Аня стала засыпать. Тут Мирек вновь повернулся к ней. На этот раз его рука начала свой путь от талии и выше. И опять Аня с силой отбросила его руку.
— Ты меня не обведёшь. Я же знаю, что ты не спишь, так что прекрати все это.
Он лёг на спину, больше не прикидываясь спящим. Шторы были плотными, так что в комнате стояла кромешная тьма. Минут через десять Мирек спокойно сказал:
— Аня, ничего, если я помастурбирую?
Она отпрянула в сторону, рукой пытаясь нащупать шнур. Наконец дотянулась до него и дёрнула. Мирек прикрыл глаза ладонью, чтобы защитить их от неожиданного яркого света. Из-под руки он сказал:
— Знаешь, ты просто-напросто не понимаешь многих вещей о мужчинах. Да это, собственно говоря, и неудивительно. Так что ты лучше послушай меня. Я очень возбуждён, и это понятно. А когда мужчина возбуждён, он затем получает либо облегчение, либо боль в яичках. Их ещё называют «орехи любовника». И сейчас со мной происходит как раз это. Так что я не могу заснуть.
Она внимательно посмотрела на него, задыхаясь от гнева, затем спустила ноги на пол и потянулась к подушке.
— Делай всё, что хочешь, животное! Я лично спускаюсь вниз и буду спать в кресле.
Он подвинулся к ней и сжал её руку.
— Нет-нет, не уходи! Я не стану этого делать.
Она попыталась высвободить свою руку, но он держал её очень крепко. Как бы извиняясь, он сказал:
— Аня, успокойся, я обещаю, что не стану этого делать и не стану к тебе прикасаться. Тебе не придётся спать в кресле. Если ты хочешь, я пойду вниз, но там я тоже не засну, потому что там холодно.
Она попыталась вырваться, но он не отпускал её:
— Аня, пожалуйста, не надо. Я не буду тебя трогать. Я клянусь памятью своей матери.
Он уже не прикрывал глаза. Она посмотрела в них и поверила ему.
Опять темнота и тишина в течение десяти минут. Затем опять раздался его голос:
— В этом нет ничего плохого. Просто старые заблуждения накладывают на это табу, но в общем-то мастурбация — это не такая уж и плохая вещь. Доктора, психиатры скажут тебе то же самое.
Она гневно зашептала:
— Ты же клялся именем своей матери!
— Я обещал не трогать тебя, и я не стану этого делать до тех пор, пока ты сама этого не захочешь.
Она заткнула уши, но его голова была очень близко и голос звучал совсем рядом:
— Ты никогда не пробовала этого? Лёжа на своей кровати в келье, опуская руку всё ниже и ниже, лаская себя пальцем?.. А может, ты пользовалась свечой?
Что-то в голове у неё взорвалось. Он почувствовал её неожиданное движение. Зажёгся свет, на миг опять ослепив его. Она стояла у кровати, рыдая от гнева и презрения к нему, тяжело дыша.
— Хорошо, хорошо! Ты хочешь увидеть обнажённую монашку? Хорошо!
Она нагнулась и подняла подол своей ночной рубашки сначала до талии, а затем сняла её через голову, швырнув на пол. Под ночной рубашкой Аня носила кружевной белый лифчик и маленькие голубые трусики. Она расстегнула лифчик на спине, бросив его тоже на пол. Голос у неё начал срываться:
— Ты хочешь увидеть голую монашку? Смотри же, смотри!
Она спустила трусики, вся дрожа, затем перешагнула через них и выпрямилась. Её грудь высоко вздымалась, в глазах у неё было бешенство.
— Смотри же, Скибор. Вот тебе обнажённое тело монашки, если это то, чего ты хотел. Хочешь его почувствовать? Почувствовать обнажённое тело монашки?
Аня обошла кровать и оказалась прямо перед ним. Она махнула на него рукой:
— Почувствуй тело монашки! Войди в тело монашки, если ты так хочешь этого!
Он опёрся на локти. В голове у него был полный беспорядок. То, чего он хотел, было в десяти сантиметрах от него. Он чувствовал её запах. Его глаза поднимались всё выше и выше. Возбуждение в нём возрастало. Свободная рука его, чисто инстинктивно, двигалась по её телу все выше: от живота к высоко вздымающейся груди. И тут взгляд его достиг её лица. По щекам девушки ручьями текли слёзы, рот был открыт, а губы дрожали так же, как и все тело. Её глаза были сужены и в них можно было видеть только нестерпимую боль. Сквозь слёзы Аня простонала:
— Делай, что хочешь, но, господи, перестань глумиться надо мной!
Его рука моментально упала, он повалился обратно на кровать и закрыл глаза руками так, как будто хотел остаться слепым на всю жизнь.
