— Досье…
— Досье, господин министр?
— Да, все досье, касающиеся лиц, так или иначе имеющих отношение к этому делу. Имен я не перечисляю, но мне бы хотелось с ними ознакомиться. Пришлите мне их завтра пораньше.
— Включая и те, что заведены на членов правительства?
— Да. Я же сказал — всех, кто проходит у вас по этому делу.
— Хорошо.
И Вавр тяжелым шагом направился к себе в отдел, в соседний подъезд того же здания.
Бауму он напомнил:
— У нас и раньше требовали досье, помнишь, Альфред? Так что ты знаешь, что делать.
— Знаю. Все надо дублировать. Абсолютно все, чтобы сохранить архив полностью.
— Министры приходят и уходят, а архивы остаются. Так что это я поручаю тебе. — Наступила небольшая пауза. — Послушай, старина, а что ты все же думаешь насчет этой утечки информации? Теперь, когда все позади?
— У меня раньше были подозрения, которые теперь перешли в уверенность.
— Ну?
— Этот паршивец Пишу, когда тут поливал грязью своего благодетеля Пеллерена, сказал одну любопытную вещь. У меня тогда возникло какое-то подозрение — я и попросил инспектора выяснить как бы невзначай, где благодетель провел тот день, когда мы сообщили Маллару, что задержали Пеллеренова сынка, и попросили дальнейших указаний. Помните, Маллар сказал, что перезвонит через пятнадцать минут, а потом сказал, будто поговорил с папашей Пеллереном, и сынка, мол, надо поскорее отпустить. Так вот Пишу утверждает, что в тот день его босс в министерстве не появлялся и был в таком месте, куда дозвониться невозможно, то есть у дамы. Так что, может, это сам Пишу дал нам указания. Во всяком случае, моя точка зрения подтвердилась — Маллар хотел, чтобы мы прекратили расследование. Зная о его давней дружбе с Хеммингом, я в этом уверен. Хотя, может, трибунал счел бы эти факты недостаточным доказательством его вины. И потом — с психологической точки зрения — Пеллерен не стал бы проделывать этот фокус с инициалами. Слишком уж примитивно для такого матерого, старого политикана. Скорее всего, к двойному блефу прибегнул Маллар, на него это больше похоже.
Он умолк и задумался.
— Подумать только, такой грязный делец у власти, хотя вслух об этом говорить и не следует, он наш начальник.
— Ладно, Альфред, я тебя не слышал.
— Но мое мнение тут хоть что-нибудь да значит?
— И да, и нет. Нет, потому что никто этой историей больше заниматься не станет. Да, потому что я бы хотел, чтобы в архивах хранилась правда, даже если мы сидим по уши во лжи. У меня просто пунктик насчет архивов.
— Как же я могу занести в досье свои подозрения, хоть я абсолютно уверен, что они правильны?
Вавр усмехнулся:
— А это уж не моя проблема, Альфред, сам соображай.
Во вторник американского посла пригласили на набережную Орсэ. Министр иностранных дел принял его чрезвычайно тепло и угостил великолепным шерри, в который собственноручно, из уважения к высокому гостю, бросил кусочек льда.
— Счастлив видеть вас, господин посол, надеюсь, вы и ваша супруга в добром здравии.
— Вполне, — коротко ответствовал посол. Он еще не забыл неприятную беседу с президентом и был намерен, если нападки тут, в министерстве, возобновятся, как можно быстрее прервать встречу. Но, судя по любезности, которую проявляет министр, она затянется.
— Очень мило с вашей стороны, что вы пришли, как только получили приглашение, — продолжал министр.
— Мне это только приятно, — ответил посол. «Что, черт возьми, тут происходит?»
— Я вот почему вас пригласил, — сказал министр, заглядывая в свой бокал с такой осторожностью, будто ожидал увидеть в нем лягушку. — В нынешнем году мы хотим организовать у себя небольшие торжества, — он чуть помолчал и продолжал доверительно: — Йорктаун, вы понимаете?
Посол слыхом не слыхивал о торжествах по поводу какого-то Йорктауна, но виду не подал. С какой стати он должен что-то знать об этом Йорктауне? А если и правда должен, то почему этот кретин — первый секретарь посольства — его не предупредил?
