Он подошел ближе к отцу, достал фонарик и направил его на кровать. Оба родителя спали на левом боку, спиной к нему, укрытые розовыми простынями. Несколько мгновений он освещал их плечи и затылки. Никто не пошевелился. Уоррен мысленно заметил их позы, потом положил фонарь на столик, лучом в сторону кровати.
Сначала убей отца, сказал ему Ясуда Гэннаи. Он сильнее и опаснее, чем мать. Если увидит, что ты напал на нее, обезумеет и будет драться, как десять дьяволов. Но если она увидит, что ее защитник мертв, то потеряет волю к сопротивлению и с ней будет легче справиться.
Кин-боси.
Уоррен схватил отца за седеющие волосы, рывком поднял голову от подушки и перерезал горло хлебным ножом, помня, как учил его комендант лагеря и дергая за волосы сильнее: рана расширилась и кровь потекла сильнее. Послышалось долгое громкое хрипение, это воздух вырывался из горла отца через рану, и Уоррен чуть не выпрыгнул из своей кожи.
Зашевелилась мать, потревоженная звуками смерти. Когда она перевернулась на спину, лицом к нему, Уоррен быстро переполз через окровавленное тело отца, оседлал мать, приставил кончик ножа к ее горлу и обеими руками надавил на рукоятку. Кровь хлынула с ужасающей силой, забрызгала ему руки и грудь, попала даже под платок, вымочив подбородок и шею. Мать резко дернула обеими ногами, и у нее внезапно опорожнился кишечник. Столь же быстро она расслабилась и умерла.
Уоррен слез с нее, пятясь отошел от кровати, крови, вони, сел на пол, стал смеяться и плакать одновременно, сам не зная почему. Он чувствовал себя измотанным, очень, ужасно усталым, хотелось спать. Но он еще не закончил.
Поднявшись с пола, он, выполняя приказ Ясуды Гэннаи, прошелся по всей спальне, разрезая подушки хлебным ножом, вытаскивая ящики бюро и оставляя их на полу, затем раскидал одежду из шкафов и книги. Все найденные деньги и драгоценности побросал в карман плаща. Пусть думают, что мотивом было ограбление, сказал ему Ясуда Гэннаи.
Уоррен разгромил каждую комнату на втором этаже, включая и ту, которая когда-то была его. Комнату оставили в точности такой же, ничего не изменилось — нечто вроде святыни, бейсбольная бита с перчаткой на прежнем месте, электрические поезда, хими-ческий набор и фотографии Уоррена в летнем лагере, на сцене в школьной пьесе с матерью у памятника Линкольну в Вашингтоне. При виде этой сентиментальной картины он на мгновение почувствовал себя виноватым и ужасно одиноким. Но все в этой комнате, этом доме принадлежало другому миру, другому времени. Даже Бог не может переделать прошлое. Вернуться назад нельзя.
Закончив в доме, Уоррен вышел через кухонную дверь и остановился во дворе, лицо он подставил теплому дождю. Он смотрел на беззвездное небо и думал — это то же небо, что и над Японией, хорошо бы я был там, с Ясуда-сан, мог прямо сейчас рассказать ему о том, что я сделал, а он сказал бы, что гордится мной… Уоррен чувствовал себя прекрасно, живым, энергичным. Давно он себя так не чувствовал.
Он пошел через двор, глубоко проваливаясь в грязь, а когда оказался на дороге, побежал — как бежал четыре года назад — к машине, стоявшей в липовой рощице, эта машина была для него первым этапом обратного пути в Японию.
* * *
Токио
30 августа 1945
Напряженный и сильно потеющий под полуденным солнцем, Уоррен Ганис последовал за Ясудой Гэннаи, его женой Рэйко и синтоистским священником в сарайчик коменданта лагеря. Маленькое помещение было набито лагерным персоналом, членами семьи Гэннаи, там пахло сигаретным дымом, пoтом, маринованным рисом и страхом. Когда Ясуда Гэннаи и Рэйко сели на два пустых стула, стоявшие в центре, Ясуда щелкнул пальцами и приказал офицеру уступить свой стул Уоррену. Когда стул поставили слева от Ясуды, Уоррен благодарно склонил голову, понимая, что это не только любезность, но и выражение презрения к военным, по вине которых Япония потерпела такое ужасное поражение.
Две недели назад страна сдалась американцам. Официальное подписание капитуляции, однако же, было назначено на восемь утра 2 сентября, на борту американского линкора «Миссури» в Токийском заливе. Сегодня 11-я военно-воздушная дивизия американской армии должна была высадиться на аэродроме Ацуги. Сегодня же 4-й полк морской пехоты высадится в морской базе в Йокосуке. До американской оккупации оставались какие-то часы.
Уоррен второй раз появился в тюремном лагере после возвращения из Америки, и семья Гэннаи опять встретила его как героя. Он видел вырезки из американских газет, где, как и предсказывал Ясуда, убийство м-ра и миссис Ганис приписывалось неизвестному лицу или лицам. Мотивом, судя по всему, было ограбление. Этот кровавый эпизод, говорилось в прессе, явился последней главой трагедии, которая началась четыре года назад с исчезновения Уоррена Ганиса, единственного ребенка Стивена и Люсиллы. До сих пор не известно, сбежал мальчик или его похитили.
Ясуда Гэннаи сказал, что теперь путь чист, Уоррен может спокойно вернуться в Америку, принять контроль над газетами отца и выполнять свою роль боевого авангарда «Мудзин» в грядущей войне с Америкой. Кин-боси. На этот раз, заверил его Ясуда, Япония будет воевать мудрее.
Уоррен слушал, как он рассказывает семье о последней встрече с императором несколько дней назад, на встрече присутствовали и гражданские, и военные лидеры. Гражданские хотели мира, а военные, чему никто не удивился, настаивали на продолжении войны. Сдаваться они не желали, сказал Ясуда, несмотря на постоянные поражения, несмотря на то, что русские перебили в Манчжурии семьсот тысяч солдат, даже несмотря на ужасное новое оружие американцев, атомную бомбу, уничтожившую Хиросиму и Нагасаки. Даже непробиваемого Ясуду Гэннаи потрясла атомная бомба. Уоррен считал ее невероятно страшной. Его ум отказывался принять такую информацию.
В конце, продолжал Ясуда, императору, небритому, исхудавшему, с сединой в волосах, сказали, что теперь лишь он один может решить, продолжать ли бои или сдаться. Ни генералам, ни политическим экстремистам не будет позволено оказывать на него давление.
«Невыносимое придется вынести, — сказал император. — Война должна прекратиться».
* * *
В конторе коменданта лагеря Ясуда Гэннаи сообщил, что Уоррен скоро вернется в Америку и будет работать там в пользу «Мудзин» и всей Японии. Однако остается еще одна необрезанная нить. Военнопленные. Они должны умереть, ибо каждый из них может опознать Уоррена как предателя, сотрудничавшего с врагом.
Наступило долгое молчание.
— Со всем уважением, Гэннаи-сан, — нарушил его комендант, — но я должен усомниться в таком приказе. Наш император сказал, что война кончена. Убить заключенных означает ослушаться его, а это серьезное дело для меня и остальных в этой комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135