На рассвете лучи света проникли в комнату даже через плотные занавеси, неясно осветив кровать. Мирек лежал на правом боку, у самого края кровати. Аня лежала посередине, на левом боку, её рука покоилась у Мирека на талии. Они оба крепко спали.
Она проснулась через час после рассвета, слабо осознавая происходящее. Сквозь остатки сна Аня смутно поняла, что лежит рядом с Миреком. Она вся сжалась в комок и вспомнила, что ночь была достаточно холодной. Наверное, во сне она инстинктивно потянулась к теплу человеческого тела.
Сейчас Аня боялась даже пошевельнуться, ведь это могло разбудить его. В течение следующих десяти минут она пребывала в дрёме, но вдруг услышала из кухни снизу звон посуды. Медленно, очень аккуратно она убрала свою руку, тихо слезла с кровати и включила электропечь.
Пока она одевалась, он продолжал мирно посапывать. Уже у двери она посмотрела на него. Во сне он выглядел спокойным и даже с усами казался намного моложе своих лет. Ноздри слегка раздувались, когда он дышал. Аня смотрела на него минуту-другую, затем тихо открыла дверь и вышла.
Глава 14
Джордж Лейкер насвистывал за рулём. Его огромная «скания» неслась по шоссе в сторону Гате. Джордж насвистывал мелодию из любимой рок-оперы. Он слышал её ещё дома, в Мельбурне. Австралия была за многие тысячи километров от него, но он не скучал по своей родине.
Джордж насвистывал только тогда, когда ему было хорошо. А хорошо ему было только тогда, когда у него были деньги. Чем больше у него было денег, тем счастливее он был.
Это была особенно удачная для него поездка. Всего два дня, а он получил огромные деньги: двадцать унций золота за то, что отвёз за «железный занавес» молодую супружескую пару, и две тысячи фунтов за то, что вывез на Запад двух стариков. Джордж сменил мелодию и подумал вдруг об этих стариках, лежащих в тайнике. Это были русские евреи.
Лейкер никогда не задавал лишних вопросов подобным людям, но он всё же догадывался, что им не удалось легально эмигрировать из России, так что они каким-то образом пробрались в Чехословакию — может быть, по краткосрочной туристической визе. Да его это и не интересовало. Единственное, что его занимало, — это две тысячи фунтов, появившиеся на его банковском счёте в Швейцарии. Их внесли родственники стариков из Израиля или, может быть, какой-нибудь еврейский фонд поддержки соотечественников.
Супруги были в преклонном возрасте, но в то же время бодро настроены. Они с готовностью восприняли инъекции трепалина, как будто в вены им вводили чистое золото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Ты меня не обведёшь. Я же знаю, что ты не спишь, так что прекрати все это.
Он лёг на спину, больше не прикидываясь спящим. Шторы были плотными, так что в комнате стояла кромешная тьма. Минут через десять Мирек спокойно сказал:
— Аня, ничего, если я помастурбирую?
Она отпрянула в сторону, рукой пытаясь нащупать шнур. Наконец дотянулась до него и дёрнула. Мирек прикрыл глаза ладонью, чтобы защитить их от неожиданного яркого света. Из-под руки он сказал:
— Знаешь, ты просто-напросто не понимаешь многих вещей о мужчинах. Да это, собственно говоря, и неудивительно. Так что ты лучше послушай меня. Я очень возбуждён, и это понятно. А когда мужчина возбуждён, он затем получает либо облегчение, либо боль в яичках. Их ещё называют «орехи любовника». И сейчас со мной происходит как раз это. Так что я не могу заснуть.
Она внимательно посмотрела на него, задыхаясь от гнева, затем спустила ноги на пол и потянулась к подушке.
— Делай всё, что хочешь, животное! Я лично спускаюсь вниз и буду спать в кресле.
Он подвинулся к ней и сжал её руку.
— Нет-нет, не уходи! Я не стану этого делать.
Она попыталась высвободить свою руку, но он держал её очень крепко. Как бы извиняясь, он сказал:
— Аня, успокойся, я обещаю, что не стану этого делать и не стану к тебе прикасаться. Тебе не придётся спать в кресле. Если ты хочешь, я пойду вниз, но там я тоже не засну, потому что там холодно.
Она попыталась вырваться, но он не отпускал её:
— Аня, пожалуйста, не надо. Я не буду тебя трогать. Я клянусь памятью своей матери.
Он уже не прикрывал глаза. Она посмотрела в них и поверила ему.
Опять темнота и тишина в течение десяти минут. Затем опять раздался его голос:
— В этом нет ничего плохого. Просто старые заблуждения накладывают на это табу, но в общем-то мастурбация — это не такая уж и плохая вещь. Доктора, психиатры скажут тебе то же самое.
Она гневно зашептала:
— Ты же клялся именем своей матери!
— Я обещал не трогать тебя, и я не стану этого делать до тех пор, пока ты сама этого не захочешь.
