Такая ненависть не могла исчезнуть или ослабнуть с течением времени. Она должна быть удовлетворена каким-либо способом. Возможно, здесь и сейчас.
— У нас по-прежнему есть один вопрос, который требуется решить, энсин.
— Нет! — крикнул Марк Аллен, приподнимаясь со стула.
— Прошу вас, сэр, — попросил Брент, — разрешите мне. — Безропотно вздохнув, адмирал сел. Фудзита продолжал невозмутимо смотреть. Возможно, его мудрость подсказывала ему, что данная проблема должна быть решена. — Я не собираюсь ничего доказывать ни тебе, ни кому бы то ни было, лейтенант.
Летчик ткнул пальцем в палубу.
— Ты отказал мне в почетной смерти тогда, на ангарной палубе. Повредил мою карму. Не позволил занять место в храме Ясукуни.
— Нет, я просто подчинился приказу подполковника Мацухары.
— Врешь! Тебя никто не держал, ты подчинился его голосу!
— Господи! Конечно же, я подчинился его голосу. Мы научены подчиняться. Наша жизнь не имела бы смысла…
Его остановил ошеломляющий удар руки в перчатке, которая так быстро прошлась по его щеке, что у него даже не было времени пригнуться или хотя бы уклониться от удара. Глаза Брента сразу же вспыхнули, во рту появился солоноватый привкус крови — была рассечена губа. Отступив назад и вбок, он встал в стойку и поднял к груди сжатые кулаки, в нем клокотала ярость, отпустившая все тормоза.
Но между двумя врагами оказался Марк Аллен, растолкавший их в разные стороны, а адмирал Фудзита крикнул:
— Хватит! Смирно, а не то оба окажетесь в кандалах.
Медленно повернувшись к адмиралу, Нобутаке Коноэ спросил:
— Мы можем решить наш вопрос, адмирал?
— Да, лейтенант. Он должен быть решен на благо «Йонаги».
Ярость продиктовала Бренту ответ.
— Я согласен.
Злобные глаза повернулись к Бренту.
— С разрешения адмирала я буду ждать тебя в храме Вечного Блаженства в пятнадцать ноль-ноль.
— С удовольствием, лейтенант.
— Вы свободны, — резко бросил Фудзита.
— Можно еще вопрос, адмирал? — спросил Коноэ, когда американцы выходили.
После того как дверь захлопнулась, летчик изложил свою просьбу, которая потрясла даже Хироси Фудзиту.
Брент вошел в храм Вечного Блаженства один. Поскольку из Триполи, Бенгази, Каира, Тель-Авива, Рима, Лондона и Вашингтона обрушился шквал сообщений, полковник Бернштейн и адмирал Марк Аллен помчались в помещение шифровальной службы помочь лихорадочно работающим специалистам, пообещав прийти в храм, как только тайна лавины сигналов будет разрешена.
— Англичане, они должны быть в Средиземном! — крикнул Аллен, пробегая по коридору мимо Брента. — Извините, Брент! Извините!
Было 15:00, и энсин в одиночестве спустился в подъемнике на ангарную палубу. Десятки механиков отложили свои инструменты, когда двери подъемника открылись. Они ждали его.
Храм, обшитый неокрашенной фанерой, занимал значительное пространство в передней части ангарной палубы по правому борту. Подобного места Брент никогда не встречал на военных кораблях, сюда он заходил лишь однажды, чтобы взять прах отца и перевезти его в Арлингтон. Тут отсутствовали неф, сиденья, алтарь. Вместо них вдоль стен тянулись полки, где в белых ларцах с иероглифами хранился прах умерших и погибших. Там и сям между ларцами находились изображения богов и золотые фигурки Будды. Пол был устлан белой тканью, а в центре храма бросался в глаза помост, тоже покрытый такой же тканью. В храме находились свыше сотни офицеров, стоявших по ранжиру: адмирал Фудзита, капитан второго ранга Масао Кавамото, подполковник Мацухара, капитан третьего ранга Ацуми. Все собравшиеся молчали, как молчали и техники, возившиеся с самолетами. Но вся работа прекратилась, как только американский офицер вошел в храм. За ним последовали механики, однако они остались снаружи большой безмолвной группой вымуштрованных десятилетиями дисциплины людей. На помосте находилась коленопреклоненная фигура человека в ниспадающем свободными складками белом одеянии с широкими крыльями из пенькового полотна, который сосредоточенно молился. Волосы человека были стянуты в узел на затылке. Это был Коноэ.
Брент ошарашенно остановился.
Не давая возможности Бренту сказать что-либо, Коноэ резким, заполнившим всю ангарную палубу голосом прогремел.
— Добро пожаловать, янки, — сказал он, вставая. — Скоро мы увидим, мужчина ты или нет.
— Я здесь. Чего тебе еще надо?
— Мужества! Решительности!
— Я пока спину никому не показывал.