Министр, который в обычное время тоже не был силен насчет Йорктауна, тем не менее продолжал:
— Мы планируем ряд мероприятий в знак чувства солидарности, которое наш народ испытывает к Соединенным Штатам, помня о союзе между генералом Вашингтоном и нашим национальным героем Лафайетом в битве при Йорктауне. — Он сделал паузу и закончил: — Фактически эта битва завершила войну американцев за независимость. — Его только что просветили на этот счет, и в памяти были еще свежи кое-какие подробности. — В этом году как раз исполняется двести лет…
…Министерство иностранных дел в полном составе все утро рылось по архивам в поисках хоть какого-нибудь юбилея — премьер-министр приказал найти мало-мальски серьезный повод для организации торжеств. Перебрали и отвергли даты рождения и смерти знаменитых художников, философов, литераторов и политических деятелей, и положение казалось уже безнадежным, когда кто-то вдруг вспомнил о битве с британцами под Йорктауном. Такой повод сочли вполне подходящим.
Посол сколотил свое состояние во Флориде, он передал в распоряжение своей партии миллион долларов, чтобы заполучить нынешнее место: его жена всегда мечтала жить во Франции. В истории он не разбирался и потому ограничился тем, что с рассудительным видом кивнул.
— В ходе торжеств, — продолжал министр, — мы бы хотели выразить добрые чувства к вашей стране, в частности путем вручения наград некоторым из ваших выдающихся сограждан. Я мог бы порекомендовать кандидатов на эти награды…
Посол наконец все понял и позволил себе расслабиться. Он даже рискнул произнести: «Ну, разумеется» — и отхлебнул немного шерри: этот напиток отнюдь не принадлежал к числу его любимых.
— Я слышал, — произнес министр иностранных дел, — что ваш коллега Рольф Хемминг, посвятивший свою многолетнюю деятельность развитию связей между нашими странами, скоро заканчивает срок службы и намерен вернуться домой. Мы будем очень счастливы наградить его по такому случаю орденом Почетного легиона.
Посол впервые слышал относительно планов Хемминга, но был достаточно сообразителен, чтобы понять смысл сказанного.
— Я уверен, — согласился он, — что Хемминг сумеет оценить оказанную ему честь.
— Всегда приятно вручать подобные награды за службу, способствующую взаимопониманию между нашими странами, — сказал министр. — Именно в знак окончания этой службы.
Посол согласно кивнул головой.
— Вручение сопровождается соответствующей церемонией, — добавил министр. — Награду вручает наш посол. — Он поднес к губам бокал и отхлебнул немного. — В Нью-Йорке. — Он кашлянул. — В самом скором времени.
Посол снова кивнул. Не станет же он заступаться за этого Хемминга — он вообще пидоров терпеть не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Досье, господин министр?
— Да, все досье, касающиеся лиц, так или иначе имеющих отношение к этому делу. Имен я не перечисляю, но мне бы хотелось с ними ознакомиться. Пришлите мне их завтра пораньше.
— Включая и те, что заведены на членов правительства?
— Да. Я же сказал — всех, кто проходит у вас по этому делу.
— Хорошо.
И Вавр тяжелым шагом направился к себе в отдел, в соседний подъезд того же здания.
Бауму он напомнил:
— У нас и раньше требовали досье, помнишь, Альфред? Так что ты знаешь, что делать.
— Знаю. Все надо дублировать. Абсолютно все, чтобы сохранить архив полностью.
— Министры приходят и уходят, а архивы остаются. Так что это я поручаю тебе. — Наступила небольшая пауза. — Послушай, старина, а что ты все же думаешь насчет этой утечки информации? Теперь, когда все позади?
— У меня раньше были подозрения, которые теперь перешли в уверенность.
— Ну?
— Этот паршивец Пишу, когда тут поливал грязью своего благодетеля Пеллерена, сказал одну любопытную вещь. У меня тогда возникло какое-то подозрение — я и попросил инспектора выяснить как бы невзначай, где благодетель провел тот день, когда мы сообщили Маллару, что задержали Пеллеренова сынка, и попросили дальнейших указаний. Помните, Маллар сказал, что перезвонит через пятнадцать минут, а потом сказал, будто поговорил с папашей Пеллереном, и сынка, мол, надо поскорее отпустить. Так вот Пишу утверждает, что в тот день его босс в министерстве не появлялся и был в таком месте, куда дозвониться невозможно, то есть у дамы. Так что, может, это сам Пишу дал нам указания. Во всяком случае, моя точка зрения подтвердилась — Маллар хотел, чтобы мы прекратили расследование. Зная о его давней дружбе с Хеммингом, я в этом уверен. Хотя, может, трибунал счел бы эти факты недостаточным доказательством его вины. И потом — с психологической точки зрения — Пеллерен не стал бы проделывать этот фокус с инициалами. Слишком уж примитивно для такого матерого, старого политикана. Скорее всего, к двойному блефу прибегнул Маллар, на него это больше похоже.
Он умолк и задумался.
— Подумать только, такой грязный делец у власти, хотя вслух об этом говорить и не следует, он наш начальник.