Она заткнула уши, но его голова была очень близко и голос звучал совсем рядом:
— Ты никогда не пробовала этого? Лёжа на своей кровати в келье, опуская руку всё ниже и ниже, лаская себя пальцем?.. А может, ты пользовалась свечой?
Что-то в голове у неё взорвалось. Он почувствовал её неожиданное движение. Зажёгся свет, на миг опять ослепив его. Она стояла у кровати, рыдая от гнева и презрения к нему, тяжело дыша.
— Хорошо, хорошо! Ты хочешь увидеть обнажённую монашку? Хорошо!
Она нагнулась и подняла подол своей ночной рубашки сначала до талии, а затем сняла её через голову, швырнув на пол. Под ночной рубашкой Аня носила кружевной белый лифчик и маленькие голубые трусики. Она расстегнула лифчик на спине, бросив его тоже на пол. Голос у неё начал срываться:
— Ты хочешь увидеть голую монашку? Смотри же, смотри!
Она спустила трусики, вся дрожа, затем перешагнула через них и выпрямилась. Её грудь высоко вздымалась, в глазах у неё было бешенство.
— Смотри же, Скибор. Вот тебе обнажённое тело монашки, если это то, чего ты хотел. Хочешь его почувствовать? Почувствовать обнажённое тело монашки?
Аня обошла кровать и оказалась прямо перед ним. Она махнула на него рукой:
— Почувствуй тело монашки! Войди в тело монашки, если ты так хочешь этого!
Он опёрся на локти. В голове у него был полный беспорядок. То, чего он хотел, было в десяти сантиметрах от него. Он чувствовал её запах. Его глаза поднимались всё выше и выше. Возбуждение в нём возрастало. Свободная рука его, чисто инстинктивно, двигалась по её телу все выше: от живота к высоко вздымающейся груди. И тут взгляд его достиг её лица. По щекам девушки ручьями текли слёзы, рот был открыт, а губы дрожали так же, как и все тело. Её глаза были сужены и в них можно было видеть только нестерпимую боль. Сквозь слёзы Аня простонала:
— Делай, что хочешь, но, господи, перестань глумиться надо мной!
Его рука моментально упала, он повалился обратно на кровать и закрыл глаза руками так, как будто хотел остаться слепым на всю жизнь.
На рассвете лучи света проникли в комнату даже через плотные занавеси, неясно осветив кровать. Мирек лежал на правом боку, у самого края кровати. Аня лежала посередине, на левом боку, её рука покоилась у Мирека на талии. Они оба крепко спали.
Она проснулась через час после рассвета, слабо осознавая происходящее. Сквозь остатки сна Аня смутно поняла, что лежит рядом с Миреком. Она вся сжалась в комок и вспомнила, что ночь была достаточно холодной. Наверное, во сне она инстинктивно потянулась к теплу человеческого тела.
Сейчас Аня боялась даже пошевельнуться, ведь это могло разбудить его. В течение следующих десяти минут она пребывала в дрёме, но вдруг услышала из кухни снизу звон посуды. Медленно, очень аккуратно она убрала свою руку, тихо слезла с кровати и включила электропечь.
Пока она одевалась, он продолжал мирно посапывать. Уже у двери она посмотрела на него. Во сне он выглядел спокойным и даже с усами казался намного моложе своих лет. Ноздри слегка раздувались, когда он дышал. Аня смотрела на него минуту-другую, затем тихо открыла дверь и вышла.
Глава 14
Джордж Лейкер насвистывал за рулём. Его огромная «скания» неслась по шоссе в сторону Гате. Джордж насвистывал мелодию из любимой рок-оперы. Он слышал её ещё дома, в Мельбурне. Австралия была за многие тысячи километров от него, но он не скучал по своей родине.
Джордж насвистывал только тогда, когда ему было хорошо. А хорошо ему было только тогда, когда у него были деньги. Чем больше у него было денег, тем счастливее он был.
Это была особенно удачная для него поездка. Всего два дня, а он получил огромные деньги: двадцать унций золота за то, что отвёз за «железный занавес» молодую супружескую пару, и две тысячи фунтов за то, что вывез на Запад двух стариков. Джордж сменил мелодию и подумал вдруг об этих стариках, лежащих в тайнике. Это были русские евреи.
Лейкер никогда не задавал лишних вопросов подобным людям, но он всё же догадывался, что им не удалось легально эмигрировать из России, так что они каким-то образом пробрались в Чехословакию — может быть, по краткосрочной туристической визе. Да его это и не интересовало. Единственное, что его занимало, — это две тысячи фунтов, появившиеся на его банковском счёте в Швейцарии. Их внесли родственники стариков из Израиля или, может быть, какой-нибудь еврейский фонд поддержки соотечественников.
Супруги были в преклонном возрасте, но в то же время бодро настроены. Они с готовностью восприняли инъекции трепалина, как будто в вены им вводили чистое золото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96