Как мы можем пойти против того, кто представляет Бога на земле?
Ясуда Гэннаи задумался на несколько мгновений, приглаживая складку на правой штанине, затягивая молчание.
— Этот лагерь не мог бы возникнуть без поддержки императора. Он знает, как важна наша работа для выживания Японии. Знает, что если нет будущего у «Мудзин», то и у Японии тоже нет. Сила нашей священной нации — это сила дзайбацу. Только они могут обеспечить богатство, принести которое не смогли японские армии. Японии сейчас противостоят объединенные враждебные силы Америки, России, Китая и Великобритании. Давайте спросим себя — будут ли они милостивы в победе?
Он поднялся со стула, голос его стал громче.
— Будут ли они милостивы в победе? Думаю, нет. Это ведь те же самые люди, чья военная пропаганда объявила нас извращенной карликовой нацией, нацией полулюдей, погрязших в кровопролитии и пытках. Так не лучше ли нам рассчитывать только на себя, а не на тех, кто нас презирает? Вспомним нашу цель, ради которой был создан этот лагерь — стать такими же промышленно продуктивными, как наш американский враг. Но это не будет достигнуто, если Уоррен-сан не сможет вернуться в Соединенные Штаты и жить там спокойно, не боясь возмездия со стороны своих соотечественников. Согласимся мы в этом, тогда согласимся и в том, что пленных следует ликвидировать. Ибо: их жизни против жизней Уоррена и всей нашей нации.
Комендант опустил глаза в пол.
— Я в вашем распоряжении, Гэннаи-сан.
Ясуда Гэннаи положил руку коменданту на плечо, затем сделал знак синтоистскому священнику, беловолосому беззубому старику в заношенном шафранного цвета халате. Священник шаркающей походкой приблизился к Гэннаи и начал помахивать своим гохэй, священным жезлом с полосками белой бумаги, направо и налево, освобождая комнату от грехов и всего нечистого. Уоррен, склонив голову, закрыв глаза, держал руку под пиджаком на 8-миллиметровом пистолете «намбу», который подарил ему Ясуда Гэннаи на день рождения. Большим пальцем он поглаживал свои инициалы, выгравированные золотом на ореховой рукоятке, чувствовал он себя взвинченным, его мучил страх перед будущим, а больше всего он злился на так называемых Союзников, за то что они погубили Японию и его жизнь здесь.
Когда священник закончил и отошел в сторону, Ясуда Гэннаи отдал свои приказания. Члены его семьи примут участие в уничтожении пленных, по справедливости бремя убийства должны разделить все. Пулеметы уже были установлены в южном конце лагеря. Уоррен, Рэйко и несколько стражников должны немедленно отправиться в женский барак и отвести заключенных к месту казни.
* * *
В женском бараке Уоррен остановился у нижних нар, где лежала исхудавшая Касс Ковидак, она смотрела на него лихорадочным от болезни взглядом. Кожа у нее была в пятнах и нарывах, она уже ходить не могла, но ей доставало сил проявлять пренебрежение к нему. Солнечный свет, проникавший в окно позади Уоррена, отбрасывал его тень на тело женщины, скрывая ее лицо — но не голос. Голос звучал из темноты, колол его будто игла, и он знал, что не обретет покоя, если она останется жива.
— Мы победили, а вы проиграли, — хрипло проговорила она. — Ты проиграл, испуганный маленький человечек. Пришел наконец день расплаты, и я очень хочу увидеть, как тебя повесят. — Она закашлялась, отхаркивая кровь.
Уоррен подумал — она знает мой секрет. Знает, что я боюсь и всю жизнь пытаюсь доказать, что это не так. Она сильнее него, на ее месте он бы давно сломался. Он чувствовал, каким отвратительным должен ей казаться — и все из-за страха.
Он выстрелил ей в голову три раза. И, он сам не знал почему, убив ее, Уоррен опечалился больше, чем когда убил своих родителей. Стоял к смотрел на труп, не замечая, как Рэйко Гэннаи и стражники выгоняют из барака плачущих, кричащих женщин, угрожая им стволами.
Через два дня американские войска нашли тайный тюремный лагерь и Уоррена Ганиса, единственного выжившего среди восьмидесяти восьми мужчин и женщин, все западного происхождения и преимущественно американцы. Больше в лагере никого не было, допросить некого: персонал и стража разбежались, утащив документы — а часть документов они сожгли на месте.
