В их отношениях ощущалась явная напряженность, придававшая сцене живость, которой Хлоя раньше не замечала.
Пэнси же была великолепна. Когда она тоскливо произносила «О, сколько терний в этом будничном мире!», на глаза Хлои наворачивались слезы, даже несмотря на то, что декорации были еще недоделаны, а на репетиции сложилась тревожная, нервная атмосфера.
После вечеринки, устроенной тогда Пэнси, было как бы негласно заключено перемирие. Пэнси и Хлоя аккуратно обходили друг друга стороной, имя Стефана ни разу не было упомянуто. Пэнси с головой ушла в репетиции, а свободное время проводила, как и осенью, с Оливером. Она была так же не против пошутить и вела себя так же взбалмашно, но с Оливером обращалась ласково, и он, похоже, был вполне счастлив. Хлоя знала, что Пэнси не видится со Стефаном. Сама же Хлоя продолжала общаться со Стефаном, как и прежде; они виделись при любой удобной возможности. Хлоя предусмотрительно не заговаривала о Пэнси и очень старалась при встречах со Стефаном блистать остроумием и быть занятной.
В перерывах между репетициями, на которых всех трясло, как в лихорадке, все было тихо и спокойно. Закончив репетировать какую-нибудь сцену, Том подходил к Хлое и садился с ней рядом. Стоило ему вытянуть ноги, сидя так близко, как она ощущала, насколько он напряжен: Том был весь внимание. Хлоя знала, что студенческий спектакль – это для него слишком мелко, и восхищалась его способностью всецело отдаваться любой работе, даже самой незначительной.
Они успешно сотрудничали. Том уже оценил деловитость Хлои и повысил ее: из «мальчика на побегушках» она превратилась в неофициального помощника режиссера. Теперь Том обсуждал с ней, не нужно ли поменять реквизит, просил ее принести кофе и сэндвичи или подумать, как сделать занавес более эффектным.
Жизнь уже приучила Хлою к дисциплине, и выполнять указания Тома ей было легко и интересно.
– Тебя мне послала сама судьба, – сказал он ей однажды. – Я, наверное, возьму тебя с собой в Америку. Ты не хочешь разбогатеть и прославиться на Бродвее?
– Это ты разбогатеешь и прославишься, – холодно возразила Тому Хлоя. – А я не желаю быть бриллиантом, который хранят взаперти. И потом, ты не сможешь платить столько, сколько мне нужно. Разве высококвалифицированные машинистки не получают больше, чем помощники режиссеров?
– Думаю, получают, – бесстрастно ответил Том. Они оба расхохотались, но их отношения так и не стали более приятельскими.
Хлоя была бы рада, если бы Том реагировал на нее, как большинство мужчин. Она привыкла к тому, что ее находят привлекательной и проявляют к ней повышенное внимание, говорят комплименты. Но Том ничего подобного не делал. Он был безукоризненно вежлив и неизменно деловит. Хлоя понимала, что их связывает только общий интерес к спектаклю.
«Может быть, он «голубой»? – порой думалось Хлое. – Может быть, этим объясняется его завороженность Оливером, которая не проходит даже несмотря на явное раздражение? Хотя нет, вряд ли. Том Харт не похож на извращенца»
В конце концов Хлоя решила, что он просто зациклен на своей профессии, и порой лениво раздумывала: каким же он окажется на самом деле, если сбросит эту профессиональную маску?
– Так, – пробормотал Том, – я думаю, нам следует еще только раз прогнать эту сцену и отпустить их по домам. А то они вот-вот взбунтуются.
Том держал труппу в ежовых рукавицах, но хорошо чувствовал те моменты, когда силы ребят бывали ни исходе.
Под его руководством четыре пары влюбленных выстроились на сцене и застыли, словно снимаясь на свадебную фотографию. Мужчины неподвижно стояли, держа на руках своих будущих жен, и улыбались, глядя в невидимый объектив, а воображаемое солнце било им в глаза. Это была прелестная финальная сцена. Хлоя в очередной раз одобрительно кивнула, и у нее вырвался легкий вздох.
– Как прекрасно! Четыре счастливых парочки, которые будут жить теперь душа в душу… – все хитросплетения сюжета были уже благополучно разрешены, наступила развязка. – Жалко, что в жизни так не бывает.
Том ухмыльнулся.
– О, не знаю, не знаю… В реальной жизни тоже все как-то складывается… может быть, не всегда своевременно, но вполне нормально. И потом, кто сказал, что они жили душа в душу? Шекспир такого не говорил. Помнишь? «Когда мужчины волочатся за женщинами, они веселы, как апрель, когда же идут под венец, мрачны, как декабрь». – Том улыбнулся и, поежившись, запахнул канареечно-желтый пиджак. – Ты слишком романтична, милая Хлоя. А это очень опасно.