— Сказано по-самурайски, — удовлетворенно произнес Коноэ и протянул руку. — Проходи, энсин. Сюда. — В его голосе не было угрозы. — Брент остановился у помоста. — Сюда, вверх. — Американец осторожно ступил на помост, его кулаки сжались, мышцы напряглись. Брент почувствовал, как у него участился пульс и как внезапно пересохло горло.
— Ты отказал мне в моей судьбе как самураю.
— Я уже многократно слышал это.
— Моя карма может быть восстановлена, а дух найти свое успокоение рядом с предками.
— Мы будем драться: или ты убьешь меня, или я убью тебя. Третьего не дано.
— Или сеппуку.
Произнесенное слово заставило Брента вздрогнуть. Американцы ошибочно обозначали ритуальное лишение себя жизни с помощью кинжала словом «харакири» — японским жаргонизмом, обозначавшим вспарывание живота. Не потому ли стоявший напротив него человек был в белом одеянии. Разумеется, самурайский ум оправдывал харакири. Коноэ навлек на себя гнев Фудзиты, когда он проигнорировал появление бомбардировщиков и истребителей с Островов Зеленого Мыса. К этому добавилось унижение, полученное в поединке с Брентом. Оно также могло быть смыто кровью, принесенной на острие кинжала. И, наконец, происшествие на мемориале «Аризона». Коноэ был младшим офицером и взял вину на себя. В понимании Брента, это было несправедливо, но он знал, что, по японским меркам, Коноэ отвечал за происшедшее. Он слышал, как ранее адмирал Фудзита отверг просьбы летчика о самоубийстве. Но «Йонага» получил новое охранение. Англичане своим появлением в Средиземном море связали руки Каддафи, и теперь казалось, что хорошо защищенному авианосцу в Тихом океане ничто не угрожает. И даже Фудзита не мог противостоять требованиям самурайской чести. В конце концов ведь все офицеры были сотканы из одного материала.
— Для этого я тебе не нужен, — произнес энсин, собираясь уйти.
— Нужен. Ты будешь моим кайсяку.
— Твоим кем?
— Моим, как вы говорите, секундантом. Тебе дадут меч, и если я буду действовать нерешительно…
— Э-э, нет. Не получится. — Брент снова собрался уйти, и снова Коноэ остановил его.
— Ты говорил, что никогда никому не показывал спину.
Брент посмотрел в черные глаза, сверкавшие как антрацит в глубокой шахте.
— Да! Это так. Но…
— Но это будет большим испытанием для твоего мужества, чем для моего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— У нас по-прежнему есть один вопрос, который требуется решить, энсин.
— Нет! — крикнул Марк Аллен, приподнимаясь со стула.
— Прошу вас, сэр, — попросил Брент, — разрешите мне. — Безропотно вздохнув, адмирал сел. Фудзита продолжал невозмутимо смотреть. Возможно, его мудрость подсказывала ему, что данная проблема должна быть решена. — Я не собираюсь ничего доказывать ни тебе, ни кому бы то ни было, лейтенант.
Летчик ткнул пальцем в палубу.
— Ты отказал мне в почетной смерти тогда, на ангарной палубе. Повредил мою карму. Не позволил занять место в храме Ясукуни.
— Нет, я просто подчинился приказу подполковника Мацухары.
— Врешь! Тебя никто не держал, ты подчинился его голосу!
— Господи! Конечно же, я подчинился его голосу. Мы научены подчиняться. Наша жизнь не имела бы смысла…
Его остановил ошеломляющий удар руки в перчатке, которая так быстро прошлась по его щеке, что у него даже не было времени пригнуться или хотя бы уклониться от удара. Глаза Брента сразу же вспыхнули, во рту появился солоноватый привкус крови — была рассечена губа. Отступив назад и вбок, он встал в стойку и поднял к груди сжатые кулаки, в нем клокотала ярость, отпустившая все тормоза.
Но между двумя врагами оказался Марк Аллен, растолкавший их в разные стороны, а адмирал Фудзита крикнул:
— Хватит! Смирно, а не то оба окажетесь в кандалах.
Медленно повернувшись к адмиралу, Нобутаке Коноэ спросил:
— Мы можем решить наш вопрос, адмирал?
— Да, лейтенант. Он должен быть решен на благо «Йонаги».
Ярость продиктовала Бренту ответ.
— Я согласен.
Злобные глаза повернулись к Бренту.
— С разрешения адмирала я буду ждать тебя в храме Вечного Блаженства в пятнадцать ноль-ноль.
— С удовольствием, лейтенант.
— Вы свободны, — резко бросил Фудзита.
— Можно еще вопрос, адмирал? — спросил Коноэ, когда американцы выходили.
После того как дверь захлопнулась, летчик изложил свою просьбу, которая потрясла даже Хироси Фудзиту.
