суровый и черствый, чтобы подстроить ее гибель, когда десять лет спустя она возвратилась, ставя тем самым под угрозу семейное счастье его сына?
Пегги задумчиво поводила по клеенчатой скатерти толстым мясистым пальцем. Но вот, наконец, официантка подняла взгляд — и карие глаза ее были непривычно серьезны.
— Найдутся в здешних местах люди, которые с этим бы согласились.
Катберт подался вперед. Кружка с пивом, отставленная в сторону, оказалась напрочь забыта.
— А вы? Что вы сами думаете?
— А я думаю, что теперь буду спать спокойнее, — раз уж поставила новехонький засов на двери номера моей постоялицы по имени Джиллиан Брайтон. — Серьезная озабоченность в ее лице сменилась многозначительной ухмылкой. — Вот подумала, вам это будет небезынтересно, раз уж вы к нашей гостье так прониклись. Кстати, что вы там вдвоем делали столько времени среди развалин?
Джиллиан уже обеспечила жителей Санто-Беньо пищей для сплетен по меньшей мере на десятилетие. И Катберт отнюдь не собирался баловать местных новой порцией.
— Грозу пережидали.
Пегги окинула собеседника пристальным взглядом, отмечая спутанные волосы, — Катберт так и не удосужился их расчесать, — покрасневшие от недосыпания глаза, расстегнутый ворот рубашки. Карие глаза понимающе блеснули.
— Ну, если вы так утверждаете…
Тяжело приподнявшись со стула, Пегги порылась в объемистом кармане. На стол со звоном полетел ключ от номера: металлический брусочек, прикрепленный к кусочку пластика.
— Тут давеча заезжал Джереми Багряное Облако, попросил Юфимию переселить вас в номер одиннадцатый. Старик, кажется, вбил себе в голову, будто вы хотите быть поближе к Джиллиан. Ну, то есть совсем близко. Мы уж и вещички ваши перетащили.
Катберт зажал ключ в кулаке.
— Спасибо.
— Номер одиннадцатый, он смежный с двенадцатым. — Изобразив нейтрально-вежливую улыбку, Пегги направилась к кухне, и уже от порога обронила: — Дверь с обеих сторон запирается, учтите.
12
Смыв с себя дневную грязь и наконец-то почувствовав себя человеком, — после восхитительно-долгого горячего душа! — Джиллиан завернулась в одно из жалких мотельных полотенец, надежно подоткнув уголки под грудью. Тесная ванная комната была полна пара; зеркало мгновенно затуманилось. Медленно и задумчиво она протерла пальцем «окошечко», включила кран и взялась за зубную щетку.
Здесь, одна-одинешенька в пустом номере мотеля, где тишину нарушал только шум воды, а за окном царило ночное безмолвие, Джиллиан вновь оказалась во власти сомнений и страхов, — тех самых, что терзали ее и мучили на протяжении всего обратного пути в город, да только тогда, при свете дня, молодая женщина не давала им воли. Может, и впрямь пора уносить ноги? Может, стоит свернуть съемки, поставить крест на своей мечте, и возвращаться в Хьюстон, пока жива? Если подозрения Катберта небезосновательны и катастрофа на дороге вдоль каньона и впрямь подстроена…
Все тело ее била крупная дрожь. Минуту-другую руки ее тряслись так сильно, что Джиллиан не могла толком выдавить пасту из тюбика. Из затуманенного, расчерченного потеками воды зеркала на молодую женщину глядело ее отражение, — перекошенное, искаженное страхом…
Что за жалкая, отвратительная картина!
«Однажды ты уже сбежала из Санто-Беньо, поджав хвост, девочка моя. Еще не хватало убегать всю жизнь! — Молодая женщина воинственно выпятила вперед подбородок. — Юджин Донован — крепкий орешек, но ты покрепче будешь».
Куда как покрепче! После того, как Джиллиан часами наблюдала за медленной агонией отца, она бы справилась с дюжиной таких, как Юджин Донован. Что ей это семейство и все его мыслимые и немыслимые пакости!
В ушах ее все еще звенел этот строгий наказ самой себе, когда, спустя несколько секунд, Джиллиан вышла из ванной комнаты, задрапированная в полотенце. Если бы не ее угрюмая решимость, слабый, еле слышный щелчок замка в смежной двери наверняка перепугал бы молодую женщину до полусмерти и погнал в ночь за помощью. Но сейчас этот тихий воровской звук и осторожный поворот шарообразной ручки пробудили в Джиллиан бешеную ярость.
— Ах ты, мерзавец! — прошипела документалистка сквозь зубы. Под тонкой тканью полотенца сердце ее колотилось, точно тяжелый молот. — На сей раз ты не войдешь так просто… и не выйдешь… Синяки и шишки тебе, считай, что обеспечены!
Неслышно ступая босыми ногами по ворсистому зеленому ковру, Джиллиан метнулась в другой конец комнаты, где у стены громоздилось тяжелое оборудование. Пальцы ее решительно сомкнулись на массивном раздвижном штативе. Молодой женщиной владел битвенный азарт: пульс участился, щеки разгорелись, глаза воинственно сверкали.
Перехватив штатив поудобнее, Джиллиан нанесла несколько пробных ударов по воздуху, привыкая к весу и балансировке. Секунда-другая — и она уже у двери. Нападение — лучшая защита, как помнила молодая женщина по бесчисленным фильмам с Джоном Уэйном в главной роли, — они с отцом пересмотрели их великое множество!
Встав так, чтобы дверь, открывшись, оказалась между нею и врагом, Джиллиан одной рукою занесла над головою штатив, а второй потянулась к задвижке. Рывок — и задвижка скользнула в паз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68