Одна, без посторонней помощи: так я предпочитала. На миг отведя глаза от этого лица, помолодевшего в часы агонии, я оказывала матери такие услуги, какие женщина может принять только от другой женщины и редко – от дочери, и скользила взглядом по истокам моей жизни. При виде этой увядшей наготы, завораживавшей меня и даже тревожившей, поскольку я выросла в начале века, когда имели хождение иные нравы, и я всегда видела мать только тщательно одетой, при виде этого живота, где, как я знала, зрел очаг бедствия, я думала о том, что сорок лет назад другое паразитическое тело формировалось там, другая опухоль, поменьше, быстрее растущая: я. Впервые в жизни я без возмущения признала, что вышла из этого живого гнезда.
Когда больная потеряла сознание и начала хрипеть, я удалилась из комнаты и уступила свое место другим, так как теперь матери уже не могла помешать их назойливость. Она была уже далеко, Рено я услала из Фон-Верта. Поль звонил, и я просила его не приезжать, а ждать дома, пока я сама ему не позвоню. Не то чтобы я хотела быть наедине со своей матерью, ее уже не было здесь, я хотела быть наедине с самой собой, и я подымалась в нашу рощу и садилась на ковер сосновых иголок. Я начинала понимать. Сама того не подозревая, я взяла на себя непосильный, даже запретный труд и преуспела в нем: исправить прошлое. А моя мать помогла мне в этом. Теперь она могла уйти.
Она задержалась еще на два дня. В течение двух дней организм, предоставленный самому себе, еще боролся, и хрип становился громче, спускался до басовых нот, снова был голосом старухи, гневливой и протестующей. Я слышала этот хрип через двери. Все прочие, сбившиеся в ее спальне, в первую очередь тетя Луиза, не могли слышать его без ужаса. А я нет. Уже было не время.
И потом вдруг под вечер в спальне все стихло.
Сейчас они увезут ее. Остальные поедут поездом или самолетом. Так как в похоронном фургоне по обычаю должен ехать кто-нибудь от родни, компаньонка тети Луизы вызвалась совершить этот далекий путь. Анриетта позаботится о тете и посадит ее в поезд. А через два дня я прилечу на похороны в Париж и вернусь в тот же день самолетом. Я решила, что Рено не поедет, и предупредила об этом родных. Они с Полем проводят меня до аэродрома и вечером встретят.
Поль потихоньку от меня приехал рано утром к выносу тела. Гроб вынесли из главного подъезда, поместили в фургон, а Рено с Полем стояли тем временем за утлом дома. Частная машина – ее наняли потому, что это респектабельнее, чем ехать просто в такси,– увезет "семью", чтобы все успели отдохнуть в своих отелях до отъезда.
По платановой аллее медленно проехали одна за другой две машины. Я пошла проводить их до поворота, чтобы помочь шоферу фургона развернуться, потому что машина была слишком длинная для нашего грейдера. И встала напротив двух моих тумб, на границе Фон-Верта.
Фургон развернулся удачно. Теперь похоронная машина беззвучно катила вниз по наклонной дороге между зарослями вереска. Следом за ней вторая, и оттуда мне помахали рукой. Скоро обе машины, каждая со своим грузом, расстанутся чуть подальше, у развилки шоссе, без всякой помпы. И через несколько минут я увидела сквозь ветви, как удаляется вся моя бывшая семья, живая и мертвая.
Я пошла обратно по лиственному тоннелю, окрашенному весною и утренним светом в золото и зелень. Но тут же ускорила шаги: я заметила в конце аллеи две фигуры, там стояли по обе стороны двери и ожидали меня двое, двое мужчин моей жизни.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70