– Блеск да и только! Как красиво вы это проделали! Все трое подошли к выходу на взлетно-посадочную полосу.
– Глядя на витрину овощной лавки, – сказала Ксавьера, – кто-нибудь может подумать, будто хозяин выстраивает фрукты и овощи пирамидкой, чтобы они радовали глаз, тогда как на самом деле он заботится только о своей выгоде. Так легче заметить, если кто-нибудь осмелится стащить плод. Так что для него это – не проявление любви к прекрасному, а средство самозащиты.
– Все равно это было незабываемое зрелище, – не унималась Мона. – Настоящий спектакль. Я горжусь знакомством с вами, Ксавьера. Погодите, я еще расскажу вам о моей дочери.
– У вас есть дочь?
– Ее зовут Синтия. Она работает в системе социального обеспечения и втюрилась в человека из Пуэрто-Рико.
– В парня или девушку?
– Парня. Но у них нет будущего. Его доход составляет только тысячу двести долларов в неделю.
Брови Ксавьеры поползли вверх!
– «Только»? По-моему, это вполне приличный заработок. Чем же он занимается?
– Он безработный и платит алименты. Так они и познакомились. Дочери пришлось обследовать условия жизни его семерых жен. Они сошлись, и дочь устроила ему инвалидную пенсию. Но что такое тысяча двести долларов, если их разделить на семерых жен и десяток отпрысков? Правда, это постоянный доход, ничего не скажешь.
– Ну, деньги – еще не главное. Только бы они были счастливы.
– Вы совершенно правы, Ксавьера. Я так и сказала Херберту, когда навещала его в кутузке на прошлой неделе.
– В кутузке? Ах да, вы говорили, что он подхватил вирус в одиночке. И давно его посадили?
– Он провел там большую часть жизни. В 1952 году застрелил охранника и пытался бежать. С тех пор и сидит в одиночке.
Ксавьера сочувственно пожала руку Моны.
– Это ужасно!
– Да нет, там не так уж плохо! Не нужно платить налоги. И ему позволяют тренировать волейбольную команду. Последние пару лет он ведет себя так, что я теперь понимаю, от кого Роберта унаследовала свои наклонности.
Они поднялись по трапу и заняли свои места в серебристом лайнере. Ксавьера очутилась в центре, а по обеим сторонам от нее – Мона с Уордом. По проходу сновали шустрые стюардессы. Мерно жужжали вентиляторы. Мона придвинулась к своей новой знакомой.
– Вы знаете, я работаю в магазине уцененных товаров, там иногда удается реализовать то, что мне перепадает от органов соцобеспечения…
– Наверное, это интересная работа? Все время среди людей…
– Да, но хотелось бы быть к ним еще поближе, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Неужели…
В глазах Моны светилась надежда.
– Считаете, для меня уже поздно?..
– Вовсе нет, – тепло ответила Ксавьера. – Вы вольны делать все, что доставляет вам удовольствие.
– Но это незаконно…
Ксавьера жестом бессильного отчаяния воздела руки к потолку.
– Увы, Мона, вот как раз это до меня и не доходит. Вы существуете за счет государства, в то время как вполне могли бы сами себя содержать. Вы привлекательная женщина и могли бы дарить людям радость. Ваш муж находится в тюрьме и, пожалуй, вот-вот сменит имя «Херберт» на женское «Хедер», а вы лишены возможности выполнять – и, может быть, даже перевыполнять – свою главную жизненную функцию. У меня просто нет слов.
Мона угрюмо кивнула.
– И вдобавок ко всему меня жутко укачивает в самолете.
– Держитесь за меня, вам будет легче.
Последние пассажиры заняли свои места. Взревели двигатели, и самолет тронулся с места. Мона судорожно вцепилась в рукав Ксавьеры. Самолет несколько раз качнуло, потом он плавно побежал по бетонной дорожке и наконец взмыл в небо. Мона отпустила руку Ксавьеры и благодарно улыбнулась. Чуть впереди них, через проход, сидел араб в тюрбане и европейском костюме делового человека. Светловолосой стюардессе приходилось то и дело подбегать к нему: то он требовал подушку, то прохладительный напиток, то просто хотел поболтать. Он явно положил на девушку глаз и широко улыбался, демонстрируя ослепительно белые зубы, контрастирующие с темной бородой и смуглой кожей.
Авиалайнер набрал высоту; пассажиры начали сновать взад-вперед по салону. Ксавьера отстегнула ремень безопасности и поглядела на Уорда, который успел открыть свой дипломат и углубиться в чтение.
– Да брось ты эти бумаги, – посоветовала Ксавьера. – Отдохни немного.
– Отдохну, когда все будет позади. Видишь ли, Ксавьера, я только что подумал вот о чем. В Лос-Анджелесе есть шарлатаны, которые, не имея лицензии, позволяют себе давать населению юридические советы в бракоразводных делах. Дипломированные юристы, вроде меня, возбудили против них уголовное дело и вынудили свернуть незаконную деятельность. А то развелось слишком много конкурентов.
Ксавьера задумалась. Беленькая стюардесса по-прежнему заигрывала с арабом. На лице Ксавьеры появилось кислое выражение.
– Да, Уорд. Любители всюду теснят профессионалов.
Глава четвертая
Сенатор Мартин Ролингс посмотрел на настенные часы в совещательной комнате и беспокойно заерзал в кресле. Потом достал пачку сигарет, вытряхнул одну и щелкнул золотой зажигалкой. Стенографистка мисс Тоби Гудбоди мельком взглянула на него, положила ногу на ногу и продолжала полировать ногти.
Сенатор Ролингс – плотный здоровяк пятидесяти лет с суровым, властным лицом, побагровевшим от возмущения. Что же касается мисс Гудбоди, то это была двадцатичетырехлетняя блондинка, обладательница превосходной фигуры. Стильное платье не доходило до колен, а поскольку она сидела напротив сенатора, то ему хорошо были видны эти соблазнительные женские коленки. По-видимому, упомянутое зрелище вызвало в сенаторе бурю противоположных чувств, ибо он снова бросил взгляд на часы и сердито поджал губы.
Открылась дверь, и в комнату вошел советник Рэнден Питерсдорф, загорелый молодой атлет с портфелем под мышкой. Он скользнул равнодушным взглядом по мисс Гудбоди, которая также не прореагировала на его появление, поздоровался с сенатором Ролингсом и заверил:
– Остальные будут здесь через несколько минут.
– Давно пора, – проворчал сенатор. – Почему они опаздывают? Все уже в сборе: и телевизионщики, и репортеры, и зрители, нет только членов подкомитета. В чем, собственно, дело?
Питерсдорф послал ему смущенную, умиротворяющую улыбку, пересек комнату по диагонали и, опустившись в одно из кресел, расстегнул портфель.
– Может, обговорим пока нашу стратегию, сенатор? Председатель подкомитета глубоко затянулся и небрежно потряс головой.
– Подождем остальных. Если, конечно, они соизволят явиться.
Питерсдорф кивнул в знак согласия и зашуршал бумагами. Наконец он извлек то, что ему было нужно, и, откашлявшись, нерешительно посмотрел вначале на сенатора, а затем на мисс Гудбоди.
– Есть одно дело, которое следовало бы обсудить до их прихода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38