«Да, тебе легко говорить», – с горечью подумала Хлоя.
Том, насвистывая, отошел от нее. Потом обернулся и словно мимоходом спросил:
– А где Элен?
Элен больше никогда не появлялась на репетициях, даже изредка. – Наверное, я думаю, ей слишком тяжело выносить эту драму… не ту, что на подмостках, а другую…
– Как бедняжка чувствительна! – криво усмехнулся Том.
– Вдобавок она тесно общается с Дарси. Наступила очень заметная пауза. Потом Том сказал:
– Как очаровательно.
Он повернулся и, все еще еле заметно улыбаясь, принялся раздавать актерам листочки со своими резкими замечаниями.
Перед премьерой спектакля «Как вам это понравится» Элен была счастлива.
Весна в этом году наступила рано. Вслед за крокусами, росшими на берегу реки, в скором времени появились нарциссы, а затем на ветвях плакучих ив зазеленели листочки. У реки часто пахло свежей краской: это вытаскивали на берег плоскодонки и красили их, готовясь к началу летнего сезона.
В лучах весеннего солнца Оксфорд был очень красив. Бледные лучи проникали и в Фоллиз-Хаус, окрашивая в более теплые тона красный кирпич; резные перила, когда на них попадало солнце, отбрасывали на пыльный дубовый пол галереи причудливые, фантастические тени. Элен чувствовала, что в доме царит мир, и это ее радовало. Она уходила в библиотеку или на консультацию и возвращалась обратно в неизменно спокойном настроении (а ведь ей казалось, что она утратила покой навсегда!). Работа продвигалась хорошо, и жизнь Элен имела теперь много общего с той, прежней, размеренной жизнью, которую она вела до событий, круто все перевернувших в прошлом году.
Боясь, что ее покой будет нарушен, Элен не ходила на репетиции. Не видя Оливера, она могла надеяться, что он счастлив, и верила, что постепенно боль утраты стихнет. Да и потом у нее не было ни малейшего желания присутствовать при распрях Хлои и Пэнси.
Одиночество, на которое добровольно обрекла себя Элен, объяснялось и кое-чем еще. Она лишала себя возможности видеться с Томом и была порядком напугана, осознав, что ей ужасно хочется его увидеть. Она чувствовала, что ее симпатия к нему лишь усилилась, и в ней появилось что-то новое, но что именно – она и сама толком не понимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Пэнси же была великолепна. Когда она тоскливо произносила «О, сколько терний в этом будничном мире!», на глаза Хлои наворачивались слезы, даже несмотря на то, что декорации были еще недоделаны, а на репетиции сложилась тревожная, нервная атмосфера.
После вечеринки, устроенной тогда Пэнси, было как бы негласно заключено перемирие. Пэнси и Хлоя аккуратно обходили друг друга стороной, имя Стефана ни разу не было упомянуто. Пэнси с головой ушла в репетиции, а свободное время проводила, как и осенью, с Оливером. Она была так же не против пошутить и вела себя так же взбалмашно, но с Оливером обращалась ласково, и он, похоже, был вполне счастлив. Хлоя знала, что Пэнси не видится со Стефаном. Сама же Хлоя продолжала общаться со Стефаном, как и прежде; они виделись при любой удобной возможности. Хлоя предусмотрительно не заговаривала о Пэнси и очень старалась при встречах со Стефаном блистать остроумием и быть занятной.
В перерывах между репетициями, на которых всех трясло, как в лихорадке, все было тихо и спокойно. Закончив репетировать какую-нибудь сцену, Том подходил к Хлое и садился с ней рядом. Стоило ему вытянуть ноги, сидя так близко, как она ощущала, насколько он напряжен: Том был весь внимание. Хлоя знала, что студенческий спектакль – это для него слишком мелко, и восхищалась его способностью всецело отдаваться любой работе, даже самой незначительной.
Они успешно сотрудничали. Том уже оценил деловитость Хлои и повысил ее: из «мальчика на побегушках» она превратилась в неофициального помощника режиссера. Теперь Том обсуждал с ней, не нужно ли поменять реквизит, просил ее принести кофе и сэндвичи или подумать, как сделать занавес более эффектным.
Жизнь уже приучила Хлою к дисциплине, и выполнять указания Тома ей было легко и интересно.
– Тебя мне послала сама судьба, – сказал он ей однажды. – Я, наверное, возьму тебя с собой в Америку. Ты не хочешь разбогатеть и прославиться на Бродвее?
– Это ты разбогатеешь и прославишься, – холодно возразила Тому Хлоя. – А я не желаю быть бриллиантом, который хранят взаперти. И потом, ты не сможешь платить столько, сколько мне нужно. Разве высококвалифицированные машинистки не получают больше, чем помощники режиссеров?