Уоррен сказал, что ему удалось спастись, так как он притворился, будто в него попала пуля, и он упал в неглубокую могилу вместе с другими пленными, которым не так повезло. Все это время он провел в ужасе и сам не понимает, как сумел остаться живым. Насколько ему известно, заключенных убили для того, чтобы они не смогли выступить на возможных процессах над военными преступниками. А только белые содержались здесь потому, сказал Уоррен, что лагерь был задуман как обменный материал: важные люди с Запада на высокопоставленных японских военнопленных. Почему-то из этой идеи ничего не получилось, и заключенные оказались ненужными. Сам Уоррен уцелел только благодаря удаче.
Он признался, что года четыре назад убежал из дома. Спрятавшись на борту японского грузовика, отходившего из Нью-Йорка, он попал таким образом в Японию, где и провел всю войну как пленный. Детская выходка, разумеется, но он за нее заплатил уже много раз. Больше ему сказать нечего.
Глава 6
Англия
Август 1985
Лорд Оливер Ковидак стоял рядом со своим котом в кухне — жил он в переделанной конюшне пятнадцатого века, и кухня была не очень большая. Кот и он подходили друг другу: оба круглолицые и седые, с коротким плотным телом, из ушей волосы торчат. В свои шестьдесят восемь лет, все еще неугомонный, Ковидак, на лице которого выделялись большой нос и мешки под глазами, был младшим из них двоих. Коту, звавшемуся Эдвин Друд, было двенадцать, для кошек это преклонный возраст.
Старость нисколько не смягчила вредный характер м-ра Друда. В начале их совместной жизни Ковидак пытался научить кота послушанию. Да и хорошо бы и подлизывался немного. Какое там… Зря время потратил. Кошки, будь они прокляты, существа независимые и неблагодарные. Ковидак не смог подчинить зверушку, не смог потому, что они с м-ром Друдом были слишком похожи. Оба с сильным духом, непокорным. Оба по натуре одиночки. Оба охотники, из той породы, что подбирается к жертве украдкой.
Сегодня Ковидак готовил м-ру Э. Друду особый обед по случаю пятницы: полусваренная куриная печень, нарезанная на мелкие кусочки, затем смешанная с сырыми яичными желтками, столовая ложка пива и немного ячменя. Отвратительно, если не сказать больше. А м-ру Друду этот ужас нравился больше мышей.
Приготовляя по пятницам жуткую смесь, Ковидак всегда надевал резиновые перчатки и жалел лишь о том, что противогаза у него нет. Запах, возносившийся над обедом кота, придавал новое значение слову «зловонный». Но, в конце концов, почему бы не побаловать зверюгу, у которой давно наступила зима жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Ясуда Гэннаи задумался на несколько мгновений, приглаживая складку на правой штанине, затягивая молчание.
— Этот лагерь не мог бы возникнуть без поддержки императора. Он знает, как важна наша работа для выживания Японии. Знает, что если нет будущего у «Мудзин», то и у Японии тоже нет. Сила нашей священной нации — это сила дзайбацу. Только они могут обеспечить богатство, принести которое не смогли японские армии. Японии сейчас противостоят объединенные враждебные силы Америки, России, Китая и Великобритании. Давайте спросим себя — будут ли они милостивы в победе?
Он поднялся со стула, голос его стал громче.
— Будут ли они милостивы в победе? Думаю, нет. Это ведь те же самые люди, чья военная пропаганда объявила нас извращенной карликовой нацией, нацией полулюдей, погрязших в кровопролитии и пытках. Так не лучше ли нам рассчитывать только на себя, а не на тех, кто нас презирает? Вспомним нашу цель, ради которой был создан этот лагерь — стать такими же промышленно продуктивными, как наш американский враг. Но это не будет достигнуто, если Уоррен-сан не сможет вернуться в Соединенные Штаты и жить там спокойно, не боясь возмездия со стороны своих соотечественников. Согласимся мы в этом, тогда согласимся и в том, что пленных следует ликвидировать. Ибо: их жизни против жизней Уоррена и всей нашей нации.
Комендант опустил глаза в пол.
— Я в вашем распоряжении, Гэннаи-сан.
Ясуда Гэннаи положил руку коменданту на плечо, затем сделал знак синтоистскому священнику, беловолосому беззубому старику в заношенном шафранного цвета халате. Священник шаркающей походкой приблизился к Гэннаи и начал помахивать своим гохэй, священным жезлом с полосками белой бумаги, направо и налево, освобождая комнату от грехов и всего нечистого. Уоррен, склонив голову, закрыв глаза, держал руку под пиджаком на 8-миллиметровом пистолете «намбу», который подарил ему Ясуда Гэннаи на день рождения. Большим пальцем он поглаживал свои инициалы, выгравированные золотом на ореховой рукоятке, чувствовал он себя взвинченным, его мучил страх перед будущим, а больше всего он злился на так называемых Союзников, за то что они погубили Японию и его жизнь здесь.