— Ладно, Альфред, я тебя не слышал.
— Но мое мнение тут хоть что-нибудь да значит?
— И да, и нет. Нет, потому что никто этой историей больше заниматься не станет. Да, потому что я бы хотел, чтобы в архивах хранилась правда, даже если мы сидим по уши во лжи. У меня просто пунктик насчет архивов.
— Как же я могу занести в досье свои подозрения, хоть я абсолютно уверен, что они правильны?
Вавр усмехнулся:
— А это уж не моя проблема, Альфред, сам соображай.
Во вторник американского посла пригласили на набережную Орсэ. Министр иностранных дел принял его чрезвычайно тепло и угостил великолепным шерри, в который собственноручно, из уважения к высокому гостю, бросил кусочек льда.
— Счастлив видеть вас, господин посол, надеюсь, вы и ваша супруга в добром здравии.
— Вполне, — коротко ответствовал посол. Он еще не забыл неприятную беседу с президентом и был намерен, если нападки тут, в министерстве, возобновятся, как можно быстрее прервать встречу. Но, судя по любезности, которую проявляет министр, она затянется.
— Очень мило с вашей стороны, что вы пришли, как только получили приглашение, — продолжал министр.
— Мне это только приятно, — ответил посол. «Что, черт возьми, тут происходит?»
— Я вот почему вас пригласил, — сказал министр, заглядывая в свой бокал с такой осторожностью, будто ожидал увидеть в нем лягушку. — В нынешнем году мы хотим организовать у себя небольшие торжества, — он чуть помолчал и продолжал доверительно: — Йорктаун, вы понимаете?
Посол слыхом не слыхивал о торжествах по поводу какого-то Йорктауна, но виду не подал. С какой стати он должен что-то знать об этом Йорктауне? А если и правда должен, то почему этот кретин — первый секретарь посольства — его не предупредил?
Министр, который в обычное время тоже не был силен насчет Йорктауна, тем не менее продолжал:
— Мы планируем ряд мероприятий в знак чувства солидарности, которое наш народ испытывает к Соединенным Штатам, помня о союзе между генералом Вашингтоном и нашим национальным героем Лафайетом в битве при Йорктауне. — Он сделал паузу и закончил: — Фактически эта битва завершила войну американцев за независимость. — Его только что просветили на этот счет, и в памяти были еще свежи кое-какие подробности. — В этом году как раз исполняется двести лет…
…Министерство иностранных дел в полном составе все утро рылось по архивам в поисках хоть какого-нибудь юбилея — премьер-министр приказал найти мало-мальски серьезный повод для организации торжеств. Перебрали и отвергли даты рождения и смерти знаменитых художников, философов, литераторов и политических деятелей, и положение казалось уже безнадежным, когда кто-то вдруг вспомнил о битве с британцами под Йорктауном. Такой повод сочли вполне подходящим.
Посол сколотил свое состояние во Флориде, он передал в распоряжение своей партии миллион долларов, чтобы заполучить нынешнее место: его жена всегда мечтала жить во Франции. В истории он не разбирался и потому ограничился тем, что с рассудительным видом кивнул.
— В ходе торжеств, — продолжал министр, — мы бы хотели выразить добрые чувства к вашей стране, в частности путем вручения наград некоторым из ваших выдающихся сограждан. Я мог бы порекомендовать кандидатов на эти награды…
Посол наконец все понял и позволил себе расслабиться. Он даже рискнул произнести: «Ну, разумеется» — и отхлебнул немного шерри: этот напиток отнюдь не принадлежал к числу его любимых.
— Я слышал, — произнес министр иностранных дел, — что ваш коллега Рольф Хемминг, посвятивший свою многолетнюю деятельность развитию связей между нашими странами, скоро заканчивает срок службы и намерен вернуться домой. Мы будем очень счастливы наградить его по такому случаю орденом Почетного легиона.
Посол впервые слышал относительно планов Хемминга, но был достаточно сообразителен, чтобы понять смысл сказанного.
— Я уверен, — согласился он, — что Хемминг сумеет оценить оказанную ему честь.
— Всегда приятно вручать подобные награды за службу, способствующую взаимопониманию между нашими странами, — сказал министр. — Именно в знак окончания этой службы.
Посол согласно кивнул головой.
— Вручение сопровождается соответствующей церемонией, — добавил министр. — Награду вручает наш посол. — Он поднес к губам бокал и отхлебнул немного. — В Нью-Йорке. — Он кашлянул. — В самом скором времени.
Посол снова кивнул. Не станет же он заступаться за этого Хемминга — он вообще пидоров терпеть не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64