– Думаю, получают, – бесстрастно ответил Том. Они оба расхохотались, но их отношения так и не стали более приятельскими.
Хлоя была бы рада, если бы Том реагировал на нее, как большинство мужчин. Она привыкла к тому, что ее находят привлекательной и проявляют к ней повышенное внимание, говорят комплименты. Но Том ничего подобного не делал. Он был безукоризненно вежлив и неизменно деловит. Хлоя понимала, что их связывает только общий интерес к спектаклю.
«Может быть, он «голубой»? – порой думалось Хлое. – Может быть, этим объясняется его завороженность Оливером, которая не проходит даже несмотря на явное раздражение? Хотя нет, вряд ли. Том Харт не похож на извращенца»
В конце концов Хлоя решила, что он просто зациклен на своей профессии, и порой лениво раздумывала: каким же он окажется на самом деле, если сбросит эту профессиональную маску?
– Так, – пробормотал Том, – я думаю, нам следует еще только раз прогнать эту сцену и отпустить их по домам. А то они вот-вот взбунтуются.
Том держал труппу в ежовых рукавицах, но хорошо чувствовал те моменты, когда силы ребят бывали ни исходе.
Под его руководством четыре пары влюбленных выстроились на сцене и застыли, словно снимаясь на свадебную фотографию. Мужчины неподвижно стояли, держа на руках своих будущих жен, и улыбались, глядя в невидимый объектив, а воображаемое солнце било им в глаза. Это была прелестная финальная сцена. Хлоя в очередной раз одобрительно кивнула, и у нее вырвался легкий вздох.
– Как прекрасно! Четыре счастливых парочки, которые будут жить теперь душа в душу… – все хитросплетения сюжета были уже благополучно разрешены, наступила развязка. – Жалко, что в жизни так не бывает.
Том ухмыльнулся.
– О, не знаю, не знаю… В реальной жизни тоже все как-то складывается… может быть, не всегда своевременно, но вполне нормально. И потом, кто сказал, что они жили душа в душу? Шекспир такого не говорил. Помнишь? «Когда мужчины волочатся за женщинами, они веселы, как апрель, когда же идут под венец, мрачны, как декабрь». – Том улыбнулся и, поежившись, запахнул канареечно-желтый пиджак. – Ты слишком романтична, милая Хлоя. А это очень опасно.
«Да, тебе легко говорить», – с горечью подумала Хлоя.
Том, насвистывая, отошел от нее. Потом обернулся и словно мимоходом спросил:
– А где Элен?
Элен больше никогда не появлялась на репетициях, даже изредка. – Наверное, я думаю, ей слишком тяжело выносить эту драму… не ту, что на подмостках, а другую…
– Как бедняжка чувствительна! – криво усмехнулся Том.
– Вдобавок она тесно общается с Дарси. Наступила очень заметная пауза. Потом Том сказал:
– Как очаровательно.
Он повернулся и, все еще еле заметно улыбаясь, принялся раздавать актерам листочки со своими резкими замечаниями.
Перед премьерой спектакля «Как вам это понравится» Элен была счастлива.
Весна в этом году наступила рано. Вслед за крокусами, росшими на берегу реки, в скором времени появились нарциссы, а затем на ветвях плакучих ив зазеленели листочки. У реки часто пахло свежей краской: это вытаскивали на берег плоскодонки и красили их, готовясь к началу летнего сезона.
В лучах весеннего солнца Оксфорд был очень красив. Бледные лучи проникали и в Фоллиз-Хаус, окрашивая в более теплые тона красный кирпич; резные перила, когда на них попадало солнце, отбрасывали на пыльный дубовый пол галереи причудливые, фантастические тени. Элен чувствовала, что в доме царит мир, и это ее радовало. Она уходила в библиотеку или на консультацию и возвращалась обратно в неизменно спокойном настроении (а ведь ей казалось, что она утратила покой навсегда!). Работа продвигалась хорошо, и жизнь Элен имела теперь много общего с той, прежней, размеренной жизнью, которую она вела до событий, круто все перевернувших в прошлом году.
Боясь, что ее покой будет нарушен, Элен не ходила на репетиции. Не видя Оливера, она могла надеяться, что он счастлив, и верила, что постепенно боль утраты стихнет. Да и потом у нее не было ни малейшего желания присутствовать при распрях Хлои и Пэнси.
Одиночество, на которое добровольно обрекла себя Элен, объяснялось и кое-чем еще. Она лишала себя возможности видеться с Томом и была порядком напугана, осознав, что ей ужасно хочется его увидеть. Она чувствовала, что ее симпатия к нему лишь усилилась, и в ней появилось что-то новое, но что именно – она и сама толком не понимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124