Брент вошел в храм Вечного Блаженства один. Поскольку из Триполи, Бенгази, Каира, Тель-Авива, Рима, Лондона и Вашингтона обрушился шквал сообщений, полковник Бернштейн и адмирал Марк Аллен помчались в помещение шифровальной службы помочь лихорадочно работающим специалистам, пообещав прийти в храм, как только тайна лавины сигналов будет разрешена.
— Англичане, они должны быть в Средиземном! — крикнул Аллен, пробегая по коридору мимо Брента. — Извините, Брент! Извините!
Было 15:00, и энсин в одиночестве спустился в подъемнике на ангарную палубу. Десятки механиков отложили свои инструменты, когда двери подъемника открылись. Они ждали его.
Храм, обшитый неокрашенной фанерой, занимал значительное пространство в передней части ангарной палубы по правому борту. Подобного места Брент никогда не встречал на военных кораблях, сюда он заходил лишь однажды, чтобы взять прах отца и перевезти его в Арлингтон. Тут отсутствовали неф, сиденья, алтарь. Вместо них вдоль стен тянулись полки, где в белых ларцах с иероглифами хранился прах умерших и погибших. Там и сям между ларцами находились изображения богов и золотые фигурки Будды. Пол был устлан белой тканью, а в центре храма бросался в глаза помост, тоже покрытый такой же тканью. В храме находились свыше сотни офицеров, стоявших по ранжиру: адмирал Фудзита, капитан второго ранга Масао Кавамото, подполковник Мацухара, капитан третьего ранга Ацуми. Все собравшиеся молчали, как молчали и техники, возившиеся с самолетами. Но вся работа прекратилась, как только американский офицер вошел в храм. За ним последовали механики, однако они остались снаружи большой безмолвной группой вымуштрованных десятилетиями дисциплины людей. На помосте находилась коленопреклоненная фигура человека в ниспадающем свободными складками белом одеянии с широкими крыльями из пенькового полотна, который сосредоточенно молился. Волосы человека были стянуты в узел на затылке. Это был Коноэ.
Брент ошарашенно остановился.
Не давая возможности Бренту сказать что-либо, Коноэ резким, заполнившим всю ангарную палубу голосом прогремел.
— Добро пожаловать, янки, — сказал он, вставая. — Скоро мы увидим, мужчина ты или нет.
— Я здесь. Чего тебе еще надо?
— Мужества! Решительности!
— Я пока спину никому не показывал.
— Сказано по-самурайски, — удовлетворенно произнес Коноэ и протянул руку. — Проходи, энсин. Сюда. — В его голосе не было угрозы. — Брент остановился у помоста. — Сюда, вверх. — Американец осторожно ступил на помост, его кулаки сжались, мышцы напряглись. Брент почувствовал, как у него участился пульс и как внезапно пересохло горло.
— Ты отказал мне в моей судьбе как самураю.
— Я уже многократно слышал это.
— Моя карма может быть восстановлена, а дух найти свое успокоение рядом с предками.
— Мы будем драться: или ты убьешь меня, или я убью тебя. Третьего не дано.
— Или сеппуку.
Произнесенное слово заставило Брента вздрогнуть. Американцы ошибочно обозначали ритуальное лишение себя жизни с помощью кинжала словом «харакири» — японским жаргонизмом, обозначавшим вспарывание живота. Не потому ли стоявший напротив него человек был в белом одеянии. Разумеется, самурайский ум оправдывал харакири. Коноэ навлек на себя гнев Фудзиты, когда он проигнорировал появление бомбардировщиков и истребителей с Островов Зеленого Мыса. К этому добавилось унижение, полученное в поединке с Брентом. Оно также могло быть смыто кровью, принесенной на острие кинжала. И, наконец, происшествие на мемориале «Аризона». Коноэ был младшим офицером и взял вину на себя. В понимании Брента, это было несправедливо, но он знал, что, по японским меркам, Коноэ отвечал за происшедшее. Он слышал, как ранее адмирал Фудзита отверг просьбы летчика о самоубийстве. Но «Йонага» получил новое охранение. Англичане своим появлением в Средиземном море связали руки Каддафи, и теперь казалось, что хорошо защищенному авианосцу в Тихом океане ничто не угрожает. И даже Фудзита не мог противостоять требованиям самурайской чести. В конце концов ведь все офицеры были сотканы из одного материала.
— Для этого я тебе не нужен, — произнес энсин, собираясь уйти.
— Нужен. Ты будешь моим кайсяку.
— Твоим кем?
— Моим, как вы говорите, секундантом. Тебе дадут меч, и если я буду действовать нерешительно…
— Э-э, нет. Не получится. — Брент снова собрался уйти, и снова Коноэ остановил его.
— Ты говорил, что никогда никому не показывал спину.
Брент посмотрел в черные глаза, сверкавшие как антрацит в глубокой шахте.
— Да! Это так. Но…
— Но это будет большим испытанием для твоего мужества, чем для моего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84