Когда священник закончил и отошел в сторону, Ясуда Гэннаи отдал свои приказания. Члены его семьи примут участие в уничтожении пленных, по справедливости бремя убийства должны разделить все. Пулеметы уже были установлены в южном конце лагеря. Уоррен, Рэйко и несколько стражников должны немедленно отправиться в женский барак и отвести заключенных к месту казни.
* * *
В женском бараке Уоррен остановился у нижних нар, где лежала исхудавшая Касс Ковидак, она смотрела на него лихорадочным от болезни взглядом. Кожа у нее была в пятнах и нарывах, она уже ходить не могла, но ей доставало сил проявлять пренебрежение к нему. Солнечный свет, проникавший в окно позади Уоррена, отбрасывал его тень на тело женщины, скрывая ее лицо — но не голос. Голос звучал из темноты, колол его будто игла, и он знал, что не обретет покоя, если она останется жива.
— Мы победили, а вы проиграли, — хрипло проговорила она. — Ты проиграл, испуганный маленький человечек. Пришел наконец день расплаты, и я очень хочу увидеть, как тебя повесят. — Она закашлялась, отхаркивая кровь.
Уоррен подумал — она знает мой секрет. Знает, что я боюсь и всю жизнь пытаюсь доказать, что это не так. Она сильнее него, на ее месте он бы давно сломался. Он чувствовал, каким отвратительным должен ей казаться — и все из-за страха.
Он выстрелил ей в голову три раза. И, он сам не знал почему, убив ее, Уоррен опечалился больше, чем когда убил своих родителей. Стоял к смотрел на труп, не замечая, как Рэйко Гэннаи и стражники выгоняют из барака плачущих, кричащих женщин, угрожая им стволами.
Через два дня американские войска нашли тайный тюремный лагерь и Уоррена Ганиса, единственного выжившего среди восьмидесяти восьми мужчин и женщин, все западного происхождения и преимущественно американцы. Больше в лагере никого не было, допросить некого: персонал и стража разбежались, утащив документы — а часть документов они сожгли на месте.
Уоррен сказал, что ему удалось спастись, так как он притворился, будто в него попала пуля, и он упал в неглубокую могилу вместе с другими пленными, которым не так повезло. Все это время он провел в ужасе и сам не понимает, как сумел остаться живым. Насколько ему известно, заключенных убили для того, чтобы они не смогли выступить на возможных процессах над военными преступниками. А только белые содержались здесь потому, сказал Уоррен, что лагерь был задуман как обменный материал: важные люди с Запада на высокопоставленных японских военнопленных. Почему-то из этой идеи ничего не получилось, и заключенные оказались ненужными. Сам Уоррен уцелел только благодаря удаче.
Он признался, что года четыре назад убежал из дома. Спрятавшись на борту японского грузовика, отходившего из Нью-Йорка, он попал таким образом в Японию, где и провел всю войну как пленный. Детская выходка, разумеется, но он за нее заплатил уже много раз. Больше ему сказать нечего.
Глава 6
Англия
Август 1985
Лорд Оливер Ковидак стоял рядом со своим котом в кухне — жил он в переделанной конюшне пятнадцатого века, и кухня была не очень большая. Кот и он подходили друг другу: оба круглолицые и седые, с коротким плотным телом, из ушей волосы торчат. В свои шестьдесят восемь лет, все еще неугомонный, Ковидак, на лице которого выделялись большой нос и мешки под глазами, был младшим из них двоих. Коту, звавшемуся Эдвин Друд, было двенадцать, для кошек это преклонный возраст.
Старость нисколько не смягчила вредный характер м-ра Друда. В начале их совместной жизни Ковидак пытался научить кота послушанию. Да и хорошо бы и подлизывался немного. Какое там… Зря время потратил. Кошки, будь они прокляты, существа независимые и неблагодарные. Ковидак не смог подчинить зверушку, не смог потому, что они с м-ром Друдом были слишком похожи. Оба с сильным духом, непокорным. Оба по натуре одиночки. Оба охотники, из той породы, что подбирается к жертве украдкой.
Сегодня Ковидак готовил м-ру Э. Друду особый обед по случаю пятницы: полусваренная куриная печень, нарезанная на мелкие кусочки, затем смешанная с сырыми яичными желтками, столовая ложка пива и немного ячменя. Отвратительно, если не сказать больше. А м-ру Друду этот ужас нравился больше мышей.
Приготовляя по пятницам жуткую смесь, Ковидак всегда надевал резиновые перчатки и жалел лишь о том, что противогаза у него нет. Запах, возносившийся над обедом кота, придавал новое значение слову «зловонный». Но, в конце концов, почему бы не побаловать зверюгу, у которой давно наступила зима жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135